Митя невольно вздрогнул: учитывая, что на заводиках Бабайко и впрямь работали мертвецы, а забирал он их с местных кладбищ за прижизненные долги… селян можно понять. Но не нужно. Потому что эти трусливые негодяи оставляют его, Митю, без прибыли, когда ему так нужны деньги!

– Священника привозили? – поинтересовался отец.

– Трижды. Упокоение, перезахоронение поднятых покойников, очищение и освящение места их посмертных трудов. Батюшку в бричке по селам провез, в каждом молебен отслужили по невинно потревоженным. Не идут! Плату поднял – все равно не идут, а ежели поднимать еще, всякий финансовый смысл в возобновлении работы бабайковских цехов теряется. То же самое с готовым товаром, что не успел вывезти Бабайко… – Свенельд Карлович перелистнул несколько бумаг. – У меня отказались покупать «мертвецкий» кирпич. Некоторую часть мы пустили на восстановление дома и конюшен… Надеюсь, вы, господа, не против?

Митя и отец промолчали: странно было бы, напугай их кирпич, слепленный мертвыми руками. А в конюшне у них парокони, тем и вовсе все равно.

– То же касается досок… В Александровске удалось сбыть партию стекла, но дешево, продавать пришлось через третьи руки. Таким образом, увы… – Свенельд Карлович сложил бумаги и аккуратно подровнял стопку, – расчет на то, что восстановление имения можно произвести из доходов от захваченных цехов, не оправдался. Wohl oder übel[1], но вместо того, чтоб зарабатывать, мы лишь тратимся. – Он обвел выразительным взглядом кабинет, но понятно было, что имеется в виду свежий ремонт всего господского дома.

Митя скуксился: ему этот дом вовсе не нужен, им в деревне не жить! Ему нужны деньги!

– М-да… – задумчиво протянул отец. – И с Гнат Гнатычем не расплатились. Митина доля, конечно, главная – он тех восставших божков упокоил… Но уряднику и уездным стражникам тоже премия причитается за то, что мертвяков перебили.

Митя стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя выдавленные полукружья. Божков, нежданную находку горе-археологов, упокоил вовсе не он. Но та, что сделала это, не станет претендовать на долю добычи… ведь она их и подняла, дура деревенская! А вот мертвяков перебил он почитай в одиночку – отец со Свенельдом не видели и сотой доли армии мертвых, что поднималась из бездн земли за высоким забором бабайковского подворья. Урядник Гнат Гнатыч, и стражники его вместе с конями, и отец со Свенельдом – орде мертвяков они были на один зуб! Только косточки бы хрустнули, если бы… если бы Митя не сделал кое-что… о чем он никому не может рассказать! Да он всех их спас! Включая глупую ведьму… А теперь еще должен им за это платить?

– Что вы предлагаете, Свенельд Карлович? – не обращая внимания на красного от ярости сына, спросил отец.

– Я вижу лишь один выход: найти рабочих в отдаленных местах. В центральных губерниях недород, осенью там начнут сколачивать артели на заработки. Мы отправим герра Лемке нанять такую артель. Может, даже две… Если привезти их прямо сюда и хотя бы на первых порах не позволять общаться с местными, за зиму мы сможем произвести изрядно недорогого кирпича. Возможно, удастся сохранить стекольный цех. А там, глядишь, и отношение местных изменится, если до весны с артельщиками ничего… эдакого… не случится.

– Совершенно ничего… эдакого. Просто будучи живыми работниками, они всего лишь замерзнут тут насмерть, – хмыкнул Митя.

А у Бабайко были резоны использовать в цехах мертвецов! Ни спать им не нужно, ни есть, ни греться… ни жалованья.

– Дмитрий! – цыкнул отец. – Но я вынужден согласиться. Я, конечно, слыхал, что местные зимы много мягче…

– В Петербурге преувеличивают мягкость здешних зим: тут и до –25 по Реомюру[2] случается, – перебил Штольц. – Нужны бараки с печами. Но… работников нет, а наши пароботы слишком тяжеловесны для строительства. Пусть даже «мертвецкого» кирпича у нас предостаточно, – криво усмехнулся Штольц и выжидательно уставился на своего ярла.

Первым сообразил Митя.

– Нет! – Он вскочил с топчана. – Нет-нет-нет! Вы хотите поселить их… здесь? – Он обвел стены кабинета полным ужаса взглядом. – Превратить подаренное государем имение в ночлежку для каких-то… – Дальше слов не нашлось. Он только на миг представил имение Белозерских… или младшего князя Волконского… или любого другого достойного уважения человека… где на драгоценном паркете вповалку дрыхнут эти… в армяках… и анфилада залов наполняется неповторимым ароматом онучей. Ах да, здесь же нет паркета! Он знал, что это аукнется! Знал!

– Да Митя же! – Отец повернулся к управляющему. – Свенельд Карлович… Вы действительно… хотите заселить артельщиков… сюда? В наш дом?

– Мы не можем работать на землях имения, потому что не сезон. Мы не можем работать в брошенных цехах, потому что к нам не идут работники. – Каждая фраза управляющего звучала увесисто, как удар паробота по свае. – Мы не можем нанять привозных работников, потому что им негде жить в морозы. Единственное, что у нас есть, – это восстановленный господский дом.

– Порядочный человек не станет так использовать свой дом! – выпалил Митя.

– Дмитрий! – громыхнул отец. – Немедленно извинись перед Свенельдом Карловичем!

– Простите! – пробурчал Митя. Хотя было бы за что! И перед кем!

– Я не обиделся. Я понимаю, что так не делается и… мое предложение несколько неприлично… – волнуясь, начал Свенельд Карлович.

– Несколько? – взвился Митя. – Да если в свете узнают… прослышат…

– То им не будет до нас ни малейшего дела! – рявкнул отец. – Хватит, Митя! Сперва ты не хотел сюда ехать, а теперь ведешь себя, будто татарская Орда вот-вот захватит твое родовое гнездо!

Митя посмотрел на отца с возмущением. Родовое не родовое, а он здесь жизнью рисковал и теперь хочет, чтоб это хоть как-то окупилось! Желательно деньгами! А оно не окупается и… Свенельд Карлович как раз и хочет, чтоб были деньги… Проклятье, он запутался!

– Мы завтра уезжаем: мой отпуск и так непозволительно затянулся. – Отец прошелся по кабинету. – Жить мы станем в Екатеринославе… Или ты хочешь остаться здесь? – Он бросил на Митю быстрый раздраженный взгляд.

Здесь? Он и в этом их Екатеринославе жить не желает!

– Я не хочу, чтоб на моей кровати спал какой-то грязный… крестьянин!

Неужели отец согласится? Это же полная потеря самоуважения!

– Наших кроватей им все равно не хватит – на целую артель-то, – очень серьезно сказал отец, но глаза его смеялись. – Будем мебель закупать – и кровати сменим.

– Но я же буду знать!

– Довольно! Я не могу просто содержать этот дом без всякой надежды вернуть средства! – зло поджал губы отец.

Его гримаса, как в зеркале, отразилась на Митином лице. Конечно же, нет! Потому что не умеете вы, батюшка, устраиваться в жизни, как прочие… порядочные люди. Чтоб глава департамента полиции громадной губернии артельщиков в дом селил, потому что денег не имеет! Да кому рассказать – не поверят! Только на это вся Митина надежда.

– Да и ты, мой милый мальчик… Как ты собираешься платить налог?

– Еще платить? – взвился Митя. – За что?

– Воинская добыча облагается податью, – ехидно хмыкнул отец. – На что специальная комиссия имеется. Приедут, высчитают сумму… Так что бабайковские цеха или тишком сжечь, чтоб и духу от них не осталось, или уж выкручиваться как-то…

Митя обессиленно рухнул обратно на топчан – и тихо зашипел сквозь зубы. Топчан был жестким. И занозистым. И штопаные штаны от заноз не спасали.

– Ну что ж, раз мы все решили…

«Вы, батюшка, решили! Меня никто не спросил… А если и спросили – то не так, и решили – неправильно!»

– …Завтра выезжаем, – подвел итог отец. – Думаю, Ингвару тоже не стоит оставаться в имении – когда у него там занятия в реальном училище начинаются? Двадцатого августа?

Ох, Древние, еще и Ингвар! Ингвар будет с ними жить! Митя не то чтобы позабыл об этом, но… словно задвинул неприятную мысль в дальний чулан, не желая портить такое недолгое лето! И вот теперь мысль нагло вылезла из чулана и предстала перед ним во всей своей омерзительности – Ингвар будет с ними жить! Весь год!