Все это будет делать не он сам. Такой выдающийся человек, каким он себя считал, не может обременять себя деталями получения выкупа; он хорошо заплатил, поэтому все следы должны быть уничтожены, все концы спрятаны. Ом вышел из дома, запер ключом дверь и по тротуару прошел к своей машине. Для долгих поездок на юг и в горную деревушку, где жили его жена и дети, он использовал «дино феррари», что скрашивало утомительное расстояние до Гольфо ди Поликастро, где он обычно останавливался на полпути к своей семье. На морском берегу, в этом райском уголке его бизнес получал дополнительный толчок, он воочию мог видеть, для чего нужен этот плодоносящий источник дохода. Он продемонстрировал отличную фигуру, когда, атлетически поигрывая мышцами, садился в свой низкий спортивный автомобиль. Сторонний наблюдатель не смог бы уловить ничего ни в его поведении, ни в одежде, что связывало бы этого человека с только что совершенным безжалостным преступлением. Он будет на побережье к вечеру, как раз вовремя, чтобы пригласить главу местной администрации на обед, а когда тот напьется и будет благодарить его со слезами на глазах за оказываемое внимание, капо уедет свою виллу в Аспромонте.

Он резко съехал с края обочины, чем привлек к себе внимание. Те, кто видел его в этот момент, почувствовали, что этот человек обласкан судьбой.

У Виолетты Харрисон не было ясного намерения пойти в этот день на пляж Остиа. Ничего определенного в голове, даже желания избавиться от похоронного вида своей горничной. Если оставаться в доме, тогда надо было сидеть, курить и пить кофе, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Она достала три недавно купленных ею купальных костюма типа бикини из ящика в своей спальне, один желтый, другой — черный и третий — розовый в черный горошек — и разложила их с несвойственной ей аккуратностью на покрывале, застилавшем постель. Она осмотрела их несколько фривольный вид.

— Это что, обрезки какие-то, что ли? — засмеялся Джеффри, когда увидел их впервые. — Ими вряд ли можно что-нибудь прикрыть.

Это было на прошлой неделе. Он шлепнул ее по заднице, поцеловал в щеку и больше даже не вспоминал об этом. Но все было написано на его лице. Зачем, мол, ты, старуха, хочешь влезть в эту одежду для тинэйджеров? Он устроился в кресле со стаканом в руке и пачкой счетов на коленях. Обрезки… В этот момент он держал между пальцев ее последнюю покупку — розовый в черный горошек купальник. Она увидела его в витрине магазина, что рядом с рынком, он ей понравился, и она захотела купить его. Виолетта не стала обращать внимания на презрительный взгляд продавщицы, высокой девицы с маникюром и длинной прямой спиной. Эта надменная сука глазами сказала то, что пять часов спустя ее муж облек в слова.

Она только один раз надевала это розово-черное бикини. Только один раз, вчера, когда была на пляже и слушала звучащую вокруг враждебную речь. Она не могла понять ни слова, для нее это была смесь дурацкого бормотания, хихиканья и сумасшедших жестикуляций. Но это ей придавало даже какую-то самоуверенность. Это было ее тайное убежище. Среди всех этих людей, разбросанных вещей, стаканчиков от мороженого, пивных банок и пакетов от кока-колы это был ее островок, неизвестный холодному, основанному на деньгах миру обитателей Коллин Флеминг. Здесь она чувствовала себя восхитительно, чертовски восхитительно, солнце обжигало ее кожу, песок сыпался на лицо, но она этого не замечала. Ей это было необходимо для капельки счастья и невинного удовольствия. А тут еще этот глупый малыш, который начал с ней болтать. Все это было игрой, не так ли? Все это играло свою роль в этом сценарии свободы и спасения. Маленький глупыш пытался подцепить английскую матрону, достаточно старую, чтобы быть ему… ну, скажем, тетей. Он хотел снять ее, как какую-нибудь потаскушку на день! Потом он сказал, что снова будет там завтра днем.

Это не моя вина, Джеффри.

Что мне делать? Обтянуться черным, закрыть глаза очками «Полароид», чтобы никто не увидел, что я даже не всплакнула последние четыре часа? Поставить в гостиной цветы и надеть мягкие тапочки, чтобы не производить никакого шума, когда я буду ходить туда-сюда и содержать это проклятое место как выставочный павильон?

Что ты хочешь, чтобы я делала? Весь день сидела здесь и рыдала, или попросила приехать маму, чтобы она держала меня за руку и готовила чай? Я не хочу этого, Джеффри, не хочу! Не обижайся, Джеффри. Я просто не могу сидеть здесь, ты должен это понять, я не могу все это выносить. Я не такая уж сильная, вот что я хочу сказать… Я не гожусь быть женой человека, который находится в центре внимания.

Но я и не бросаю тебя, ни в коем случае. Я останусь здесь, не пойду на пляж, буду ждать телефонного звонка. Это то, что я должна делать, ведь так? Я должна страдать вместе с тобой, хоть ты и не здесь, а где-то там. Ты боишься, Джеффри?.. Тут один приходил ко мне, какой-то идиот из посольства, он сказал, что они ничего тебе не сделают. Ну, не совсем так он сказал, но они и в самом деле ничего тебе не сделают, если все пойдет хорошо, если ничего не случится. Так он сказал.

Она взяла с покрывала бикини, состоявшее из маленьких треугольничков, связывающих их веревочек и застегивающихся ремешков. Смяв их с силой в руках, она расшвыряла купальники по углам, где все еще аккуратно стояли ботинки Джеффри.

Виолетта выбежала прочь из комнаты, будто пронзенная телефонным звонком. Чуть не сорвав дверь с петель, она поскользнулась на гладкой поверхности пола. Звонивший был терпелив, трель звонка наполнила квартиру, казалось, стены трескались, и звон выплывал через щели.

Кондиционер снова не работал.

Майкл Чарлзворт сидел в своем офисе, пиджак висел на спинке стула, галстук расслаблен, три верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Ничего удивительного, черт с ним, с кондиционером, надо ко всему относиться философски. Есть ли вообще шанс найти сейчас хорошо ухоженного мужчину, которому не пришлось снести собственной головой полстены, чтобы наполнить легкие воздухом и который не похож на остальных обитателей города, изнемогающих от жары?

Бумага прилипает, в ручке, которой он пишет, текут чернила, телефон, стоящий рядом, влажный от прикосновения его ладони. Тишина в здании перемежается шумом, Посол и его гости — за ленчем, секретари посольства исчезли в тенистых ресторанах на Порта Пиа и Виа Номентана. Машинистки закрыли свои машинки, клерки — папки с делами. Чарлзворт продолжал свирепо писать.

Он начал со списка неотложных дел. Звонок Карбони в полицейское управление, убедиться, что в дневных газетах будет опубликовано сообщение о готовности корпорации, где работает Харрисон, вступить в контакт с похитителями. Как только он положил трубку, тут же раздался звонок от Виолетты Харрисон. Голос ее был бесстрастен. Он сразу подумал, что она наглоталась успокоительных, которые выписал доктор. Она сообщила о тем, что ей позвонили, что звонивший говорил только по-итальянски, она кричала на него в трубку, он — на нее, и оба не понимали друг друга. Сейчас она была невозмутима, одурманенная наркотиком, и вежливость, с которой она говорила с Чарлзвортом, свидетельствовала о том, что лекарство принято ею уже несколько часов назад.

— Я просто не могу здесь сидеть, — сказала она, как будто это не имело к ней отношения. — Я не могу говорить по телефону. Надеюсь, вы понимаете.

Она попыталась связаться с Послом, передала через секретаршу свою просьбу и получила ответ, что старик будет рад увидеть ее где-нибудь в районе пяти, если ничего не изменится. До этого времени он не хотел бы, чтобы его беспокоили. По крайней мере, это ведь не вопрос о жизни и смерти. Пока еще.

Секретарша Посла была приятной девушкой, высокой, длинноногой, с прекрасной прической, благоухающая изысканными духами. Но она становилась непреклонной и даже неприятной, когда защищала своего шефа. Что значит вопрос о жизни и смерти? А разве это не тот самый случай, разве этот парень не лежит сейчас связанный где-то в дерьме, а вокруг него не шляются эти ублюдки, готовые убить его, если понадобится? Жизни и смерти? Но это же не касается старика, не в его привычках ради чего бы то ни было отказаться от хорошего ленча. Если быть честным, в этом нет ничего нового. Просто эта женщина, совершившая такую отважную попытку и грозящая внести хаос в эту спокойную прекрасную жизнь — не какая-то там особая шишка, имеющая связи среди членов парламента, или фигурирующая в списках приглашенных на посольских приемах. Но Майкл Чарлзворт не будет стоять в стороне, как гранитный столб, не пытаясь поддержать Виолетту Харрисон, не подставив ей своего плеча, не подав даже носового платка утереть слезы. Она, конечно, ужасная женщина, со скверными манерами, однако ведь заслуживает же она хоть малейшего сострадания, не так ли, Майкл Чарлзворт? Он прикусил зубами нижнюю губу, когда снова засел за телефон.