– Он набросился на Некроманта с простым мечом, что это, как не самовредительство? – промолвил он ровным тоном и уголки его губ поползли вверх. Мне вновь захотелось врезать этому наглецу.
– Зачем ты пришел? Не похоже, что отец рад видеть старого друга, – процедила я, справляясь с последней веревкой.
Некромант подошел к камину и стал разжигать огонь. Сухие ветки быстро поддались, в комнате запахло древесиной.
– Как я уже говорил, твой отец мне кое-что задолжал.
Среди пляшущих теней Некромант, облаченный в черное, выглядел будто темное божество. Он стоял неподвижно, как изваяние, скрестив руки на груди, и с привычной ухмылкой смотрел на меня. На мгновение мне показалось, что в его зрачках тоже пляшут огни.
– Оставь ее. Забирай что хочешь и уходи, – наконец подал голос отец.
– Так не пойдет, – ответил Некромант и задрал рукав. На его руке от кисти до локтя виднелась черная татуировка. Я знала, что она означает, но никак не могла сложить факты. – Наш договор скреплен магией Семи. Не выполнив его ты умрешь, старик.
Отец потирал уставшие и затекшие кисти. Он выглядел не просто печальным, на его лице отчетливо читалась скорбь. Такое выражение бывает у него, когда мы приходим на могилу матери. Он будто постарел лет на десять. Отец не смотрел в мою сторону, будто меня здесь нет, он сцепился взглядом с Некромантом. «Никогда не поворачивайся к ним спиной», – мысленно повторила я.
– Отец, просто отдай ему что должен! – не выдержав, вмешалась я.
– Вообще-то, он должен мне тебя, – сухо сказал Некромант.
И тут все встало на свои места. Он спас меня. Зачем Некроманту было бы спасать деревенскую девчонку от упыря? Его татуировка – договор о сватовстве, она проявляется по достижению совершеннолетия. Мне еще нет восемнадцати, но ему явно больше двадцати. Внутри все похолодело. Я обещана Некроманту? Мне дико захотелось надеть маску, но я потеряла ее в лесу.
– Никогда, – сквозь зубы процедила я. – И за что же Вы продали меня, отец? Что дали тебе его родители?
Отец зажмурился и открыл рот, но с его губ не слетело ни звука.
– Даже если захотим, ни он, ни я не сможем тебе рассказать до свершения Венчания, – сказал Некромант. – Когда тебе восемнадцать?
Я сжала кулаки. Ногти впивались в ладони, зубы поскрипывали от злости. Я не могла вымолвить и слова, даже задержала дыхание. Что все это значит? Невеста Некроманта? Кто угодно, только не я. Все знают, как жестоки эти… существа. Для них ни жизнь, ни смерть ничего не значат, ведь они могут поднять мертвого и даже привести его во вполне приличный вид, если его тело не сильно разложилось. Вот только воскрешённый будет выполнять все приказы и поручения Некроманта. И кто пойдет против него? Кто вступится за меня? Мышцы налились кровью, на лбу проступил холодный пот, мне не хватало воздуха. Я оперлась рукой на стол издав нервный смешок. Чуть подернув плечами, все же нашла в себе силы выпрямиться.
– Ты правда собираешься на мне жениться? – спросила я.
– Да.
– Посмотри на меня. Я – уродина. Жаба Мег, так меня называли. Зачем я тебе?
Некромант встал и подошел ко мне. Его походка напоминала движения ласки, в ней угадывались сила и ловкость. Некромант взял меня за плечи.
– У тебя нет выбора, маленькая лисичка, иначе твой отец умрет.
Отец вырвал меня из цепких лап монстра, что имел облик прекрасного юноши.
– Это моя ошибка, моя вина. Я готов отдать жизнь, но моя девочка, моя дочь пусть живет счастливо. Отпусти ее.
Мне показалось, еще миг и Некромант заберет его жизнь вместо моей.
– Нет! – закричала я. Во рту пересохло, глаза застилала пелена слез. – Я пойду с тобой. Пойду.
Некромант вновь протянул руку, и я ее приняла. Отец набросился на него, но Некромант с легкостью перехватил его кисть, завернув руку ему за спину. Отец брыкался и кричал что никогда меня не отпустит. Он умолял его передумать. Мне было больно видеть его таким, сердце разрывалось на тысячу частей. Но я не могла позволить ему умереть.
– Ей еще нет восемнадцати, – вдруг сказал отец. – Она должна жить в родительском доме.
Некромант задержал на мне серьезный взгляд с прищуром, а затем взглянул на отца.
– Ты прав. Когда ей восемнадцать?
– Через два месяца. В день зимнего солнцестояния, – ответила я вместо отца.
Некромант нехотя отпустил мою руку. Если бы я не знала, какой монстр скрывается под миловидной внешностью, мне бы показалось, что он расстроился. Он прикоснулся холодной ладонью к моей левой щеке и провел большим пальцем по бугоркам шрамов. Мое тело одеревенело.
– Ты не должна прятать лицо за маской. Наши шрамы показывают то, как нелегко нас убить. Они не дают забыть о прошлом, но учат жить с ним.
– Обойдусь без советов Некроманта с идеально ровной кожей, – вымолвила я и дернула головой, сбросив его руку.
Некромант засмеялся.
– Меня зовут Торлазар. Через два месяца наш договор вступит в силу. Надеюсь, маленькая лисичка будет мудрой и не попытается вновь сбежать.
– А меня зовут Мег, запомни наконец, – пробурчала я.
Когда Некромант покинул дом, я пыталась расспросить отца об их договоре, но он молчал, и молчание это меня убивало. Я не могла уснуть, мне снились кошмары, но теперь помимо факелов, теней, Луны и бальзамического запаха, в них был Некромант. Проснувшись в холодном поту, я спустилась в кухню за водой и обнаружила на кухонном столе свой охотничий нож и деревянную маску лисицы, разукрашенною уже выцветшими красками. Лишь на миг задумавшись, я надела ее.
Глава 4. Ценности
***
Дороже всяких благ бывает слово,
Что сказано с крупицею добра…
***
Торлазар поселился в Сигрии в доме Гаспара, что владел небольшой лавкой с изделиями из кожи и меха, которые изготовлял своими руками. Отец часто продавал ему шкуры после охоты. Местные ремесленники платят купцам меньшую плату, нежели люди в больших городах, потому отец частенько присоединялся к торговым караванам и отправлялся в путешествия, оставив меня с Крисфиной. Путешествовать в торговом караване было намного безопаснее, чем в одиночку. Торговцы нанимали стражу, к тому же, большинство нечисти не сунется к большим компаниям. Им проще выслеживать одиноких путников да потерявшихся детей. И все равно я волновалась каждый раз, когда отец покидал дом.
За последний месяц мы с ним отдалились друг от друга. Он не хотел говорить о Некроманте, но как безумный искал способы избавить меня от договора. Отец мало спал и мало ел. Он штудировал сотни писаний и посещал ведьм и колдунов, но все они как один говорили, что договор о сватовстве самый сильный и снять его может лишь смерть. Притом, если отец умрет до исполнения обряда венчания, ответственность за исполнение перейдет на меня. Отец предлагал мне вновь бежать, но я отказалась. Он даже пытался опоить меня снотворным и увезти силой, но я учуяла маковый запах в своем чае. Тогда мы вновь поссорились.
– О чем задумалась? – Крисфина хлопотала на кухне, пока я ковырялась в порции блинчиков с лимонным джемом. У нас на окне растет лимонное дерево, мое любимое. Я ухаживаю за ним сама. Отец как-то сказал, что я уже пропиталась запахом лимонов.
У меня, как и у отца, пропал аппетит. Крисфине мы решили пока ничего не говорить, волнуясь о ее здоровье. Она уже не молода, скоро сменит шестой десяток. У Крисфины нет своих детей, она относится ко мне как к родной дочери, трепетно любя и оберегая от всех невзгод. При ней я никогда не стеснялась своих шрамов.
– Надо сходить на рынок за рыбой, – уклончиво ответила я. Мяса благодаря охоте у нас было достаточно, а вот рыбалкой в нашей семье не промышляли. Крисфина вытерла руки о передник и укоризненно глянула на мою тарелку.
– Не переживай, солнышко, я схожу, а ты поешь.
– Мне надо проветрить голову, – буркнула я. Получилось грубо, потому, прежде чем уйти, я поцеловала Крисфину в щеку.
Мамин ярко-оранжевый плащ из шерстяного сукна, маска, длинные кожаные сапоги, купленные у Гаспара – такой меня привыкли видеть жители Сигрии. Они давно не задают вопросов, скорее, не замечают меня, будто я – призрак. Порой так больно видеть чужое горе, оно как доказательство – тоже самое может произойти с каждым. Человек всегда стремится отвернуться от чужого несчастья. Потому все отворачиваются, чтобы не видеть мое лицо.