— Я надеялся тебя здесь встретить, — раздался его глубокий голос.

— Интересно. У тебя в планах очередное похищение? — спросила я без тени горечи.

— Кхе-кхе, нет, — ответил Дон Жуан. Он ещё раз посмотрел на меня своими глубокими темными глазами. — Ты изменилась. В хорошем смысле. У тебя теперь более утонченный вид.

— Достаточно обо мне. Что заставило тебя прийти сюда? — Я решила, что наверное Мартин из Министерства внутренних дел рассказал Дон Жуану обо мне. Но ошиблась.

В нескольких словах Дон Жуан объяснил, что искал меня и приезжал на улицу, где находилась моя квартира, долго сидел в машине, надеясь меня увидеть.

— Чем же заслужила такое внимание? — спросила я с издевкой.

Он ничего не ответил. Поднялся, чтобы заказать себе что-то выпить и спросил, хочу ли я чего-нибудь. Сначала я отказалась, но потом решила взять круассан с шоколадно-ореховым пралине. Просто необходимо было съесть что-то сладкое, чтобы набраться сил. Чувствовала, будто тону, помнишь то ощущение, о котором писала в прошлых письмах, — погружение в мягкую влажную клейкую траву, в которой теряюсь, каждый раз, когда он рядом.

Мы некоторое время сидели молча, пока он пил свой напиток, а я жевала круассан, будто в этом круассане спрятан секрет всей моей жизни. Дон Жуан ни о чём не спрашивал, но в этом молчании, в этих интимных минутах тишины, было гораздо больше смысла, чем в словах.

Я не хотела задавать ему вопросы о его жизни. Если бы проявила к нему интерес, он мог бы подумать, что я до сих считаю, что он чем-то мне обязан, а у меня больше не было таких мыслей. Я освободила свои мозги от него, больше не было никаких ожиданий, вот только сердце всё еще настойчиво держало его внутри. Говорю же, во всем виноват Иисус.

— Хотел сказать, — начал Дон Жуан после того, как пролетело несколько столетий, — что меня пригласили на показ свадебных платьев от кутюр. Шоу организует один из самых богатых людей в городе. Подумал о тебе. Может, сможешь подработать для них моделью? Они хорошо тебе заплатят.

Это было очевидным доказательством того, как иронична наша жизнь. Дон Жуан приглашает меня надеть перед ним подвенечное платье. У Бога отличное чувство юмора.

Мне не помешают деньги, что думаешь? Однако сама идея того, что я снова должна испытать на себе мечту о подиуме и демонстрировать себя, наполнила меня ужасом. И хуже всего, что именно Дон Жуан всё для меня организовывал.

Я обдумывала выпить ли остатки моего холодного кофе, как вдруг Дон Жуан сказал:

— Может, сможешь найти для себя что-то подходящее, я имею в виду свадебное платье?

Его вопрос обдал меня кипятком. Он что-то знал обо мне и Ките? Но как он мог знать? Или это просто его догадка? Нужно ли просить его объяснить причину такого вопроса? Мысли кружились в моей голове, как рой настырных ос. Но я ни о чём не стала спрашивать.

— Извини, не могу. Очень занята.

Уже собиралась уходить, как он схватил меня за руку. Спросил, могла бы я хотя бы дать ему мой новый номер телефона, может, я ещё соглашусь на эту работу. Он попросил меня о моём телефоне так, будто просит выйти за замуж. Так сильно хотел, чтобы я приняла его предложение о работе и дала свое согласие.

— Хорошо, — ответила я.

Дон Жуан забил мой номер в свой мобильный и поднялся раньше меня. Думаю, он не желал оставаться в одиночестве. Я увидела его в этот раз совсем с другой стороны. Он находился в поиске чего-то в жизни, и было такое чувство, что он искал не там, где нужно. Я не хотела удовлетворять своё сердце, думая о нём. «На этот раз в моей жизни есть рыбка покрупнее!» — напомнила я самой себе. Мы шли с Дон Жуаном к месту, где он припарковал машину, и чтобы избежать неловкости при прощании, я просто помахала ему рукой и побежала.

После пробежки вернулась домой. Ощущение, что несла мешок весом в пятьдесят килограммов. Села в гостиной, чтобы начать медитацию, но не смогла. Хотя в последние недели медитировать для меня довольно легко. Какую же силу имеет надо мной этот человек? Остаток дня всё никак не могла прийти в себя, с нетерпением ожидая Лану, чтобы рассказать ей о случившимся.

Выслушав меня, Лана достала из ящика стола уже забитый косяк. Засмеявшись, сказала, что знала, он когда-нибудь понадобится. В состоянии смятения и кайфа, я услышала короткий звонкий сигнал телефона. Екнуло в сердце.

Сообщение от Кита: «Хочешь выехать на дикую природу в Озерный край на следующий уикенд? Мои родители хотят с тобой познакомиться и организуют нашу поездку».

— Что за дикость? — пролепетала Лана. — Почему никто не хочет просто отдыхать на диване. А в твоей жизни, Мия, итак уже достаточно дикости, хотя может на этот раз речь идёт о немного другой дикости?

— А может, это одно и то же, просто названия разные, — сказала я.

Я думала не о Ките, а о Дон Жуане.

Лана посмотрела на меня и пофилософствовала:

— Будь дикой на поверхности, но знай, чего хочешь внутри себя.

Наверное прогулки по горам на природе как раз та дикость, которая мне сейчас необходима. С родителями или без них, всё равно.

Послала сообщение Киту: «С нетерпением жду. А могу я надеть там своё подвенечное платье?»

Кит ответил: «Ты такая смешная! Сгораю от нетерпения, чтобы увидеть тебя в нём».

Попросить Дон Жуана выбрать мне подвенечное платье? Анара, что думаешь?

Со всей любовью и с Иисусом в сердце,

Мия

Сладкое вино Руссильона и его бархатное чёрное небо

Моя дорогая Мия,

Отличная идея! Попроси Дон Жуана выбрать свадебное платье. Ты никак не можешь выкинуть его из головы. А пора бы! Но не мне тебя учить. Сама прекрасно знаю, как сложно очистить тело и душу от самого сильного яда на земле, называемого любовью. Невозможно. Алкоголь, наркотики — ничто по сравнению с этим субстратом, самым одурманивающим и упоительным, и от которого нельзя вылечиться.

Не удивляйся моему отношению к Иисусу. Я даже не дотронулась до него, а только говорила. Это чистое платоническое чувство. Любовь трубадура. Он — моя Minne [1], идеальная, возвышенная любовь, источник вдохновения, который даст мне силы перейти на другой этап жизни под бархатным чёрным небом когда-то погибшей и теперь снова возрождающейся Окситании[2].

Мы недавно гостили с Себастьяном на винодельне его дедушки. Я так люблю это место! Мы организовали барбекю в саду, из которого видна вершина магической горы Канигу, прославленной принцем каталонских поэтов, Жасинтом Вердагером[3]. И Редьярдом Киплингом, любившим отдыхать рядом с целебными горными источниками городка Верне-ле-Бен. Киплинг любовался Канигу, называя её самой волшебной горой мира.

Я люблю Руссильон, его сладкое вино[4] и чёрный бархат его ночного неба. Эта земля подобна мне, у неё были взлеты и падения, такие, что думаешь, уже никогда не встанешь на ноги. Но виноградная лоза с её глубокими многовековыми корнями всё продолжает расти несмотря на сухую безжизненную почву, сильные ветра и нестерпимую жару.

На этой земле были финикийцы, древние греки, римляне, вестготы, сарацины, альмогавры[5] и катары. Не важно, кто сюда придет, а кто покинет эту землю, виноградная лоза всегда будет жить, одаривая нас сладким возвышенным вином, которое со временем станет вином суфиев. Освободит ли оно меня от эго? От страхов и уз? Смогу ли я навечно опьянеть во Вселенной и навсегда в ней раствориться? В бесконечности… Ведь это моё настоящее имя.

Если я — Лейли[6], встречу ли Меджнуна? Почему мы разлучены? Хочу напоить его сладким вином Руссильона.

Я брожу по горам, размышляя о моей жизни кочевника. Куда направит меня ветер? Я покинула свою страну на неопределенный срок, чтобы остаться самой собой?[7]

Мия, извини за бред, в следующий раз напишу письмо, в котором будет больше смысла.

[1] Minne(нем.) — рыцарская любовь, служение прекрасной даме, платоническая любовь, поэтический термин в средневековой поэзии.