— Они объявили себя Независимой...
— НАЕ, — сказал Алексей и закашлялся, отталкивая руку Васи с компрессом. — Херня. Это десятая часть. Не ходи. Ты не вернешься.
Мне стало так себя жалко, что я чуть не заплакал. Но, сглотнув комок, сказал:
— Не могу. Я должен.
— Ну и дурак, — сказал журналист и отвернулся.
Я поднялся, вышел в коридор и позвал оттуда Васю. Мы прикрыли дверь в комнату, я негромко сказал:
— Очень тебя прошу, Алибабаич... Подлечи его и вывези. Только не затягивай с этим. А вдруг он прав?
— Не волнуйся, все будет в лучшем виде.
— Один человек ничего сделать не может! — закричал из комнаты Алексей и зашелся в тяжелом кашле.
Я посмотрел на дверь в комнату и сказал:
— Вась... Может быть, случайно... Понимаешь, у меня все оружие без патронов...
Он молча ушел на кухню и вернулся с чем-то, зажатым в кулаке. Протянул руку и разжал кулак. На ладони лежали четыре патрона от пистолета «Макаров».
— Чем могу, — сказал он.
Я забрал патроны, сунул в карман и открыл дверь.
— Артем, — сказал он. — Убивать не страшно?
— Страшно, — сказал я. — Очень страшно.
* * *
До Серебрянки я добрался без приключений, научившись сохранять спокойствие и не шарахаться от каждого звука, каким бы жутким он ни был. Вот сейчас через мост, там пару кварталов — и окраина Нижнего города...
Совсем рядом вдруг загуляли лучи фонарей, послышались шаги и зычная команда:
— Стоять!
Я понесся по набережной к мосту. Они — следом. Их было не меньше четырех человек.
— Я кому сказал! — закричал тот же голос. — Стоять! Стреляю!
Я начал резать зигзагами. Мост был совсем рядом, но что с того? Он длинный, довольно узкий, пешеходная зона; зигзагами не помечешься!
Загрохотали выстрелы. Били сразу на поражение.
Я не бежал — летел, казалось, не касаясь земли. Преследователи не отставали. Нужно огрызнуться, бился голос в моей голове, огрызнуться, понял? Огрызнись, иначе на мосту подстрелят!
На бегу я выдернул из-под мышки «Макарова». Подаренные Алибабаичем патроны я вставил в обойму сразу, как только вышел на улицу. Один патрон был уже в стволе; осталось только снять с предохранителя.
Взбежав на мост, я обернулся. Отсюда тускло освещенная набережная и люди на ней, бегущие к мосту, были прекрасно видны. Они были похожи на патруль — офицер и трое солдат. Но я не стану разбираться, патруль это или нет.
Я тяжело дышал, руки дрожали. Но на несколько секунд я заставил себя сконцентрироваться, замереть — и дважды выстрелил. Один из солдат, словно споткнувшись, распластался на набережной; офицер, бегущий впереди, схватился за руку. Но они не остановились.
Я повернулся и припустил по мосту, шарахаясь от парапета к парапету, не давая им бить прицельно.
Мост остался позади. На этой стороне Серебрянки было еще темнее. Я сбежал на набережную, в панике огляделся, увидел неподалеку дом с приоткрытой дверью подъезда и помчался к нему. Трое продолжали гнаться, я слышал позади себя тяжелый топот; но стрелять перестали. Ну что, очень спокойно сказал в голове маленький Армеев, доигрался в ковбойцев? Сейчас и закончится твой лимит неприкосновенности.
И в этот момент сзади закричали:
— Крысы!!! Товарищ капитан, назад!
Я оглянулся на бегу.
Через пустырь на набережную двумя потоками устремились полчища серых тварей, отсекая патрулю пути к отступлению, оставляя лишь один выход — через парапет в воду. Солдаты и офицер заметались, начали палить во все стороны. Крысы медленно, смакуя, сжимали полукольцо. Я слышал их визги и рычание.
От одного из потоков отделилось несколько и понеслось за мной.
Света в подъезде не было. Лифт не работал. Я помчался по лестнице наверх, преследуемый крысами — их было около десятка, и они отставали от меня на этаж-полтора.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но останавливаться нельзя... Я задержался только на седьмом этаже: здесь кто-то выставил на лестничную площадку старое ободранное трюмо без стекол и одной дверцы. Единым духом я сдвинул тяжеленное трюмо к лестнице и толкнул вниз. Оно загрохотало, несколько серых тварей завизжало — оттого ли, что мне удалось придавить какую-то из них, или по другой причине... Надеюсь, мой демарш задержит их хоть немного. Сам я уже мчался по лестницам дальше вверх.
Все, последний этаж. Что теперь? В глубине лифтового холла — лестница на чердак. Чтобы чердачный люк не был заперт — слишком нереально! Но стоит попробовать: ворчание и визг серых тварей все ближе.
Я быстро взобрался по металлической лестнице к чердачному люку и толкнул его. С первого раза поднять не получилось, зато я увидел, что он действительно не заперт! Встав поудобнее на лестнице, я обеими руками уперся в тяжелый люк и надавил.
Я быстро забрался внутрь, опустил крышку люка и уселся сверху. В трех метрах подо мной уже визжали и рычали крысы-мутанты, но сюда им было никак не добраться...
Дыхание понемногу успокаивалось; я огляделся. Чердак был единым для всего дома, сюда выходили люки из всех подъездов. Здесь было темно, тихо, пахло пылью и голубиным пометом. В глубине виднелись очертания каких-то коробок, реек и, похоже, старой мебели. Интересно, кому была охота поднимать это сюда, вместо того, чтобы вынести на помойку? Или здесь одна из баз местных бомжей?..
Пригибая голову, я осторожно прошел по чердаку к небольшому окошку без стекла, выходящему на набережную, и, выглянув, застал предпоследний акт трагедии. На ногах с трудом держался только капитан, он тонко и пронзительно верещал, отбиваясь ногами от наседавших крыс, вертясь на месте. Огромные твари взяли его в плотное кольцо, но пока как бы играли со своей жертвой, то нападая, то отступая. Две крысы помельче, вцепившись когтями и зубами, сзади на плаще и, как ни старался он их стряхнуть, пока это не удавалось. Солдат уже не было видно. Хотя... два островка на набережной, чуть в стороне от капитана, облепленные крысами. Твари пировали. В этот момент доблестные бойцы патруля вряд ли были еще живы...
Странная, чудовищная притягательность этой сцены — я смотрел и не мог оторваться.