Здесь всё кричало о лжи, которую разыгрывал король, чтобы спасти свою страну. И все охотно верили в эту ложь, кроме ничего не понимающей Кристайн. Эсфирь чуть кривит губы в ухмылке, реакция герцогини заставит её отвлечься от всего адского пекла, в которое превратилась жизнь за один миг.

— Прошу Вашего внимания! — Видар поднимается со стула, приковывая к себе взгляды узкого круга придворных. Поверенные, малварский принц, несколько представителей альвийской знати сиюминутно отрываются от трапезы. — Моя любовь, — король чуть поворачивается к Эсфирь, протягивая ей ладонь, чтобы та тоже встала.

В комнату заползает тревога. Альвийская знать перекидывается удивлёнными взглядами, не забывая угостить ими и Кристайн. До сегодняшней минуты — все были уверенны, что король отказался от невест в пользу герцогини.

— Мой Король, — Эсфирь выдавливает два слова, вкладывая ладонь в его.

Видар ухмыляется, отходя с ней в сторону. А затем… опускается на одно колено, хитро смотря на ведьму, что кажется забыла дышать от шока. Кровавый Король преклонял колено. Перед ней. На виду приближённых. И на секунду ей показалось, что всё это не ложь, что он действительно смотрит на неё влюблённым взглядом, и находятся они вовсе не перед зоркими глазами знати и Поверенных, а в укромном тенистом местечке под ветвями плакучей ивы… Там, где он оставлял на её губах невесомые поцелуи.

— Эсфирь Лунарель Бэриморт, Поцелованная Смертью, моя Верховная, моя Советница, я предлагаю Вам свою руку, сердце, душу и всецелую власть надо мной. Согласитесь ли Вы стать моей Жизнью, моей Судьбой и моим Предназначением?

Тишина давит на грудную клетку Эсфирь, откуда сердце так отчаянно хочет выпрыгнуть вон. Она изо всех сил старается думать о том, сколько раз Видар чеканил эту фразу, стоя перед зеркалом. Сколько раз запинался. Сколько раз разбил зеркало. Сколько раз состроил мину настоящей ненависти, прежде чем так обаятельно и по-настоящему влюблённо нести весь этот бред.

Видар выразительно смотрит на ведьму, плотно сжимая зубы и натянуто улыбаясь. Если она не ответит в ближайшую секунду, он возьмёт под контроль её душу и сделает это сам.

— Я согласна, мой Король, — с придыханием отвечает она. — Но только еслитыв ответ станешь моей Жизнью, моей Судьбой и моим… Предназначением, — Эсфирь запинается, так как король прикладывает тыльную сторону её ладони сначала к губам, а потом ко лбу.

Она готова поспорить, что за её «ты» он откусит руку до локтя.

Журчание аплодисментов и ярких возгласов наполняет залу, а сам король подрывается с места, укладывает ладони под её скулы, притягивая к себе и крепко целуя Эсфирь в губы.

Так, как умел целовать только он — грубо, нагло, с присущим напором, наслаждаясь её кожей и смятением.

— Вы, — сквозь поцелуй рвано шепчет он.

Она окончательно теряет над собой контроль. Душе было мало его внимания, его поцелуя. Мало. Душа хотелапризнания.

Видар отрывается от неё, не в силах оторваться от разноцветных глаз, где на дне зрачков вспыхивают искры ненависти.

Эсфирь вспоминает причины своего отношения к нему, заносчивому, несносному, жестокому.

Он усмехается, в тайне надеясь, что скоро, совсем скоро, он слезет с иглы под названием «Эсфирь Бэриморт». Видар нежно отпускает её, проводя большими пальцами по линии скул, а затем покорно делает шаг назад, за хрупкую спину ведьмы, демонстрируя всемсвой выбор.

— Ваше Величество, Вы не… — Герцогиня первой вскакивает с места, желая сказать, что он не может так поступить с ней, что только она имеет права на него, что именно с ней он проводил ночь от ночи столько времени.

Кристайн осекается только тогда, когда переводит взгляд с ведьмы на короля. За спиной Эсфирь плотной стеной роились чёрные души, сквозь которые герцогиня отчётливо могла разглядеть жестокое лицо правителя. Он готов был разорвать каждого, кто выразит несогласие. Он явил свою мощь придворным, призывая уважать его половину. Их новую королеву.

— … Вы не представляете, как я рада… Ваше Величество. — В глазах Кристайн мерцает злость и первобытный страх, пока она склоняется в почтительном книксене.

Эсфирь, заметив перемену в неё взгляде, оборачивается на короля. Но от черноты и темноты уже не осталось и следа. Видар обаятельно подмигивает ей, скотски ухмыляясь. И лишь по обсидиановой кайме радужки пляшут тени.

Ведьма оборачивается на голос Себастьяна.

— Мои поздравления, Ваше Величество! Моя Верховная! — он поднимается из-за стола, скользя по герцогине Кристайн самодовольным взглядом. — Надеюсь, что Вы когда-нибудь окажетесь родственными душами.

Паскаль, отпивавший в это время амброзию, резко начинает кашлять, привлекая к себе внимание.

— Всё хорошо! Подавился от надежды… — прокашливается он, подмигивая Изекиль и снова припадая губами к выпивке.

⸶ ⸙ ⸷

Небольшой маленький домик приютился под яркими ветвистыми лапами плакучих ив. В маленьких окошках горел тёплый свет, оповещая лесных обитателей о том, что жилище преисполняется жизнью. Около входа, по левую сторону, стоял колодец, обнесённой старой каменной кладкой, сквозь которую прорастал мох. А чуть поодаль — премилая скамеечка, созданная из переплетения ветвей. Весь уголок казался более сказочным, чем остальные города и места близ Столицы. Здесь и жил последний Старожил альвийской земли, самый большой обманщик и искренний почитатель короля — Румпельштильцхен.

В отличие от других Старожилов — он не особо любил уединённую жизнь. А тайны предпочитал хранить в исправной службе королю. Он лучше всех знал, что для того, чтобы тебя не нашли — нужно прятаться на виду. А потому научил этому простому искусству не только всю Тэрру, но и сам с удовольствием пользовался таким трюком.

Помимо знаний, что уже давно стали ветхими и не пригодными, Румпельштильцхен слыл мастерским фокусником и загадочником. А ещё водил довольно тесную дружбу сДочерями Ночи(истоков этой дружбы король Первой Тэрры так и не постиг, сколько бы не расспрашивал Старожила).

Его услуги заключать сделки, как с нежитью, так и с людьми — король щедро вознаграждал. И не просто деньгами, людскими. Но накопленное Румпельштильцхен не тратил в привычном понимании транжирства. Деньги он перерабатывал в золотую пыль, из которой создавал удобрения, мази, зелья, окроплял напылением воду. Аргументировал свои действия он одним: деньги впитывали в себя души. Именно их Старожил и выжимал.

Чаще всего его можно было найти за жилищем, где располагалось несколько аккуратных невысоких теплиц с королевским гербом — переплетёнными ветвями терновника. По своему обычаю, при свете луны, Румпельштильцхен возился в грядках. Сейчас он бережно окучивал их, сверкая колючим травяным взглядом. Совсем скоро должны были распуститься цветы, какие он ожидал уже много веков: ярко-небесные камелии в обрамлении нежно-зелёных листьев. Сок цветков слыл смертельно-ядовитым, но не это являлось главной особенностью. Зелье, что получалось из сока — могло подарить ещё одну жизнь после смерти.

— Разве я приглашал Вас к себе? — его скрипучий голос раздался слишком резко и озлобленно, но сам он продолжил заниматься грядками.

В нескольких метрах, за заборчиком, стояла тень в капюшоне. Она, опираясь на трость, двигалась в сторону участка Старожила.

— Мне не нужно приглашение. Патетично, знаю, — раздался грубый голос в ответ.

— Знаете, что я чувствую Вашу связь сней? Еёприсутствие в каждой Вашей мысли? Думаете, что Вы самые опасные личности в мире нежити Пятитэррья? — хмыкает Румпельштильцхен.

— Да, мой дорогой Румпель. Да. Я знаю, что ты живёшь только на стороне победителя. А потому — пора переезжать.

— Возможно, что мне комфортно и тут? Не находишь, что очень самонадеянно являться на Территорию Кровавого Короля, Господин Узурпатор? Думаешь, последствия не заставят себя ждать? Особеннотеперь?

Румпельштильцхен хитро улыбается, не поднимая головы. Предсказание Дочерей Ночи сбывалось. Древняя Кровь от Крови Древней обретала друг друга. Иначе бы камелия не взошла.