Тело превратилось в кисель. Наверное, она в другой ситуации попыталась бы убежать прочь, забиться куда-то, спрятаться от того ужаса, что обрушился на нее. Вдруг Виктория отчетливо поняла, что сидящий рядом человек не только никогда не любил ее, но даже не пытался притворяться. Просто у него было достаточно денег, чтобы засыпа́ть ее подарками, окружать роскошью и людьми, вынужденными исполнять любой ее каприз. А теперь он взял и убил ее равнодушным рассказом.

– У Кира тоже есть брат-близнец? – сообразила спросить она.

Вдруг вспомнился мальчишка, который так испугал ее вначале. А потом даже расставаться с ним было грустно. Таилась в нем какая-то теплота, что ли. Даже о Кире после знакомства со странным его двойником было не так страшно и мерзко вспоминать.

– Что? С чего ты взяла? – встрепенулся Павел, уже успевший включить планшет и погрузиться в него.

– Просто спрашиваю.

– А знаешь, самое смешное, что есть, – хмыкнул мужчина, огляделся по сторонам и до предела понизил голос. – Уж не знаю, как это вышло, накладка или нет. Хозяин говорит, по недосмотру, виновные наказаны. А я думаю: подстраховался он. Ради будущей миссии Кира, ну, об этом тебе знать рановато. Вот с этим близнецом-первенцем как-то и связано исчезновение Кира. Но ничего, отыщут. Ты, главное, мобильник из рук не выпускай, как что новое – сразу показывай.

Если бы Виктория не была убита разговором, она остаток пути с наслаждением мечтала бы о том, что Кира никогда больше не найдут. Или его найдут, но в таком состоянии, что страха и боли он ей больше не причинит.

«Угадаешь, как ее зовут?» – всплыло в голове.

– Как ее зовут? – вслух спросила она.

– Кого? – Кажется, Павел уже и думать забыл о разговоре с приемной дочкой.

– Девочку, которая осталась жить в моей семье, – отчеканила Вика.

– А, ее-то. Так Викторией зовут, как же еще? Парочку ту обязали всем говорить, что это и есть их родная дочь, а приемыша вроде как похитили, или помер. Не помню уже, как они ее называли.

– Я сразу попала к тебе?

– Когда? В смысле, после родителей своих? Нет, не сразу.

– А где я была? Почему совсем забыла их, ведь не младенцем же была!

Мужчина что-то обдумал, покосился на нее, вздохнул. Похоже, касаться некоторых тем ему не хотелось. Все же ответил:

– Какое-то время в Институте пожила. Возможно, им было интересно сравнить тебя с той, которую сами вырастили, не знаю. Думаю, и память твою подправили, это они умеют. При мне ты о прошлой жизни никогда не вспоминала, домой не просилась. Дочка, дай-ка мне поработать.

– Я тебе не дочка! – сдавленно выкрикнула Виктория.

Мужчина, которого она считала отцом, поднял голову, пару секунд вглядывался в нее, без особого, впрочем, интереса. Потом равнодушно уронил:

– Что ж, вакансия-то свободна. Я имею в виду, та семейка много лет держала кукушонка – так они считали – только надежды ради, что тебя однажды вернут. Так им в прощальной записке было обещано. Но скоро все первенцы поступят в распоряжение Хозяина, как и было изначально задумано. Я не настаиваю, не думай, я в целом привык к тебе. Но при желании ты могла бы вернуться к своим настоящим родителям, стать, так сказать, утешением их старости. Решать тебе, милая. А теперь не мешай мне, договорились?

Родители уже дома. Володя Милич отметил это на автомате, едва через темную подворотню вышел в освещенное пространство двора и бросил взгляд на дом. В их квартире было светло везде, кроме его комнаты и комнаты сестры. А на лоджии кто-то стоял – черный силуэт против света, распахнул на полную балконное окно и опасно свесился через ограждение. Впрочем, окна светились во всех квартирах, совсем как в новогоднюю ночь. Людям за этими окнами было очень страшно, они не ведали, какое зло творится сейчас в городе, не проберется ли оно под покровом ночи в их квартиры. Они были начеку.

– Вот видишь, потихоньку дошли, – оглянулся Володя на Абрека.

Пес стойко преодолел весь путь, ни разу не заскулил и не остановился. И сейчас он тоже смотрел на родные окна, как смотрит измученный штормом матрос на возникший из глухого тумана спасительный маяк. Приоткрыл пасть, словно собирался приветственно гавкнуть, но передумал, решил поберечь последние силенки.

Похоже, с лоджии их все-таки разглядели – родители рука об руку ждали у лифта. Мать ахнула, потянулась, чтобы обнять, но Владимир выставил ладонь, удерживая ее на расстоянии. Другой рукой легонько похлопал себя по куртке, объясняя причину.

– Что произошло? – Отец не отрывал взгляда от кровавой лужицы посреди лифтовой кабины, которая успела натечь с брюха пса. – Где Таня?

– С ней все в порядке, скоро вернется, – попытался ответить как можно тверже Владимир, хотя понятия не имел, где сейчас сестра и когда изволит появиться.

– Что это за ребенок? – Мать опасливо косилась на торчавшую из-под полы куртки босую израненную ступню. – Он хоть живой?

– Живая, – сказал Володя. – Она потерялась – наверное, в панике выбежала раздетая из дома или из садика. У нас тут не пойми что весь день творится.

– Давай возьму. – Мать протянула руки.

Отец уже уносил в квартиру тоненько скулящего Абрека.

– Нет, мам. Она только успокоилась, заснула. Я сам отнесу в свою комнату, а ты сообрази какой-нибудь еды – возможно, она с самого утра не ела. И мокрые полотенца, чтобы обтереть хоть немного. И еще перекись и йод.

Мать, получив четкую инструкцию, покивала и унеслась в сторону кухни. Отец за распахнутой дверью ванной промывал раны Абрека, щелкал ножницами, выстригая шерсть в поврежденных местах. Владимир прошел в свою комнату, осторожно уложил малышку на покрывало, спеленал, будто в конверт. Девочка была в том состоянии, когда ничто, кажется, не могло ее разбудить. Вялость и неприятная податливость маленького тела пугали. Володя даже использовал трюк, о котором только в книжках читал, – поднес к ее лицу зеркало, перед которым брился по утрам. Поверхность запотела, и он успокоился.

Услыхав за дверью торопливые материнские шаги, положил на глаза малышки скрученную в жгут собственную футболку и встал рядом наготове – вдруг внезапно проснется и задергается.

Мать принесла несколько йогуртов, подогретое молоко.

– Вот для начала, а сейчас кашку сварю, с медом. Ты ее сперва покорми, она, похоже, совсем обессилела. Позже принесу таз с водой, прямо тут помоем ее. Ванную отец занял… Что за нелюди такое с Абреком сотворили?

– Да там некоторые личности совсем обезумели к концу дня. Это он, бедолага, меня защищал.

Володя говорил, а сам ощущал, как наполняет тело свинцовая усталость, набухают веки. Позади остался бесконечный и очень трудный день, но расслабляться было нельзя, Таня еще не вернулась. Мать коснулась его руки, он вздрогнул и осознал, что несколько мгновений спал стоя.

– Насчет девочки… надо, думаю, прямо сейчас в полицию звонить? Ее родители наверняка с ума сходят.

– Я позвоню, мам. Ты не волнуйся.

Едва мать вышла, как зазвонил мобильный. Высветилось имя: Маго, и Милич со всей силы хлопнул себя ладонью по лбу: как же он не вспомнил, что у него есть телефон мальчишки! Алекнул – и услышал подрагивающий от волнения голос сестры:

– Вовка, ты дома уже? Родители вернулись?

– Вернулись, они в порядке. Из-за тебя только переживают. Ты где вообще?

– Ну, мы все у Вики сейчас. Почти все… Поняли, что ты тут побывал, освободил Абречку. А Викин отец не вернулся, она к нам идет ночевать, ты предупреди там папу и маму…

– Что значит почти все? – сбившись с дыхания, едва выговорил Милич, так ему не понравились эти слова, да и весь тон сестры, наигранно-оживленный. – Что-то случилось? С кем?

– Здесь я, Вика, Злата и Маго, – отчиталась Таня, и он сумел выдохнуть. – Все в порядке. Платон… ну, он не с нами, лечит свою ногу.