Отец внимательно следил за движениями карандаша в руках дочери. И когда она закончила, наклонился над картой и задал вопрос, ответ на который и так был очевиден.
– Так там севернее еще остров?
–Да. И нам, как следует из информации, предоставленной мне артефактом, именно туда, – сказала она уверенно.
– Это дальше, чем я рассчитывал – отец нахмурился, – наши аналитики предполагали, что нам не надо будет продвигаться дальше вот этой отметки, – он указал на восточное побережье острова Холодных слез.
Нтанда долго стояла у карты, но смотрела не на нее, а как бы внутрь себя. Потом вытащила из пальцев отца карандаш, который тот задумчиво вертел, и уверенным движением нарисовала крестик в центре нарисованного ею же острова.
– Тут. Нам надо идти сюда. Нас ждут Врата Стылой Тени и то, что за ними, – она приложила к вискам ладони и охнула, как от боли,– Только не спрашивай, что это за Врата такие. Не знаю я. Знаю только, что они есть и нам их не миновать. Пап, я к себе пойду, надо отлежаться. И голова опять, как будто по затылку дали чем-то тяжёлым.
– Иди. Отдыхай, конечно, – сочувственно произнес отец, – но если вдруг что-нибудь станет проясняться, постарайся сразу меня извещать об этом, – он запнулся, но почти сразу продолжил, – и никому ни слова о том, что ты смогла сделать. Это действительно важно. Критически важно.
До каюты своей она едва доковыляла.
Голова опять раскалывается. И безумно хочется спать. И в голове, как будто что-то ворочается, стучится изнутри о кости черепа, порождая эту самую мигрень.
– Теперь ждать, пока и это пройдет. Но какие её годы, дождется, – мелкие беспорядочные мысли порхали в сознании Нтанды, опасаясь что-нибудь задеть своими крылышками, что бы не вызвать очередной всплеск чудовищной боли,– и не поздно ведь ещё, едва стемнело. А ноги уже не держат. Но ладно, еще набегаемся. А сейчас спать.
Девушка бросила взгляд, в котором содержалась целая гамма эмоций, на пластинку зелёного камня с черными прожилками, заботливо оттертую ею от её же собственной крови. Лежит себе на прикроватной тумбочке, каменюка. Как будто бы ничего и не было.
– Ладно. С камнями потом, всё потом,– сказала она сама себе, забираясь под одеяло,– отвлечься надо, поспать надо,– и, бросив ещё один взгляд на артефакт, продолжила, убедительно так, но непонятно, к кому обращаясь,– и снов не-на-до. Ни-ка-ких.
Проснулась ночью. Всё вроде бы нормально. Удалось всё-таки чутка спокойно поспать, без мистики, хоррора и прочих остросюжетных кошмаров. Через несколько секунд после того, как глаза открылись, сообразила – пить. На столе должен был стоять графин с водой. И тут она ощутила какую-то неправильность, что-то было не так. Ну конечно, в каюте не темно, хотя должно было бы быть. Причина – вот она, на тумбочке, распространяет слабое свечение, с лёгкими, травянистого цвета, нотками. Лежит себе, камушек, светится. Ну, дело то житейское. Хотя, если камушек светиться начал, то от греха его надо положить так, что бы видно его не было, всем тем, кто мог войти в каюту. А лучше, что бы вообще никто не видел, так оно понадежнее будет. Во избежание, так сказать, ненужного ажиотажа. И для профилактики от возникновения глупых вопросов у излишне любознательных индивидуумов.
Она вылезла из-под одеяла. Не утруждая себя поиском тапок, прошлепала к столу. Долго и с наслаждением пила из горлышка графина. Приличным девушкам оно, конечно, не пристало так вульгарно себя вести. Так никто же не видит, можно и расслабиться. На обратном пути прибрала светящийся камушек в тумбочку и забралась обратно в кровать.
Закрыла глаза, успокоила дыхание, начала погружаться в сон. И тут началось то, чего она опасалась. Засыпание обернулось погружением в сердце вьюги. Вокруг нее вращались струи воздуха, несущие какую-то ледяную крошку. Холода, правда, не чувствовалось. Это хоть и странно, но возражать против отсутствия неприятных ощущений было бы глупо. Когда горсть этих снежинок проносилась мимо лица, обострившееся внимание выхватило интересные детали. То, что крутилось в воздухе, было очень похоже на снежинки, но таковыми не являлось. Это были те самые серебристые знаки. Странные, надо сказать, знаки. Нечто среднее между угловатыми символами, которые оставались на древних камнях покинутых храмов Милеле Нжиа и иероглифами многочисленного и древнего народа Чжоужэнь с восточного материка.
Но вот метель стала утихать, и серебристые знаки осыпались на серебристую же поверхность равнины, по которой теперь шла Нтанда. Воздух был наполнен влагой до предела. Клочья белой дымки проявлялись уже на расстоянии метра, а метрах в пятнадцати-двадцати стояла уже плотная стена морозного тумана, непроницаемая для взгляда. Девушке казалось, что она заключена в полусферу из грязно-белой ваты. И полусфера эта двигалась вместе с ней. Где то, на границе восприятия, послышался далекий детский плач. Прямо перед девушкой, на высоте около трёх метров от земли, белая стена начала колебаться, обрывки дымки отделялись от нее и отлетали прочь от эпицентра возмущения. А спустя секунду из этого места, совершенно бесшумно и странно медленно, мерно взмахивая широкими крыльями, вылетела огромная полярная сова, как будто материализовавшись из клочьев тумана. Её янтарные глаза буквально на мгновение скользнули по лицу девушки. Этот взгляд вызвал массовый забег мурашек по ее спине. Причем по габаритам своим, мурашки эти, судя по ощущениям, сильно превосходили размерами даже тропических муравьев-людоедов. Пока Нтанда стояла на месте, сражаясь с внезапно нахлынувшим безотчётным страхом, сова, все так же мерно взмахивая крыльями, исчезла в противоположной туманной стене, оставив после себя только призрачные звуки удаляющегося детского плача.
Во сне время течет по своим законам, а потому, как много его утекло до той поры, когда перед девушкой показалась все более расширяющаяся прогалина в туманной стене, она вряд ли сказала бы. И в открывшемся пространстве было видно, что снежно-серебристая поверхность равнины резко заканчивается, и дальше – скудная желтовато-зеленая щетина редкой травы, на которой скупо разбросаны уродливо перекрученные карликовые деревья. Прямо впереди, на границе, разделявшей серебристо-белую и желто-зеленую поверхности, на расстоянии двух метров друг от друга стояли два трехметровой высоты обелиска. В основании своём каждый из обелисков имел квадратное сечение, примерно метр на метр, и плавно сужался, переходя в конус заострённой вершины. Материалом, из которого были вырезаны эти столбы, был плотный темно-серый камень с черными прожилками. Она окинула взглядом пространство, которое уже не было скрыто в тумане. Желто-зеленая поверхность имела форму круга диаметром около четырех километров. На границах этого круга, с интервалом примерно километр стояли пары каменных обелисков – братья-близнецы тех, что Нтанда видела перед собой.
На противоположной стороне круга находилась скала, чьи склоны почти отвесно уходили ввысь, теряясь в низких грязно-серых облаках. На передней грани скалы на уровне земли зиял широкий чёрный провал, по бокам которого так же стояли уже описанные обелиски.
Она вдруг поняла, что цель их путешествия находится во тьме этого провала. Попробовала пройти между обелисками и приблизиться к провалу. Но продвинуться не смогла. Воздух стал материально-вязким, и пройти сквозь него никаких бы сил не хватило бы. Она попробовала обойти обелиски. Результат тот же. Тут она бросила взгляд на поверхность сначала правого, а потом и левого обелиска. И только сейчас, приглядевшись, увидела на поверхности стоявшего слева от нее каменного столба углубление, по габаритам своим идеально подходившее для того, что бы туда можно было уложить заподлицо один вредный камушек, который сейчас освещал внутритумбочное пространство в её каюте.
Информация усвоена. Решение задачи, которая еще даже не была надлежащим образом сформулирована, найдено. Камень нужно брать с собой. Без него нечего и пытаться.