* * *

Доктор проснулся от странных звуков: под топчаном, на котором он неизвестно как оказался, кто-то возился, кряхтел, время от времени чертыхаясь. На размышления о том, что уснул за столом, а проснулся… неизвестно где, не было времени.

Мужчина сгруппировался и, соскочив с деревянного лежака, дернул на себя лоскутное одеяло. Из-под дощатой лежанки торчал старый валенок. Сергей заглянул в подкроватную темноту – где там столько места-то? Глянешь сверху – максимум полутораметровая постель, а под ней – как будто еще метров пять до стены, если не больше…

Бабка на четвереньках, пятясь задом, вытащила на свет два кувшина. С трудом выпрямившись и отряхнув с подола какие-то перья и обрывки паутины, она влезла ногой в валенок, бережно подняла один из сосудов (по виду – глиняный, покрытый белой эмалью) и поставила на табурет. Второй кувшин, угольно-черный, с узким горлышком, деловито заткнула кукурузным початком. Наконец обратила внимание и на гостя:

– Чего рано поднялся, милок? Спал бы еще. Солнце вон только взошло.

Сергей молча присел на кровать. В голове было звонко, ясно и пусто. На душе легко. Боль, долгие годы сковывавшая сердце, не дававшая вдохнуть свободно, полной грудью, исчезла. Воспоминания остались, но были какими-то невесомыми, наполненными легкой грустинкой и светом. А боль ушла. И еще… не было страстного желания возвратиться в свой мир, в свой город, вернуть всё на свои места. Он будто оказался там, где нужно. Откуда знал? Душа, что ли, подсказала?

Доктор осмотрелся: в окно заглядывало солнце, освещая комнату красноватыми спросонья лучами. Бревенчатые, потемневшие от времени стены. Домотканый ковер над его лежаком. Белый, отливающий холодным серебром кувшин… Сергей был готов поклясться, что из высокого сосуда поднимаются сияющие искорки. Он открыл было рот, но бабка проворно прикрыла посудину рушником3, искусно расшитым красными цветами. Пока она возилась со вторым, черным кувшином, в воздухе разлился приятный цветочный аромат. Сергей вспомнил – так пахли мальвы, что росли в палисаднике его бабушки. Он внимательнее взглянул на льняное полотенце и обомлел: вышитый гладью лепесток явно смахивал на настоящий. Такой бархатистый, живой.

Желая убедиться, что глаза не обманывают, мужчина протянул к вышивке руку, но хозяйка его опередила. Цепко схватила с табуретки кувшин, пристроила под мышкой другой и, как ни в чем не бывало, скоренько поковыляла к двери, бросив через плечо:

– Умывайся и завтракать под березу приходи.

* * *

Сергей неспешно вышел на покосившееся крыльцо. Потянулся, оглядел заросший травой дворик, местами завалившийся, а кое-где и просто дырявый штакетник. Травы и цветы, разбуженные и омытые росой, сладко разливали вокруг свежие задорные ароматы. Тихое утро улыбнулось человеку чуть подсвечивающими легкие облака солнечными лучами, поприветствовало щебетом птиц и басовитым жужжанием пролетевшего рядом и словно поздоровавшегося с ним шмеля. Сам не понимая почему, доктор помахал вслед мохнатому насекомому.

Затем быстро сделал растяжку, поплескал в лицо ледяной колодезной водой из гремящего жестяного умывальника. Утерся свежим полотенцем, расшитым по краю веселыми петушками и лучистыми полусолнцами. Задержал на узоре взгляд, словно что-то вспоминая…

Под березой гость издалека заметил крепкий дубовый стол, застеленный белоснежной льняной скатертью. О том, что по краю она вышита голубыми вензелями, Сергей почему-то знал заранее. Или… помнил. Откуда? А еще знал, что угощать его будут варениками и булочками… ароматными, свежими и удивительно вкусными…

«Безобразие какое-то», – тряхнул Сергей головой, отгоняя видение.

Но… всё именно так и было: на расшитой скатерти, в красивых глиняных мисках красовались политые маслом вареники с творогом, матово желтела сметана, сквозь прозрачное стекло изящных вазочек расплавленным янтарем и игристым рубином просвечивало свежее варенье. А на большом подносе румянились пышными боками горячие сдобные булочки. И, конечно же, над всем этим «безобразием» самодовольно возвышался пузатый медный самовар.

* * *

За завтраком Сергей узнал, что попал в Светлое царство Запределья к своей Хранительнице. Очень солидной и очень сильной светлой сущности, оберегающей его естество на протяжении более чем восьмисот лет! Вчера она освободила его сознание от сковывающих эмоций. А с сегодняшнего дня начнется… не вспоминание, а именно воспоминание прошлых жизней, восстановление в памяти забытых уроков и обучение новым знаниям.

– Ты, касатик, пока Ниной Петровной меня зови. А дальше – как пойдет, – проговорила хозяйка, наливая гостю в большую фарфоровую кружку свежезаваренный травяной чай.

– И как дальше может пойти? – недоуменно спросил Сергей, осторожно отхлебнув ароматную жидкость и прислушавшись к своим ощущениям: не унесет ли его снова в дальние дали от этого напитка? Нет. Всё в порядке. Чай как чай.

– По плану, надеюсь… – лукаво прищурилась, наблюдая за его внутренними исканиями, баба Нина. – Я, конечно, у тебя за восемьсот-то лет как следоват пообносилась. Но ты – молодец! Спиртягой не балуешься, по бабам особо не шастаешь. Посмотрел бы на других Хранителей: кого лет за сорок-пятьдесят так потреплет – места живого нет. А ты у меня – орел! Спортсмен! И в мыслях у тебя порядок… Ну, почти…

– И что же во мне такого орлиного? – пожал плечами Сергей. – Крыльев вроде нет…

– Захочешь – будут, – махнув рукой, ответила бабка, словно рассуждая о чем-то обыденном. – Но не в этом дело! Тебе повезло, что изначальные светлые знания в себе до сих пор несешь, не растерял за столетия, – пояснила она.

Подложила гостю на тарелку еще несколько горячих вареников и не без гордости добавила:

– Конечно, в этом и моя заслуга имеется, я же тебя всему сквозь века обучала, в голову твою бестолковую знания вкладывала. Хорошо еще, что последние два десятка жизней ты в своем роду перерождаешься. Полегче стало нам с тобой знания воспоминать, а не учить их заново.

– А если бы в чужих родах перерождался? – спросил доктор, с удовольствием уплетая завтрак.

– Тогда бы учил… Да тебе и так постоянно всё заново приходится вдалбливать. С каждым разом пустой как барабан возвращаешься.

– Так уж и пустой, – покривился от бабкиной грубости Сергей, внутренне не соглашаясь с ее мнением и считая себя очень даже образованным и интеллигентным человеком (как-никак ученая степень имеется).

Исходя из этих соображений, спорить со старой женщиной не стал. И, чтобы разрядить обстановку, спросил:

– А как я попал в ваше Запределье?

– Всё труднее нам тебя из мира людей в нашу реальность через подпространство переправлять. Жеглард (это, скажем так, главный наш недоброжелатель) хитер больно. Только найдем ход тайный, незаметный – так он, нежить подлая, его сразу запечатывает. Словно шпионы у него тут имеются… Сознание-то твое в этот раз мы быстро переправили, дядюшка Шмель лазейку нашел. А вот тело, развеянное на молекулы, пришлось Клавдии через звездные просторы нести. Молодец волчица! Кроме нее вряд ли кто справился бы с таким трудным заданием.

Сергей опешил: кто мог его развеять? Как это случилось?

– Да так и случилось, – без промедления ответила на его мысли бабка. – Сфера сияющая тебя на частицы разнесла, в космос отправила. А там уже Клавдия физику твою по частичкам собрала. Изумляюсь ее хваткости: ни единой молекулы не потеряла. И то сказать – лунная межзвездная путешественница, правая рука Хранителя.

– Бабушка, а вы ничего не перепутали? Может быть, это мое сознание, а не тело в космосе распыленным было? Я же там всё видел, чувствовал. И такие же искорки-сознания рядом со мной оборотную сторону Млечного Пути разглядывали.

– Я пока еще из ума не выжила, – покачала головой баба Нина. – Знаю, что говорю. Тело твое в межзвездном пространстве находилось. А у каждой клетки живого организма свое сознание имеется. Вот этими клеточками ты Великий Космос и ощущал. Думал, пытался осмыслить происходящее. Но, как видишь-помнишь, не сильно-то получалось. Не было единого сознания у тебя в тот момент, одно облако разрозненных молекул.