– Ну рассказывай скорее про себя. Что да как? Как там в первопрестольной?
Исполатов пригубил немного наливки из небольшой рюмки, затем отставив её в сторону и вверх на уровне глаз, внимательно осмотрел её хрустальные грани и темно-красную, густо пахнущую жидкость, плещущуюся в них.
– Душисто. Знатно, – с видимым удовольствием и чувством произнёс он, подкрутив свои изящные усы. Затем поставил рюмку на стол и в упор посмотрел на приятеля.
– А я вернулся в Петербург, – немного с вызовом сказал он.
Отец Константин не нашелся сразу что на это ответить.
– Зачем? Из-за неё?– слегка помедлив, спросил он.
По лицу Исполатова промелькнула тень. Он даже попробовал небрежно улыбнуться, но улыбка вышла кривой и бледной.
– Да… Нет… Родители себя плохо чувствуют. Мать писала мне, что отец уже совсем не встаёт. Его село, где он служил раньше, а сейчас на покое, соседнее с твоим. Вот ехал навестить его и дай думаю к тебе загляну. Так что теперь мы с тобой соседи будем. Всё лето я работал без отдыха, несколько успешных дел провёл, сейчас пока побуду с родителями.
Чувствуя огромную неловкость и делая вид, что плохо расслышал первую фразу, отец Константин сказал коротко:
– Расспрашивать не буду ни о чём. Если нужно, то всегда готов тебя выслушать.
– Я действительно еду к родителям. А об остальном я с тобой обязательно поговорю. Не сейчас. Лучше ты про себя расскажи. Верно скука смертная здесь у вас.
Отец Константин замялся, в голове и перед глазами огненными всполохами мелькнули обрывки кошмарного сна и утренний разговор с Фомой.
– Да всё благополучно, тихо, мирно. Пока… – тут он совсем запутался и совершенно остановился, не зная как ловчее продолжить разговор.
Исполатов прищурился. Он сделал большой глоток остывшего чая и сев поудобнее, сложил перед собой ладони в форме пирамиды.
– Отец диакон, продолжай, пожалуйста. Я так понимаю, что что-то интересное здесь всё-таки происходит.
На удивление, Павел Андреевич не стал смеяться над ним и выслушал очень внимательно всё, что рассказал ему отец Константин. Про сон неопределенно хмыкнул, а вот речи Фомы счёл серьезными и предстоящий разговор с его отцом посчитал крайне необходимым.
– Надо поговорить сейчас. Чего ждать, право слово?
Через четверть часа отец Константин уже шагал к дому Сергея Ивановича. Исполатов спустился к реке и остался ждать его там.
Сергей Иванович только что отобедав с семьёй, отдыхал и был в самом благостном расположении духа. Тут отец Константин совсем приободрился, припомнив слова Мелитины о благоприятных обстоятельствах.
Но лишь услышал хозяин дома, что отец Константин пришёл просить за Фому отпустить того в монастырь, то сузив чёрные глаза до зловещих щелей, проскрежетал грубым сиплым голосом.
– Ох, зря, ты отец диакон, пришёл. Женю, вот как есть женю. Вот прямо на Покров и женю, – и крепким кулаком со всей силы припечатал по деревянному столу.
Кувшин с клюквенным морсом подпрыгнул от удара и упал вниз. На добела выскобленном дощатом полу, в осколках и черепках стремительно расплывалось огромное уродливое красное пятно.
Глава 4
Отец Константин в крайней задумчивости спустился к реке. Исполатов, облокотившись на перила, стоял на мосту и смотрел в воду. Он словно не видел ничего более вокруг и вся его склоненная фигура была сплошным воплощением тоски. Вечернее солнце заходило за горизонт, плавясь в багровых закатных всплесках облаков. На другой стороне реки виднелся каменный барский дом с белыми колоннами. Жалобно клича, тянулась на юг по шёлковой перламутровой дымке осеннего неба гусиная стая.
– Завтра будет ветреный день,– тихо произнёс отец диакон, становясь рядом с Исполатовым.
Павел Андреевич вздрогнул, выпрямился и заложил одну руку за спину, продолжая впиваться пальцами второй руки в перила.
– Мне всё равно, – помолчав, он добавил,– ну что там? Отпустит ли отец Фому в монастырь?
– Нет, не отпустит. Мне кажется, что своим приходом и разговором я сделал только хуже. Он собирается теперь женить его как можно скорее.
– Вот и отлично,– резко сказал Исполатов,– пускай женится. В самом деле, когда ещё жениться? А монастырь – это блажь. Сам он не знает чего хочет.
– Павел, что с тобой творится? Год прошёл. Я думал, что всё уже утихло.
Исполатов прикрыл глаза, лицо его исказила гримаса боли.
– Ничего не прошло, всё ещё хуже стало. Я дал ему слово чести и более не видался с ней ни разу, но каждый день без возможности увидеть её, словно пытка для меня.
– Это трудно, но я знаю, что ты справишься. Все эти испытания даются нам для преодоления собственной духовной лени, для того, чтобы мы шли ко Христу. Путь этот тернист и непрост, но если мы движемся к Нему изо всех своих сил, то Он протягивает к нам руки на встречу. И путь этот становится для нас единственно возможным. Приходи завтра на службу. Мы помолимся вместе. Помни, что я всегда рядом, – отец Константин положил ему руку на плечо.
– Спасибо, дружище! Но я, право слово, уже привык жить со сквозной раной в сердце. Поеду я к моим старикам скорее, пока не стемнело. А завтра свидимся в церкви.
Исполатов отвернулся от перил и мельком кинул взгляд в сторону господского дома. На дорожке, ведущей к поместью, вдалеке виднелась одинокая женская фигура в тёмно-лиловом плаще поверх светлого платья, сидящая верхом на черном коне.
– Чьё это имение? И что это за всадница там вдали? – вскользь спросил Исполатов.
– Это поместье Полторацких и их старшая дочь, Марфа Максимилиановна. Любит она ввечеру верхом прокатиться.
Исполатов рассеянно кивнул, словно совсем не интересуясь ответом на заданный вопрос и пожав приятелю руку, собрался удалиться.
Вдруг глубокую вечернюю тишину пронзил сухой короткий выстрел. Конь дико заржал, встал на дыбы и в мгновение ока сбросил свою наездницу на землю. Слабый крик, как звук лопнувшей струны, зазвенел в дрожащем воздухе. Всё это произошло так стремительно, что отец диакон замер, не успев даже сообразить, что случилось. Исполатов развернулся и быстро оценив ситуацию, ринулся через мост в сторону усадьбы. Пока он бежал по косогору вверх, отец Константин тоже пришёл в себя и устремился вслед за ним.
Конь, как ни чём не бывало, отбежал в сторону и неспешно что-то жевал, помахивая хвостом. Барышня, лежащая на земле, была жива и даже в полном сознании. По лицу её разливалась мертвенная бледность, она тяжело дышала, закусив губу, но не издавала ни звука.
Исполатов опустился перед ней на колени.
– Марфа Максимилиановна, Вы можете двигаться? Где больно?
Она недоуменно посмотрела на него прозрачными глазами и сделала попытку подняться, но тут же слабо охнув, опустилась обратно на ковёр из пунцовых и золотых листьев.
– Нога… Нога болит, больше кажется ничего. Как же так случилось? Принц… Ведь он такой у меня пугливый.
– Он испугался выстрела. Нужно позвать Вашего врача,– вмешался отец Константин.
– Не надо никого звать. Марфа Максимилиановна, разрешите мне отнести Вас в усадьбу на руках. Земля холодная, Вы можете простыть.
Полторацкая вспыхнула, но кивнула.
Павел Андреевич подхватил её, как пушинку и направился в сторону усадьбы.
Оттуда бежали уже к ним перепуганные люди.
Глава 5
Вечер длинного и насыщенного дня плавно заканчивался. В окошках кареты Исполатову уже почти ничего не было видно из-за наступающих сумерек. Он задернул шторку и откинулся назад, соединив по своему обыкновению ладони в форме пирамиды.
И вновь память услужливо и спешно нарисовала ему портрет Аглаиды Афанасьевны, мягкий каштановый локон, небрежно выскользнувший из сложной причёски, прямой и горячий взгляд карих глаз, изящное кружево манжета, плотно обхватывающее тонкое запястье… Исполатов стиснул зубы и быстро дёрнув шторку, нагнулся вперёд, бесцельно вглядываясь в подступающую черноту ночи.