Найти не слишком тяжелую, но крепкую с виду палку метра три длиной оказалось нетрудно. Отрезать нужный кусок от своей лески Семен, конечно, не стал, а обмотал излишки вокруг удилища. Очень долго пришлось повозиться с привязыванием костяного крючка, поскольку лишиться его совсем не хотелось, а ушко у него отсутствовало. Он вовсе не был уверен, что поплавок ему нужен, однако на берегу валялись два больших пера какой-то крупной птицы, и Семен решил их использовать — опалил на огне, обмотал ниточкой сухожилия и прикрепил к леске примерно в полутора метрах выше крючка. Наличие поплавка давало возможность удлинить леску до предела, при котором ее можно будет забрасывать. «Вспомним детство золотое, — ухмыльнулся Семен, разглядывая свою снасть. — Очень похоже на то, что мы, будучи совсем малышами, пытались изобразить, подражая старшим. Впрочем, у нас тут — в каменном веке — клюет и не на такое. Чем, как говорится, черт не шутит, пока Бог спит. В лучшем случае не будет ничего, а в худшем — останусь и без крючка, и без лески. Попробовать на вечерней зорьке или уж оставить до завтра? » До темноты время еще оставалось, и Семен решился. Он соорудил из бересты кулек, сходил к бревну и набрал пару десятков личинок, загрузился в лодку и стал выбираться на открытую воду.

До нее было добрых полсотни метров сквозь заросли какого-то растения, похожего на камыш. Удаляться от его границы Семен не стал, чтобы не оказаться на сильном течении, а поднялся на сотню метров выше и опустил в воду якорь. Личинки оказались сопоставимыми по размерам с габаритами крючка, так что вполне годились в качестве наживки.

Семен раз за разом забрасывал удочку и сплавлял поплавок то справа, то слева по борту, но ничего не происходило. Личинка оставалась целой, невредимой и даже живой — слегка шевелилась. «Ах, какая наживка — сам бы ел, а никто не желает! Что тут за река такая?! Хоть бы ерш клюнул или бычок какой-нибудь. Впрочем, бычков можно было и с берега ловить...»

Через некоторое время он приподнял якорь, подождал, пока течением снесет лодку чуть ниже, и вновь опустил его на дно. Снова закинул...

Клюнуло на третьем забросе — хорошо, красиво, можно даже сказать, классически! Семен дождался, когда поплавок плавным потягом уйдет под воду, и обратным движением выполнил подсечку — все по науке!

Рыбина оказалась очень удачной — не большой и не маленькой — сантиметров 25-30 длиной. С крючка она сорвалась уже будучи внутри лодки, и на нем осталась пожеванная, но, в общем, почти целая личинка. Рыбину Семен кое-как ухватил, пристукнул головой о шпангоут и стал рассматривать. Рассмотрел и радостно рассмеялся: «Господи, да ведь это же окунь! Самый обычный окунь — колючий и полосатый! Крупный, конечно, но не чрезмерно — в пределах нормы».

Боясь спугнуть удачу, Семен насадил свежую личинку и вновь забросил, стараясь попасть в то же место. Ждать пришлось долго — минут пять!

«...Третий... Пятый... Восьмой... Стоп, нельзя считать добычу — дурная примета! Еще один! И еще! И... блин, сорвался! Ща-а-ас!»

Свежих личинок он насаживал, лишь когда крючок оставался почти голым...

Глушить, обездвиживать добычу было некогда, и окуни бились в лодке, прыгали, стучали по бортам хвостами, пачкали их чешуей и слизью. «Сейчас, сейчас я вами займусь, — бормотал Семен, закидывая очередной раз удочку. — Сейчас клев кончится — такое долго не бывает, — и займусь!»

Промежутки между поклевками действительно стали удлиняться, а потом и вовсе самое уловистое место сместилось далеко за корму, так что удочку приходилось держать на вытянутой руке. «Ч-черт, стая отходит! — переполошился Семен и стал выбирать якорную веревку. Он спустился метров на пять ниже по течению, вновь положил камень на дно и забросил удочку. — Есть! Ого, какой красавец!»

Срывался примерно каждый третий. Главное — вовремя подсечь — не раньше и не позже — вот так!

Через какое-то время клевать вновь стало хуже, Семен еще немного сплавился вниз, и опять пошло — ух!

Тем, кто провел детство с удочкой в руках, тем, кто насаживать червяка научился раньше, чем писать буквы, не надо объяснять, как это бывает. Остальным же этого не понять...

Поклевки стали реже, а окуни — крупнее. «Вот это да! Только срываются, гады...»

Срывы шли один за другим, и Семен скрипел от досады зубами. А тут еще на его глазах здоровенный окунь выпрыгнул из лодки. Семен попытался подхватить его на лету, но, конечно, не смог. «Да что же такое?!» — негодовал рыбак, насаживая очередную личинку. Насадил, забросил и вдруг...

И вдруг понял, почему они срываются: потому, что он не вовремя подсекает. А подсекает он не вовремя потому, что уже почти не видит поплавка.

«Все-все, пора завязывать! Жадность, как говорится, фраера сгубила! Ну... Если только еще один раз — последний!»

И он забросил. А потом еще раз. И еще...

Пойманные окуни бесились в лодке, постепенно затихая. Семен сидел и озадаченно оглядывался по сторонам. Вокруг было темно.

«Вот это я попал... А на небе, похоже, сплошная облачность. Вот это да-а... Такое, помню, со мной было на Куйбышевском водохранилище — кажется, после Девятого класса. Заплыл далеко от берега, вечереет, а тут подлещики начали клевать. Целую неделю до этого не клевали, а тут начали. Ну, увлекся... Потом, пока к берегу греб, стемнело, и оказалось, что этого самого берега я не вижу — куда плыть?! И никаких ориентиров! Хорошо, у меня с собой фонарь дальнобойный имелся, так я лучом сумел прибрежный обрыв нащупать. Но страху натерпеться успел. А тут что делать? Ведь тогда мальчишкой был, а теперь?! Вот что значит азарт: все понимаешь, а остановиться не можешь. На фига мне столько рыбы?!»

Попытка протолкаться к берегу сквозь камыши закончилась вполне предсказуемо — лодка застряла в зарослях. Поскольку течение в них отсутствовало, вскоре Семен начал всерьез сомневаться в том, что он точно знает, в какой именно стороне ближайший берег. В общем, попал... «Что же такое со мной случилось, а? Ведь нарыбачился за свою жизнь сверх всякой меры. Трижды попадался рыбнадзору и штраф платил, правда символический. А уж сколько рыбы засолил-закоптил-завялил?! И вот поди ж ты... А — клюет! Причем не какой-нибудь хариус или мальма озверелая — окунь, тот самый, который из детства, которого с дедом на Оке ловил. Только покрупнее, конечно. Ох-хо-хо-оо, ведь придется тут до рассвета сидеть!»