Поздние христиане взяли образ женщины — спутницы Бога в период творения, «Мудрости», и преобразовали ее в «Слово». По-гречески «София» — женское имя и, согласно некоторым источникам, женщина, почитаемая как божество, а «Логос» по-гречески — существительное мужского рода. Так, они стали заявлять, что именно он (Логос, Слово) был тем, кто сопровождал Бога с начала времен, и тем, через кого Бог создал все сущее, и на самом деле являлся Иисусом Христом до своей инкарнации в человека (см.: Ин., 1: 1–4). Сложность обеих — еврейской и христианской — запутанных интерпретаций заключается в вопросе: как еще кто-то может иметь божественное происхождение (София или Логос), если изначально существует только один Бог. В случае с христианством эта дилемма привела в итоге к развитию доктрины Триединства: несмотря на то что Бог являет себя в трех ипостасях (Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух — не одна личность, а три), все еще считается, что Бог один (не трое). Эта доктрина не была полностью сформулирована даже спустя век после написания Нового Завета.

Это очень схоже с мнением, которое выражено но поводу национального вопроса в пророческом писании. Когда народ Израиля поступает согласно воле Божьей, он процветает — политически, экономически, в военном отношении и любой другой области; но когда он сворачивает с пути Господнего, кара не заставляет себя ждать, причем кара в самых мучительных своих формах: засуха, голод, болезни, война, политический кризис, военные катастрофы и полное уничтожение. Очевидное решение проблемы — никогда не сворачивать с пути, проложенного Богом, и тогда жизнь будет поистине прекрасна.

Проблема, возникшая перед некоторыми мыслителями Древнего Израиля и касающаяся как «позитивного» писания, так и подтекста классического пророческого писания, заключалась в том, что законы устройства мира работают совсем не так, как предполагалось. Позже мы увидим, что еврейский апокалипсизм возник в ответ на оптимизм пророческого писания, утверждающего, что следование пути Иеговы приведет к миру и процветанию (приверженцы апокалиптического учения осознали, что на самом деле это не так). В Книге Иова также выражено стремление возразить этим взглядам. С субъективной точки зрения спокойные и оптимистичные постулаты притч попросту не стыкуются с реальностью, которую мы видим вокруг себя. Абсолютно ясно, что на деле праведность не подразумевает богатство и счастье. Пожалуй, даже наоборот: иногда муки выпадают именно на долю праведников, причем муки очень тяжелые. В своих размышлениях на эту тему Иов, вероятно единственный за всю историю Древнего мира, так серьезно подходит к проблеме страданий.

«Проблема страданий» — многовековой вопрос, особенно для тех, кто верит в существование доброго и сильного Бога, ответственного за управление этим миром. Если Он существует, отчего же праведники вынуждены страдать? Понятно, почему страдают грешники: Бог наказывает их за грехи. Но если Бог во главе, если Он способен на все, чего ни пожелает, а Он желает исключительно добра своему народу, — почему же тогда Его народ страдает, особенно когда следует Его воле? У этой проблемы несколько путей решения, некоторые из которых, возможно, уже сейчас пришли вам на ум, так как вы думаете, что ответ слишком очевиден. Но для глубоких мыслителей ответ никогда не был очевидным, к тому же очевидные ответы зачастую не такие уж верные.

Загадка Книги Иова

Одна из сложностей, с которой сталкиваются многие читатели Книги Иова, возможно, даже не осознавая этого, — непонимание того, что эта книга далеко не является работой одного автора, выражающей единственное, целостное мнение о проблеме страданий, особенно страданий праведников. В действительности книга состоит из двух независимых частей, и ученые давно поняли, что эти две части практически наверняка принадлежат двум разным авторам, писавшим в разное время. И, что самое главное, у этих авторов абсолютно разные взгляды на проблему страданий. Позднее кто-то соединил эти две рукописи в одно, более масштабное произведение, что посеяло хаос в рядах толкователей, так как начало и конец Книги Иова (принадлежащие одному автору) выражают совсем иную точку зрения на страдания, нежели середина (написанная другим автором).

С одной стороны, очевидно, что начало и конец книги (главы 1–2; 42: 7—17) и внушительная по объему середина (3: 1 — 42: 6) сильно отличаются друг от друга. Обратите внимание, книга начинается и заканчивается прозаическим повествованием о праведнике Иове, вынужденном терпеть невыразимо тяжкие муки; середина написана в стихотворной форме и содержит диалоги, которые Иов вел с четырьмя «друзьями» (чье общение с Иовом можно назвать не иначе как дружеским).

Это веские причины для размышлений не только о том, что эти части написаны в двух литературных жанрах (короткий рассказ в начале, диалоги в поэтической форме в середине и возобновление короткого рассказа в конце), но и о том, что на самом деле они принадлежат двум разным авторам. Кроме того, имена, используемые в описании божеств, в этих отрывках различны: в повествовательной прозе упоминается Яхве; в поэтической же части предпочтение отдается Богу (Эль и Элоах) и Всевышнему (Шаддай). Конечно же проблема заключается не только в этом; но если в произведении присутствуют два литературных жанра и два способа написания имени Бога, скорее всего мы имеем дело с двумя разными авторами.

Это подтверждается противоположностью смысловой составляющей обеих частей. Отрывки сильно отличаются между собой в подходе к двум ключевым вопросам. Во-первых, это само описание Иова. В прозе (начало и конец книги) Иов терпит страдания безропотно и смиренно. Он отказывается роптать на свою судьбу и принимает ее как участь, уготованную ему Богом по причинам, которые не может постичь человек. Этот образ Иова не имеет никакого отношения к его образу в поэтической части книги. В рассказе Иов предстает не иначе как безропотным и смиренным. И напротив, в поэтической части он совершенно не демонстрирует смирения, громко выражает недовольство несправедливостью своих страданий, утверждая, что он не заслужил таких испытаний, и требует Бога явиться ему, чтобы иметь возможность отстоять свою точку зрения перед лицом Всевышнего.

С другой стороны, взгляды на проблему страдания — мы вскоре рассмотрим это более подробно — также заметно разнятся в зависимости от того, читаете ли вы повесть или поэтический диалог. В повести недвусмысленно озвучена причина страданий Иова: Бог испытывает его, чтобы посмотреть, сохранит ли тот веру в таких тяжелых обстоятельствах (также упомянута роль дьявола). Но эта точка зрения совсем не наблюдается в поэтической части, где дьявол не упомянут, нет указаний на испытание или необходимость сохранить веру во времена боли и страдания. Из этого отрывка мы узнаем, что понять причину страданий невозможно и что даже сама попытка задать этот вопрос может оскорбить Бога. Причина страданий — непостижимая тайна. И Бог может делать все, что пожелает. Его волю нельзя оспаривать.

В книге присутствуют два разных взгляда, как на образ Иова, так и на подход к вопросу о страданиях. Причина этих расхождений заключается в том, что авторство принадлежит двоим людям, оценивающим ситуацию с разных сторон. Позже кто-то соединил две работы, что привело к путанице в прочтении у тех, кто не понимал, что видит перед собой две абсолютно противоположные точки зрения. Далее мы рассмотрим каждую часть и начнем с автора повести, открывающей и завершающей книгу.

Повествовательная проза

Книга начинается с описания образа Иова, который, как потом выясняется, не был израильтянином. Он был родом из земли Уц, которая, скорее всего, является вымышленной страной. Иов почитал Яхве, несмотря ни на что, и был необыкновенно благочестивым и праведным. Благодаря чему Бог щедро его наградил. У него была большая семья — семь сыновей и три дочери — и невероятное количество овец, верблюдов, быков, ослов и слуг. Он настолько благочестив, что не только следит за тем, чтобы самому не совершать грехов, но и регулярно приносит жертвы во славу Бога от имени своих детей, на тот случай, если кто-то из них согрешил.