За несколько месяцев до

Утреннее безмолвие и первое робкое щебетание птиц заглушил цокот копыт и грохот колёс о брусчатку. Очередной выступ заставил омнибус подпрыгнуть, а вместе с ним и его пассажиров в количестве шести человек.

– Почему нельзя было назначить встречу на полдень? Я уже не говорю про вечер, как это обычно делают все нормальные люди!.. – проворчала Ренетт, поплотнее укутываясь в шаль, такую тонкую и невесомую, что согреть она могла только морально.

Ни свет ни заря девушку подняли с постели, нарядили в «парадное», по мнению матери, платье, изумрудно-зелёного цвета, заплели длинные каштановые волосы в причёску, а затем повезли на заклание. Конечно, именовалось это иначе: «смотрины», но по мнению Ренетт, это слово звучало ещё хуже и меньше отражало то, через что ей предстояло пройти.

Всё началось несколько недель назад, когда эта мерзавка Эллен сбежала с инкубом прямо перед свадьбой.

«Поддалась порочной страсти», – заявила бабушка Кларисса, с сумрачным видом попивая вино из бокала, когда эту новость объявили на так называемом «семейном совете».

«Задала всем задачку», – легкомысленно прокомментировала бабушка Ирма, под шумок утаскивая печенье из вазочки.

«Увижу – убью», – зло решила Ренетт, но как всегда, не проронила ни слова. В тот день вся её жизнь затрещала по швам и неумолимо рушилась, пока её родственники предавались пустой болтовне. Всё, что она могла, беспомощно наблюдать и злиться, злиться, очень много злиться на всех и каждого.

– Рен, помнишь, о чём мы с тобой говорили? – холодно напомнила мать, безучастно глядя в окно.

– Что у меня нет выхода? – хмуро уточнила Ренетт, украдкой зевнув. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, прокручивая в голове сценарии предстоящей встречи. Впервые ей отчаянно хотелось произвести как можно худшее впечатление.

Женщина вопросительно уставилась на мужа. Помявшись, он заговорил деланно бодро и строго, словно пытался убедить ни столько дочь, сколько самого себя:

– Мы уже обсуждали, что это очень важные люди в наших краях. По сути, они – наша последняя надежда. Ты знаешь не хуже нас, мы разослали сотни приглашений, и никто не отозвался, а потеря общественного признания и уважения грозит потерей места в Совете, а после этого все мы дружно можем пойти и спрыгнуть с моста!

– Грегори!

Распалившись, мужчина нетерпеливо отмахнулся, продолжив:

– Может, мы и были неправы, когда так разбаловали Эллен и она возомнила, что ей дозволено вытворять что вздумается, но то уже дело прошлое. Сейчас ты наша единственная дочь и твоя главная в этой жизни задача – удачно выйти замуж. Семья Копингеров пусть и меченая, зато самая влиятельная и, сколько бы от них не воротила нос элита, именно на их деньги отстроили полматерика и Совет это прекрасно помнит!

– Девочка попадёт в золотую клетку, Грегги, – с мрачным торжеством объявила бабушка Кларисса, худенькая и миниатюрная женщина лет шестидесяти с «хвостиком», который она всячески пыталась скрыть за толстым слоем пудры. По всей жизни она неизменно влюблялась, «на этот раз точно навсегда» в каждого встречного и твёрдо верила, что чем больше страданий, тем крепче любовь. Выдача внучки за местного богача против воли, втайне наполняла её душу странной негой. Пока сюжет в точности напоминал женщине один из прочитанных дамских романов, и она смаковала эту мысль, словно игристое вино на языке.

– На самом деле, я считаю, что оно и к лучшему, – вмешалась бабушка Ирма, в отличие от своей сватьи более пышная и жизнерадостная особа. – Вот у нас соседи в том году переехали, у них ещё племянница была, так вот у неё ведь вообще тогда с мужем история вышла…

По салону омнибуса прокатился слаженный вздох. Никто не мог припомнить момента, когда у бабушки Ирмы не нашлось в точности такого же случая, который случился с её соседкой, родственницей или собакой.

– Ну, если тут кому-то интересно моё мнение… – процедила тётя Розмари, обведя всех своим цепким взглядом. Зачем и кто её пригласил, никто не знал, но, разумеется, каждый делал вид, что так и было задумано. Некогда красивое лицо тётушки теперь могло служить наглядным примером, как сильно на внешность влияют эмоции. Скажем, излюбленная привычка презрительно кривить губы истончила их и проложила глубокие складки у кончиков, навсегда запечатлев выражение глубокого отвращения ко всему происходящему. Если тётя Розмари открывала рот, то делала это только для того, чтобы рассказать о своей нелёгкой судьбе. Оставь её в одной комнате с приговорённым к смерти и через час его выведут в слезах. Бедняга будет уверен, что по сравнению с этой несчастной страдалицей, он ещё легко отделался. При этом тётушка никогда не забывала упомянуть, что несёт свой крест гордо и молча. Как ни странно, окружающие ей всячески сочувствовали, то ли всерьёз не замечая наигрыша, то ли просто не рискуя спорить.

– …Ренетт должна быть благодарна судьбе за то, что на неё вообще хоть кто-то польстился после этой истории. Так что, девочка моя, тебе стоит поумерить гордость и с благодарностью соглашаться и на это. Мне в своё время тоже выбирать не приходилось, а ведь я, не сочтите за хвастовство, была первой красавицей! Сами знаете, через какие испытания мне пришлось пройти…

Ещё одна отличительная особенность тётушки Розмари – она никогда не хамит и не унижает. Она говорит только правду, а если кто и обиделся, то это его проблема.

На это никто не ответил, что тётя Розмари посчитала признаком всеобщего внимания к её персоне. Дрожащим от слёз голосом она продолжила причитать о своей нелёгкой судьбе, не забывая использовать вместо условных запятых фразу «я даже вспоминать об этом не хочу».

Ренетт тоскливо уставилась в окно. Молодая весенняя зелень и предрассветное нежно-розовое небо совершенно не писались с её настроением. И зачем нужно было брать с собой столько родни? Вероятно, родители решили подавить будущих родственников своей численностью.

Наконец, омнибус остановился у кованых ворот в форме распахнутых золочёных крыльев. За ними раскинулась так называемая «резиденция Копингеров»: белоснежный особняк со множеством колонн и лепниной, частично скрытый от глаз буйно цветущим садом, чистеньким и аккуратным до неестественности.

У ворот их уже поджидал дворецкий: колоритный низкорослый мужчина с пышными усами и смеющимся взглядом. Строгая ливрея смотрелась на нём неуместно, словно маскарадный костюм на званом ужине.

Едва склонив голову, он жестом приказал гостям следовать за ним. Стоило Ренетт ступить за ворота, как в нос ударил насыщенный пихтовый запах. Пристроившись в хвосте шествия, девушка с любопытством огляделась по сторонам. С ветки на ветку перепархивали птицы, оглашая округу многоголосым щебетом и клёкотом, среди еловых лап на краткий миг показалась беличья мордочка. Казалось, они ступили за ворота Рая, где царило вечное лето и благоденствие. Такого не было даже у глав Совета. Как ни странно, вся эта показная роскошь только раздосадовала Ренетт.

«Наверняка это семейка отличается редкостным снобизмом и высокомерием», – заключила она, поднимаясь по мраморным ступеням вслед за своей роднёй, озиравшейся по сторонам с куда большим восхищением.

Миновав ещё несколько лестничных пролётов и коридоров, дворецкий привёл их в столовую. За накрытым столом их уже поджидали Копингеры в полном составе. Если у родителей и была идея подавить будущих родственников своей численностью, то план с треском провалился: за столом Ренетт насчитала аж десять человек.

Обменявшись приветствиями, а затем приличествующими случаю комплиментами, все приступили к завтраку. Неловкого молчания здесь не было: присутствующие то и дело обменивались короткими вопросами и ответами, что создавало иллюзию оживлённой беседы, но никак не могло скрыть всеобщего напряжения.

Наколов на вилку лист салата, Ренетт исподлобья окинула взглядом Копингеров. Будущие свёкор со свекровью были похожи друг на друга, как брат с сестрой. Их утончённые лица, схожие жесты и мимолётные взгляды, которыми они то и дело обменивались и которых им явно хватало для того, чтобы за секунду понять друг друга – всё это говорило о том, что эти двое проводят вместе очень много времени. Если бы не сидящая рядом с ними старшая дочь, которой только недавно исполнилось тридцать, Ренетт обозначила бы их возраст около тридцати пяти лет, но уж никак не пятьдесят с хвостиком неопределённой длины. Стоит отметить, что и дети у них получились похожими друг на друга, как под копирку. Девушка повнимательнее присмотрелась к их дочери: у неё была копна вьющихся тёмных волос и густо подведённые глаза, из-за чего её взгляд казался каким-то неприятным и тяжёлым. Кассандра, кажется. Да, точно, вон рядом с ней и её муж раза в два её старше. Ходили слухи, что он обычный смертный, то есть не состоит ни в Ордене, ни в Совете – проступок, ничуть не уступающий недавней выходке Эллен. Разница только в том, что у Копингеров хватило денег, которыми они щедро заткнули рты местной прессе. На двух других стульях бесперечь вертелись на месте и хихикали две девушки-близняшки лет восемнадцати от силы, то и дело кидая любопытные взгляды на Ренетт. На парне, сидящем рядом с ними, внимание девушки задержалось подольше. В его светло-голубых глазах было столько лучистого тепла, что ему можно было смело простить и не по моде коротко постриженные волосы, которые топорщились во все стороны как придётся и небрежность в одежде, как, например, по-домашнему закатанные рукава рубашки или обилие браслетов и фенечек на запястьях, что совсем не пристало носить человеку его уровня.