— У меня получится, не переживай, — ласково улыбнулся Антоний и произнес нараспев: — Колчан свой вышитый достал… Ну вот, теперь начинай новую строфу.
Новую строфу? Но что же там могло быть дальше? «Достал колчан»… И что? Но тут Балкис вспомнила, что первую строку новой строфы не надо было рифмовать с предыдущей. Она могла закончить строчку любым словом, а уж рифма оставалась для Антония. Хитро усмехнувшись, Балкис произнесла:
— Он… на зеленый луг… ступил…
— Чтоб след олений отыскать! — выпалил Антоний. — Вот видишь — это совсем просто!
«Тебе, может, и просто», — сердито подумала Балкис, только теперь вспомнив о том, что не вторая строка должна была рифмоваться с первой, а третья, доставшаяся ей. «Ступил», «ступил»…
— Потом он речку переплыл! — воскликнула Балкис, радуясь найденной рифме.
— И долго-долго… — проговорил Антоний и задумался.
В конце концов они с горем пополам закончили эту строфу и начали новую. У Балкис, как обычно, сносно получались первые и промежуточные строки, но последние приводили в отчаяние. Выручив ее три раза подряд, Антоний милостиво проговорил:
— Если хочешь, возьми на этот раз вторую строчку.
— О нет! — возразила Балкис. — Тебе так редко выпадает такая возможность!
— Промежуточные строчки мне тоже редко достаются, — успокоил ее Антоний. — Так что пусть на мою долю останутся третья и последняя. Я же «белоручка» — так меня братья называют.
— Вовсе ты не белоручка! Ты намного лучше! — горячо воскликнула Балкис.
Антоний пристально посмотрел на нее, и от его взгляда девушке стало неловко, захотелось отвернуться, но она выдержала.
— Никогда не пытайся пересмотреть кошку, — предупредила она.
Антоний весело рассмеялся, и его смех словно бальзамом пролился на сердце Балкис.
— А я уставился на тебя, да? — проговорил он. — Прости, красавица. Но если ты думаешь, что я лучше, я и буду лучше!
«Ну ладно, — решила Балкис. — Первые строчки — это для него награда, которой он так долго был лишен. А уж когда поэма начата, какая разница? Разве только что первая строка не требует рифмовки».
— Хорошо, — кивнула она. — Говори первую строчку. Пусть Рустам уже начнет в конце концов охотиться.
— Тогда тебе — вторая строчка, — усмехнулся Антоний. — Скажи, что он отправился туда, где никогда не бывал прежде.
Стегоман набрал высоту и, найдя восходящий тепловой поток, взлетел еще выше. Мэт огляделся по сторонам, но стройной красной драконихи и след простыл. Тогда он посмотрел вперед и увидел за горами светло-бежевую полосу.
— Впереди — южная пустыня, — предупредил он Стегомана.
— По возможности буду лететь как можно выше, — отозвался дракон. — Но воздух над пустыней не даст восходящих потоков до полудня.
Мэт намек понял: до полудня посадки не будет, если только не возникнет экстренная ситуация.
Стегоман действительно летел на большой высоте, и поверхность пустыни отсюда казалась похожей на скомканный лист железа. Наконец до Мэта дошло, что эти складки — песчаные дюны, барханы. Примерно через час дракон пересек длинную белесую линию, тянувшуюся с юга к северным горам.
— Лети вдоль этой линии! — крикнул Мэт Стегоману. — Это дорога!
— Кому могла понадобиться дорога, когда местность такая ровная — плоская, как блин? — проворчал Стегоман, но просьбу Мэта исполнил — развернулся и полетел вдоль дороги. Мэт хотел было поразглагольствовать относительно зыбучих песков, ых камней и прочих причин прокладки дороги по пустыне, но ограничился тем, что сказал:
— Спасибо.
Когда солнце поднялось повыше и песок прогрелся, Стегоман немного снизился, уверенный в том, что восходящие потоки нагретого воздуха поддержат его и позволят легко снова набрать высоту. Было уже недалеко до полудня, когда Мэт разглядел на дороге вереницу движущихся точек.
— Люди! — воскликнул он.
— Если я правильно тебя понял, — со вздохом проговорил дракон, — ты хочешь совершить посадку и задать им пару-тройку вопросов.
— Надеюсь, ты не возражаешь?
— Нисколечко не возражаю — тем более если поблизости бродит какой-нибудь лишний козлик.
Стегоман заложил вираж и пошел на посадку.
Как обычно, дракон предпочел не пугать людей и потому приземлился за барханом примерно в четверти мили от дороги. Мэт забрался на гребень бархана всего за десять минут, но и этого времени хватило, чтобы он чуть не лишился чувств от обезвоживания.
Странники ехали верхом на верблюдах и вели в поводу еще несколько верблюдов, навьюченных товарами. И люди, и животные, естественно, напугались, увидев над головами дракона. Теперь караван остановился, и странники уставились на Мэта. На них были длинные белоснежные муслиновые балахоны и широкие штаны. Такая одежда более или менее хорошо защищала от солнца, была просторна и легка.
— Мир вам! — крикнул Мэт, поднял руку и решил, что будет вести разговор на языке Мараканды.
— Мир и тебе! — ответил седобородый старик, подняв руку в ответ.
— Я ищу девушку.
— Кто в твоем возрасте не ищет? — хмыкнул старик, и возле его глаз залегли смешливые морщинки.
Мэт усмехнулся:
— Не в том смысле. Я ее учитель, а она исчезла.
— Не пришлась по душе твоя наука? — спросил с улыбкой молодой караванщик.
Только этого Мэту не хватало — целый караван юмористов.
— Похоже, она решила, что выучилась всему, чему хотела, вот и ушла. Может, она и вправду усвоила всю мою науку, но все равно я за нее волнуюсь. Вы не видели в этих краях одинокую девушку?
— Не видели, — ответил молодой караванщик. — А то бы заметили.
— Вот-вот, заметили бы — и только, — сказала молодая женщина, встала рядом с ним и одарила взглядом, острым, как клинок. — Если, конечно, хотели бы спокойно спать по ночам.
— Не тревожься. — Молодой человек сжал руку женщины. — Я бы, скажем, ее заметил, а потом тебя бы позвал, чтобы ты с ней поговорила — вот и все.
Взгляд женщины стал более сдержанным, но все равно было видно, что она сердится.
Мэту тоже стало неловко. Он думал о том, что со стороны Балкис было бы большой глупостью странствовать в обличье хорошенькой девушки.