Джеки вошла внутрь вслед за гругашем. Через окно, выходившее в сад, в дом лился рассеянный лунный свет. Они очутились в кухне, только вся мебель там казалась какой-то призрачной, ее очертания то и дело менялись, пока Джеки оглядывалась по сторонам. Ей показалось, что громадина холодильника темнеет возле двери, но в следующую секунду он переместился к раковине. Призрачные табуретки, плиты, столы, буфеты то появлялись, то пропадали, так что их невозможно было даже как следует рассмотреть. В дальнем темном углу, куда не попадал лунный свет, слышалась возня, словно приход Джеки потревожил каких-то маленьких существ.
Гругаш щелчком пальцев зажег свечу, и все тени исчезли. Призрачная мебель как будто испарилась. Они были вдвоем в пустой комнате. Джеки с трудом перевела дух. «Этого не может быть», — сказала она себе. Но теперь, когда Джеки ясно разглядела лицо гругаша, она уже не была в этом так уверена. Во всяком случае, теперь это не имело значения.
Если Финн вначале показался ей немного страшноватым, то гругаш просто излучал грозную силу, и Джеки пожалела, что не осталась на дереве хоба. Голубые глаза волшебника словно видели ее насквозь. Гругаша можно было бы назвать красивым, если бы не рваный шрам через всю левую щеку.
— Это они... они сделали? — спросила она, глядя на шрам. — Неблагословенный двор...
Он не ответил. Вместо этого гругаш сел на подоконник, откуда открывался вид на Виндзорский парк, и стал смотреть в темноту. Джеки было некуда сесть. И она переминалась с ноги на ногу, сама не понимая, что заставило ее прийти сюда. Гругаш смерил ее взглядом и, не сказав ни слова, уставился в окно. «А ведь он еще вроде из хороших парней», — подумала Джеки. Во всяком случае, она на это надеялась. Джеки откашлялась, он оторвался от окна и перевел на нее глаза.
— Зачем ты пришла? — спросил он.
У него был низкий хрипловатый голос, в нем не слышалось ни угрозы, ни дружелюбия. Джеки попыталась улыбнуться, но выражение лица гругаша не изменилось. Он ждал ответа. Казалось, он может так сидеть и ждать целую вечность.
— Я... я хочу помочь, — наконец выдавила Джеки.
Гругаш невесело улыбнулся.
— А что ты можешь? — спросил он. — Повелевать Неистовой Охотой? Или убить великана? Или ты собираешься тайно перевезти всех нас в какое-нибудь безопасное место?
Джеки отступила, уловив в его голосе гневные нотки. Она вспомнила, что Финн говорил что-то про жабу, и ее колени начали подгибаться.
— Я еще не знаю, что я могу, — призналась она. — Но, по крайней мере... я хочу попытаться.
Гругаш долго не произносил ни слова. Он снова смотрел в темноту парка и хмурился.
— Ты права, — сказал он. — Нельзя пренебрегать помощью, даже когда ее предлагают такие... — он оглядел его с ног до головы, — оборванки.
— Я не думала, что это будет модное дефиле, — огрызнулась Джеки, но быстро прикрыла рукой рот.
Ей не следовало этого говорить. Она зажмурилась, когда гругаш поднял руку. Но он всего-навсего подвинулся, освобождая ей место на подоконнике.
— Не бойся, — сказал он. — Я уже дважды проявил бестактность. И дважды заслужил порицания. Как тебя зовут? — добавил он, когда Джеки осторожно приблизилась к окну.
Она села подальше от него, насколько, конечно, позволял подоконник.
— Джеки, — ответила она. — Джеки Роуван.
Гругаш кивнул.
— Теперь мне все понятно, — сказал он.
— Что? Что понятно?
— Почему ты пришла. У тебя счастливое имя. И к тому же мы родичи.
— А как твое имя? — спросила Джеки. — Я имею в виду произносимое имя. Или все просто зовут тебя «гругаш»?
— Со мной уже давно никто не говорил, — сказал он. — Кроме ночи. А она шепчет голосами Воинства. Но мои друзья, когда они у меня были, называли меня Вруик Дирг.
Джеки кивнула.
— Вруик — это название твоего клана?
— Сразу видно, что ты общалась с хобами, — сказал он. — Нет, я принадлежу к королевскому роду Кинроувана, как и лэрд, хотя он теперь признает это не столь охотно, как прежде. Вруик Дирг — мое бардовское имя, означающее «красные гроздья рябины». Когда-то, очень давно, я был бардом.
— Как мне называть тебя?
— Вруик, если хочешь.
— Хорошо. — Она попыталась улыбнуться, но гругаш, не улыбнувшись в ответ, просто изучал ее.
— Как ты собираешься нам помочь? — наконец спросил он.
Улыбка сползла с лица Джеки.
— Ну... — Она помолчала и начала снова: — Финн рассказал мне о дочери вашего повелителя... — Джеки покосилась на своего собеседника: глаза гругаша потемнели, и она продолжила скороговоркой: — Я подумала, что, если нам удастся вернуть Рог — Рог Неистовых охотников, — мы с их помощью сможем освободить ее... если...
— Если она жива. — Гругаш закончил фразу, которую она не осмеливалась договорить.
— Я уверена, что она жива, — сказала Джеки. — Во всяком случае, надеюсь на это.
— Так может говорить только тот, кто не знает, что такое Неблагословенный двор.
— Ну, а если она все-таки жива...
Гругаш вздохнул:
— Даже если она жива, она уже не она.
— Что это значит?
— Когда Воинству удается взять в плен кого-нибудь из нашего народа... если его не убивают сразу, то околдовывают: забирают все светлое и хорошее и делают таким же, как они.
— Тогда тем более мы должны что-то предпринять!
Джеки не знала точно, почему ее так взволновала судьба принцессы. Просто это было важно. И не только для доброго народа, но и для нее лично. Это имело... значение.
— Ты знаешь, где Рог? — спросила она.
Гругаш кивнул:
— Он должен быть в Крепости Великанов.
— А где это?
— Я тебе покажу.
Он вытащил из-под подоконника туго набитую кожаную сумку и достал оттуда свиток пергамента.
— Ох! — вырвалось у Джеки, когда она склонилась над свитком. Это была карта Оттавы, но все названия изменились. Парламентские высоты стали Замком лэрда, супермаркет — Восточной ярмаркой. Глиб превратился во владения Тома Кокла.
— Это Кинроуван, — объяснил гругаш. — Здесь Замок повелителя, а вот приграничные земли.
Все было, с одной стороны, знакомо, а с другой — совершенно ново. Улицы, дома, расположение окрестных ферм — все было то же, но, когда Джеки читала названия, ей казалось, что она, словно Алиса, вступила в Зазеркалье.