Парень взялся за него и медленно подошёл к двери. Его сердце рвалось в своём безудержном шуме крови. Он подставил канделябр к отверстию и ничего не увидел, пока к двери резко из черноты не прильнул какой-то новый незнакомец, судорожно закрутив ручкой от двери (вероятно, она была заперта со стороны юноши). В щели виднелись глаза, голубые, нежного цвета глаза, полные страха и искренней надежды на спасение.

– Тут кто-то есть? Пожалуйста, откройте. – был слышен приятный, умоляющий, спокойный и чем-то знакомый голос.

Юноша примёрз к полу.

– Я видел его, оно всё ещё где-то рядом, прошу откройте мне дверь, надо убираться отсюда, впустите меня внутрь! – молил голос, глаза неподвижно смотрели, зрачки от света свечей у него сузились до песчинок. Юноша не решался открывать.

– Пожалуйста впусти меня, я сделаю тебе всё, что только пожелаешь. Что же ты стоишь? Я отдам всё, пожалуйста, открой дверь, оно может нас услышать, оно гналось за мной! – шептал голос пытаясь говорить так громко, как только мог себе позволить, но звучал необычно, и вызывал странные чувства внутри. Чувства, будто что-то происходит не так, как надо.

Парнишка пришёл в себя, взялся за дверную ручку, пытаясь открыть, но не понимал, как действует засов на этой двери, и как эту дверь отворить. Он уже перебирал в голове вопросы к своему первому новому другу, которого он спасёт, спрятав в этой комнате, куда никто не войдёт…

Боковым зрением показалось, что у смотрящего из щели на секунду, закатившись, пропали зрачки, обнажив белую мякоть глаз. Парень вздрогнул и метнул в него пристальный взгляд. Всё, как и было. Ничего необычного. Однако время словно замерло, и оба застыли.

– Ты будешь пялиться на меня или всё-таки откроешь эту поганую дверь, омерзительное ничтожество? – вежливым тоном и спокойно спросил его незнакомец. Это несколько смутило парня и…

Всё. Канделябр упал на пол и погас, вся комната пропала во мраке. Выскочил из потных ладоней. Хватка ослабла от увиденного им. Вокруг глаз было нечто, что темнота, паника и шёлковый голос смогли скрыть от смотрящего, но стоило незнакомцу подойти поближе к двери, как всё стало видно. Чёрные запёкшиеся брызги на лице. Голубые глаза исчезли за дверью. Всюду был лишь голос:

– Хорошо, следующей ночью не давай погаснуть свету… Я зайду первым делом за тобой, и, пожалуйста, я очень хочу, чтобы ты прятался… Я буду тебя искать. И я тебя найду. – был слышен заинтригованный голос, и всё в миг померкло в глазах юноши.

Не было ясно в какой момент он потерял сознание тогда. Темнота и мрак, что в комнате, что в голове, окутали разум пеленой и унесли его на глубину, где нет ни света, ни воздуха, ни единой мысли…

Холодный пол не позволил ему долго спать. Парнишка проснулся, дрожа от холода. Воспоминания в голове терялись в чёрном тумане, в котором, как хищные рыбы, извивались алые вспышки жутких образов. Образов размытых. Словно бы всё, что он увидел прошлой ночью, был лишь страшный сон.

Ему и вправду показалось, что всё это был лишь ночной кошмар, на какое-то мгновение. Однако чувства, что всё ещё застыли липким ужасом на его сердце оживляли картинки в его голове. Делали их чётче, реальнее, возвращая обратно в ту ночь. Юноша огляделся. Снова слабый бледный свет из окна в серой комнате… Всё тот же пыльный потрепанный ковёр, на котором пришлось лежать всё это время… И тишина… Хоть и обстановка вокруг никак не поменялась, пред глазами безобразные алые тени скакали по углам.

Ему казалось, что вся скатерть у окна и весь пол были залиты алой массой в его ночном кошмаре, но всё теперь было как прежде. Таким, каким он увидел это всё впервые. Всё как будто бы вернулось на круги своя. Это и вправду был сон? Что он тогда делает на полу?

Он перевёл взгляд на дверь и невольно вздрогнул. Померещились те самые бледные, ледяные глаза, что мягко смотрели на него, и убедительно уговаривали его впустить их внутрь. Дверь цела. Нет ни дыры, ни ночных гостей. Однако слова о следующем ночном визите заставили его усомниться в нереальности прошедшей ночи и побудили двигаться.

Немедленно вскочил. Начал нервно вертеться по комнате, едва ли сохраняя равновесие на ватных ногах. Стал перебирать озябшими пальцами всё, что видит, хватать всё, что мог взять в руки с полок и перебирать груды старья, чтобы найти что-либо полезное и как можно скорее. Каждый посторонний звук заставлял его одёргиваться в сторону двери в ожидании нового гостя. Он очень небрежно бросал всё, что могло ему не пригодится на пол.

Стеллажи и переполненные шкафчики были причудливых пропорций. Они хватались за свои сокровища до последнего, и не хотели их отдавать. Однако пытаясь цепляться за всё своей серой шалью старой паутины, у них ничего не выходило, и один за другим предметы валились на пол, четно выскальзывая из рук друг друга. Переполненные до треска пыльные полки, прятали от посторонних глаз свои артефакты и совершенно не хотели делиться.

Иногда обиженный шкаф мог в отместку, как бы ненароком, уронить книгу или какую-нибудь железную бренчащую вещицу ему прямо на голову, за то, что тот взял и порушил его любимые пирамиды и привычные глазу стопки.

Огромные кучи вещей обрушивались на пол. Удивительно, что тот не беспокоился о шуме. Однако, чего только он не нашёл в этой таинственной комнате… Мусор, древний раритет и антиквар, книги без авторов с белибердой на страницах… Их как будто бы писали сумасшедшие; всяческие сказки, невообразимо красочные описания совершенно обыкновенных вещей и мыслей, истории о выдуманных существах и выдуманных событиях, которые только могло себе представить воображение. Некоторые слова, казалось, были изобретены смешением двух абсолютно различных по значению слов или просто были выдуманы на ходу. Текст мог идти по периметру страницы, а где-то быть узором гравюр.

На полках и в коробках было найдено очень мало полезного: какие-то чёрные ленты, рваная клетчатая хлопковая ткань, мутные битые очки, использованная хлопушка, сухие шипастые цветы, старый нательный крест без цепочки, куски грязных, чёрных бинтов (и он очень надеялся, что ещё неиспользованных) и даже перо павлина. Всё на свете и ничего нужного ему.

Немногое полезное, что удалось раскопать под грудой старья были лишь: коробок спичек, самодельная старая девчачья джинсовая сумка через плечо, небольшой осколок очень мутного зеркала, и ещё один предмет, что не был им найден, а скорее наоборот, как будто сам предмет нашёл его. Та самая, чёрная, в кожаном переплёте книга, что лежала на столе.

У книги даже был небольшой серебряный замок на ремешке, что отблеском света от окна и привлёк к ней внимание. Закрывать её не хотелось, потому что ключика от замка нигде не было видно.

В его памяти книга была раскрыта прошлой ночью. Сейчас она словно сама захлопнулась, а в нескольких местах была лишь немного испачкана в размазанных бурых пятнах. Но почему пятна алых чернил пропали, а эти пятна на ней остались?

– Нужно ли тащить с собой эту проклятую штуку? – рассуждал он, почёсывая затылок и вытряхивая из него соринки и кусочки облупившейся красной краски двери. Они рассыпались, как песок и шелестели в его руках, когда тот растирал их в порошок пальцами. Такие же отшелушивались от книги. Волосы казались то ли грязными, то ли вымазанные в чем-то. Это было не приятно. Он решил протереть краем своей зелёной толстовки найденный осколок зеркала и посмотреть на себя. Безрезультатно.

Его волосы были в чем-то красном, ранее густом и уже высохшем. На его волосах субстанции было мало, но подойдя ближе к окну, можно было заметить, что красные пятна были повсюду даже на плечах, и, по ощущениям, на шее и лице. Очень небрежные брызги от упавших на него червонных капель. Проведя по ним руками, пятна повторили, словно ранее забытые им, чьи-то прикосновения. Это были следы чьих-то пальцев на его бледной коже. Словно кто-то возил по его лицу руками, этой ночью, размазывая эту алую слякоть.