Имели право быть какими угодно.
Злость из-за проигрыша пульсировала в них пятнами цвета темной крови, радость из-за выигрыша искрилась перламутровым золотом, как летний рассвет. Элле, увлеченный азартом и уповающий на милость хаоса, был похож на траченный охрой осенний лист, который вот-вот унесет ветер. Сидящий напротив жулик доверял только ловкости своих рук и мерцал металлическим серебром, как капля ртути.
О том, чтобы вернуться к тренировке, не думал никто из них.
Тамлин зло прищурился и обернулся.
У окон гостевых покоев на древке копья трепетал флаг Мирисгаэ: алое сердце, сквозь которое проросло дерево с могучими корнями и густой кроной.
Таэм подпрыгнул, ухватился за подоконник, подтянулся и сел. Мимоходом заглянул в окно. Эльне-горничная замерла, увидав его. И как ни в чем не бывало продолжила уборку, подчиняясь принятому в Мирисгаэ правилу не обращать внимания на короля, если тот скачет по стенам как безумный. Или занимается другими вещами, которые нормальному элле в голову не придут. Ну и что, пошалит немного и успокоится, у каждого свои странности. Однако господину Эмре весточку отправить не помешает.
Тамлин встал на подоконнике в полный рост, схватил оружие за древко и выдернул из крепления. Благородное дерево завибрировало и приятной тяжестью легло в ладонь.
Спрыгнув на балкон, элле в два шага разогнался, размахнулся и что есть силы метнул копье в сторону тренировочной площадки.
Копье полетело по идеальной параболе, на подлете к цели набрало мощи, прошило воздух над головой одного из игроков, задев кончиком флага его ухо, и с треском врезалось в стойку для подвешивания боксерских груш.
Стойка раскололась на две части. Воины с руганью вскочили на ноги, быстро разобрались, что к чему, и отследили исходную точку броска. После чего бросились к Виэттару и выстроились образцовыми шеренгами позади учителя.
Некоторое время Тамлин следил за ними, переполненными страхом до краев. Наблюдал, как ужас сменяется интересом к занятию, храбрыми попытками узнать предел возможностей своего тела. И чистым, ни с чем не сравнимым счастьем, когда с помощью упражнений удавалось этот предел преодолеть.
В эти моменты Тамлину казалось: он понимает, для чего им дана жизнь. Затем он вспоминал тень своего отражения в глазах Деаэлру – и осознавал, почему их настолько пугает смерть.
Вспышка синепатии иссякла после полудня, когда король, заложив приличный крюк через репарационные и лаборатории, вышел к кухне юго-восточного сектора, но обедать там не стал, а свернул к кладовой. Он толкнул дверь сильнее, чем это было нужно, снял с крючка копченые ребра, отрезал сыра, прихватил бутыль с вином и вышел в сад.
День выдался теплым для поры перед Йолле. Осеннее солнце разогнало туман и растопило снег, на лесных тропках образовалась непроходимая грязь. Внутри Сферы было уютнее, чем снаружи; сквозь ажурную крышу беседки проникали солнечные лучи и расписывали узорами теней гладкий мрамор стола.
Аппетит снова пропал. Вино казалось кислым, сыр – сухим. Тамлин покачивал бутыль за горлышко и наблюдал, как свет преломляется на поверхности жидкости. За этим занятием его застал Эмриат.
– Чем занято его величество? Кроме порчи своего же имущества, – ремесленник подошел к воину, заглянул через плечо.
– Ем, – буркнул тот. – Не видно, бездна?
– С чего вдруг столько желчи? – Эмриат взошел по ступеням, отбросив полы мантии присел и закинул ногу на ногу.
Тамлин не ответил.
– Опять кошмары? – предположил управляющий.
Тамлин поднял взгляд. Зеленые глаза Эмриата были полны беспокойства.
– Да, – ответил король.
– Советовать тебе обратиться к Ассее за успокоительными бесполезно?
– Почему же. Уважаю лекарства, особенно новые.
– Тогда обратись поскорее и скажи, во имя бездны, что еще в королевстве успело пострадать? Кроме тренировочного инвентаря и самолюбия разведывательного отряда.
– Подушка.
Эмриат вздохнул с облегчением.
– Потерю подушки можно пережить, пошлю уборщика в твои покои. В прошлые багровые сумерки, помнится, ты запустил яшмовым столиком в шикарное серебряное зеркало, что я привез тебе из Наэтлиэ.
– Мне не понравилось, что по нему показывали.
– Я почему-то не удивлен. Муза синепатии, думаю, тоже тебя посещала?
– Из-за этой мерзопакости, бездна, у меня уже никогда не будет интригующих знакомств, – Тамлин поднес бутыль к губам и сделал большой глоток.
Зеленоглазый элле усмехнулся.
– Смею напомнить его величеству, что мерзопакость – глубоко внутреннее состояние, не имеющее отношения к нейтральным инструментам познания. Таким, как зрение, слух, обоняние и даже телепатическая синестезия. Мир одинаков для всех, и если он вдруг видится мерзким, стоит покопаться в себе, чтобы найти причину.
– Большое спасибо, – буркнул Тамлин, не отрываясь от бутылки. – Мне прям полегчало.
– Дети тоже стали тревожно спать, – вздохнул ремесленник. – Многие юные одаренности мучаются приступами дурного характера на пороге Йолле. Творческая личность Лара рисует таких страшных драконов, что даже я потом спать боюсь. Сказочник Тэдди перестал отличать явь от вымысла и оговаривает детей перед воспитателями. Озорница Тиа чуть не сорвалась со шпиля библиотечной башни – потому что кто-то из детей-пророков намеренно назвал ее трусихой. И это я только за сегодня случаи рассказал. Мягкие седативные не работают, а давать неокрепшим организмам более сильные средства Ассея опасается. Пришлось всю ночь дежурить у их кроватей вместе с Шан, которую, насколько я знаю, выдернули прямо с рабочего места.
Тамлин поперхнулся, закашлялся под проницательным взглядом друга.
– Даэн сейчас особенно плох, – продолжил тот. – Мальчик показывает задатки психокинета, но после смерти родителей стал замкнут и угрюм. Сторонится других, чуть что – кидается камнями. У него, правда, остался сводный брат со стороны матери, но тот увлечен биологическими опытами, и ему нет дела до ребенка. Неделю назад в виварии его укусил щенок черного пса, с тех пор мальчик замкнулся в себе и не идет на контакт. Страдает кошмарами, прямо как ты. И очень привязался к твоей подруге, только ей удается его успокоить. Надеюсь, утренняя прогулка по замку не привела тебя ни к каким ложным выводам?
– Тебе уже известно и об этом? – король вытер губы и воззрился на Эмриата.
Тот хохотнул.
– Если бы я знал не все, что происходит во дворце, плохой был бы из меня управляющий. Да и учитель не важный.
– Пожалуй, – проговорил Тамлин, – я знаю кое-что такое, о чем тебе еще не известно.
– Если ты о новой стене у кладовой и винтовой лестнице в западной галерее – то я уже обсудил это с Минной. Она понятия не имеет, откуда все это взялось, очень встревожена и хочет поговорить с королем. На поиски оного я и отправился незамедлительно. И обнаружил его сидящим в беседке в пресквернейшем настроении, поедающим сыр не первой свежести, да и вино пьющим незрелое. Потому что сиятельному элле, занятому швырянием копий в своих же воинов, было лень поглубже залезть рукой на полку и выбрать для себя еду получше.
Тамлин посмотрел на сыр и вино. Перевел взгляд на Эмриата. Тот как ни в чем не бывало расправлял складки мантии.
– Иногда мне кажется, – сказал Тамлин, не в силах скрыть улыбки, – что ты, бездна, лично подстраиваешь половину событий во дворце. Чтобы поддержать имидж всеведающего управляющего.
– Всего лишь иногда? – Эмре лукаво сощурился.
– В остальное время я в этом даже не сомневаюсь. Ты уже обедал? Я прикажу подать две порции. А после пойдем к Минне и разберемся со стенами и лестницами.
Из-за туч выглянуло солнце. Его лучи скользнули по стенам, проникли в проемы галерей, заполнили промежутки между колоннами, коснулись игольчатых маковок маргариток в балконных кадках. Из окошек флигеля послышался чей-то смех, а затем и пение.
Прелестная эльне принесла в беседку большое блюдо с обедом на две персоны и принялась расставлять посуду. Приоткрытые горшочки источали дивные ароматы приправ и кореньев.