— Стало быть, — заключил Антоний, — под землей скорее всего течет река, воды которой кое-где выходят на поверхность.
— Может, и так, — не стал спорить Паньят. — Но в предании говорится, будто бы самый первый на свете караванщик поведал одному джинну, где отыскать самую прекрасную джинну в мире, а в награду за это джинн выкопал для него несколько колодцев на пути отсюда до северного края пустыни. Вокруг этих колодцев якобы и выросли оазисы.
— Красивая легенда, — сказала Балкис. — Мне она нравится не меньше, чем предположение о подземной реке. — Девушка встала, стряхнула в ладоней песок и подняла с песка «лыжную палку». — Но давайте трогаться. Не хотелось бы, чтобы рассвет застиг нас далеко от одного из тех оазисов, про которые ты говоришь, Паньят.
Странники продолжили путь, и хотя передвигались они довольно медленно, все же вышли к первому оазису тогда, когда на востоке зарозовела заря. Там они умылись, наполнили свежей водой бурдюки и позавтракали сухарями и солониной. Паньят только качал головой, глядя на своих спутников, да нюхал яблоко. Во время еды все трое по очереди рассказывали разные истории, и Балкис с восхищением отметила, что речь Антония легко и естественно постепенно приобрела ритмичность и расцветилась рифмами. Еще до того, как взошло солнце, странники уснули в тени под пальмами и проспали весь день.
Встали на закате, поели и пустились в ночное странствие. Так и шли они от одного оазиса к другому. Порой дорога выходила долгой, и две ночи подряд спутники ночевали посреди песков. Антоний и Балкис обменивались испуганными взглядами: воды оставалось совсем мало. Но Паньят всякий раз успокаивал их и выводил к очередному оазису не позднее зари третьего дня.
Однако питаниец заметил их тревогу, и когда они остановились на привал в четвертом оазисе, сказал:
— Нынче поспите подольше, а когда солнце сядет, я вам покажу, как раздобыть пропитание в пустыне.
— Где же тут его раздобыть? — удивленно спросил Антоний и обвел взглядом пески, окружавшие оазис.
— Увидите, — пообещал Паньят. — Сейчас рассказывать не стану — вы все равно мне не поверите.
Он оказался прав: Балкис и Антоний действительно не поверили бы ему. Они поначалу не восприняли питанийца всерьез, когда он показал им, как плести сети-корзинки из пальмовых волокон, как их прятать под песок, чтобы один край, связанный наподобие ручки, торчал снаружи. Когда «ручка» одной из ловушек задрожала, Паньят крикнул:
— Есть! Тяните!
Антоний изо всех сил потянул за ручку. Как только край корзинки показался над поверхностью песка, Балкис ухватилась за него и помогла другу тянуть. Наконец корзинка была вытянута, а в ней оказалось странное существо — плоское, мясистое, длиной с фут, толщиной с дюйм и шириной в четыре дюйма, с обоих концов заостренное. Оно билось и металось внутри ловушки.
— Хватайте ее за хвост! — распорядился Паньят.
— Это с какого конца? — в растерянности крикнул Антоний.
— С того, где глаз нету! — ответила Балкис и все сделала так, как велел Паньят.
Ей пришлось держать добычу обеими руками. Антоний нагнулся, готовясь схватить пойманное существо, если то выскользнет, но оно вскоре перестало дергаться. Только тогда юноша разглядел два пятнышка, более темных, чем все тело странного создания. Даже теперь он вряд ли бы назвал эти пятнышки глазами.
— Когда их вот так подвесишь, они почему-то замирают, — объяснил Паньят. — Теперь можете отрубить ей голову, поджарить на углях и съесть.
Сам он с содроганием отвернулся.
Балкис сострадательно посмотрела на него, а Антоний рассудительно заметил:
— В отличие от него, нам есть нужно.
Он решительно забрал у Балкис добытое животное и занялся его разделкой и приготовлением.
С раннего детства, с той поры, когда Балкис спасли русалки, из благодарности и уважения к водным духам, она не ела рыбы.
— Как эти звери называются? — спросил Антоний Паньята, когда готовящаяся еда начала издавать аппетитный аромат.
— Торговцы называют их песчаными рыбами, — ответил питаниец, сидевший спиной к костру. — В конце концов, если это — песчаное море, то почему здесь не могут водиться рыбы? Примерно через час после заката они выбираются ближе к поверхности песка. Только тогда их и можно поймать, потому что днем они ползают слишком глубоко.
«Рыба» оказалась на удивление вкусной — с привкусом чабреца и дыма. Правда, дымом могло пахнуть от сухих пальмовых волокон, которыми путники воспользовались для костра. С тех пор каждую ночь Балкис и Антоний ловили по три-четыре рыбины и обнаружили, что их — несколько видов: от половины фута в длину до двух, и при этом рыбы были различны на вкус. Оказалось, что люди — не единственные, кто питался этими созданиями: в желудках у более крупных они порой находили рыбок помельче. Паньят упорно отказывался даже глядеть на добычу — до тех пор, пока юноша и девушка не заверяли его в том, что кушанье готово. Полоски поджаренного мяса столь отдаленно напоминали рыбу целиком, что питаниец мог более или менее спокойно наблюдать за тем, как его спутники едят, и не думать, откуда взялась эта пища.
В пятом оазисе странников ждала беда. Озеро под пальмами буквально кишело водяными змеями. Балкис испуганно закричала и попятилась. Антоний подбежал к озеру, увидел змей и побледнел.
— Скорее назад! Они могут выползти на сушу!
Все трое быстро отошли от озера и долго стояли и смотрели, но змеи, похоже, чувствовали себя совсем неплохо в родной стихии: они то сворачивались в кольца, то совершали броски и лакомились своими меньшими собратьями.
— Как же мы наберем воды? — в отчаянии проговорила Балкис.
— Не получится, — поджав губы, ответил Антоний. — Их так много, что какая-нибудь непременно цапнет за руку, как только кто-нибудь из нас опустит в воду бурдюк. А вдруг они ядовитые! И вода может быть отравлена — только из-за того, что они в ней живут.
Паньят в страхе и изумлении смотрел на озеро.
— Когда в прошлом году я проходил через этот оазис с караваном, никаких змей тут и в помине не было!
Балкис обернулась к нему, задумчиво прищурилась.
— Кто-то мог выпустить в озеро самца и самку, — сказала она через пару секунд, — но за год от одной самки никак не могло народиться такое потомство! Кто-то нарочно заселил это озеро змеями!
