— Вы не верите, что я выстрелю…
— Верно, Джанкарло. Я не верю этому. И скажу тебе, почему. Ты думаешь о том, что случится, если ты это сделаешь. Я помогу тебе. Я расскажу тебе. Я задушу тебя, мальчик. Задушу собственными руками. Здесь позади меня сотни людей, которые хотели бы это сделать. Но они не подойдут к тебе. К тому времени, когда они приблизятся, с тобой будет все кончено.
Карпентер держал его в напряжении и не отпускал. Не сводил с него глаз. Он был все время настороже. Он нависал над ним, тяжелый, как снежное облако. Погруженный в свою ненависть.
Я безоружен, но, если ты выстрелишь в Харрисона, я брошусь на тебя. Ты запутался, глупый мальчишка, вот почему я тебя одолею. Я был полицейским. Я видел людей, которые были задушены. Их глаза вылезают из орбит. Они обгаживают себя, напускают в штаны. Такая участь предстоит тебе. Поэтому отдай мне пистолет.
Ты никогда в жизни не видел человека, которого задушили, за всю свою жизнь. Спокойно, Арчи. Подумай, возможно, физически парень не особенно крепок, может, это его слабое место. Но не дай ему сыграть в мученика. Не подбрасывай дров в огонь. Что еще надо психопату?
— Я собираюсь идти, и ты не сможешь отобрать его у меня…
Джанкарло занял оборонительную позицию. Его не удалось сломить.
— Уйди с дороги.
Харрисон смотрел на Карпентера, как если бы не понимал, что происходит. Он едва держался на ногах.
Кто скажет Джеффри Харрисону о Виолетте? Кто это сделает? Это сделает Арчи Карпентер? Все обошлось, Джеффри… Мы очень рады, что ты вышел из этой передряги живой и невредимый… Прекрасный спектакль… но тут кое-что неприятное произошло, пока ты был в отлучке. Ну, твоя миссис, ты понимаешь, Джеффри, ты ведь славный малый, ты должен понять, мы думали, что…
Брось свой самый большой козырь, Арчи. Брось его. После этого ты банкрот. Все фишки на зеленое сукно и в центр стола.
— Вчера вечером я видел твою женщину, Джанкарло. Потасканная старая сука. Немного старовата для такого мальчика, а?
Он увидел, как спокойствие на лице мальчишки, которое давалось ему с таким трудом, разлетелось вдребезги. Увидел гневные морщинки и как сошлись его брови.
— Не думал, что мальчик мог бы заинтересоваться такой заезженной рабочей лошадью, как она.
Кровь бросилась юноше в лицо, видно было, как по нему растекается румянец, глаза сузились до щелочек, выражая отвращение.
— Знаешь, как она назвала тебя, когда ее допрашивали? Хочешь знать? Маленьким сопляком, писающим в постель. Вот такое мнение у Франки Тантардини о ее мальчике-любовнике.
— Уйди с дороги.
Слова прозвучали торопливо, их подгоняла ярость.
Карпентер мог видеть по лицу Джеффри Харрисона, как в нем поднимается тошнота, он терял контроль над собой. Сколько же еще это будет продолжаться? Если много дольше, он не выдержит этого колоссального напряжения. А ну-ка, Арчи, высеки этого маленького ублюдка.
Звук голосов был хорошо слышен из-за деревьев. Карбони вытащил пистолет из кармана куртки и держал его в пальцах как знак участия в операции. Рядом с ним Франческо Веллоси все еще стоял, не отрывая глаз от прицела, напряженный в своем предвкушении, не обращая внимания на муху, резвившуюся возле его носа.
— Зачем он все это говорит?
Веллоси никогда не отступал от своей цели.
— Спокойно, Джузеппе, спокойно.
— Сколько их еще было, мальчик, ты знаешь об этом? Думаю, ты был не первым, а?
— Уйди с дороги…
Еще немного, Арчи. Держи, гни свою линию. Это время его распада, сейчас он развалится на части. Забудет, где он и для чего здесь находится, что нам и надо, чего мы добиваемся. Не торопись, Арчи, не беги. Там, за поворотом Шангри-Ла, куда ты стремишься. Ты ощущаешь это кончиками пальцев, ты почти уже можешь потрогать плоды своих трудов.
— Они все там были, все были с ней, мальчик, каждый заскорузлый палец, каждая провонявшая потом подмышка в вашем Движении, а ты не знал об этом?
Он поднимается, Арчи. Эта скользкая тварь поднимается из глубоких вод. Он набросится на тебя, Арчи. Продолжай гнуть свою линию, веселись напропалую. Давай, Арчи, давай, чертов Карпентер из чертова Мотспор Парка, не подведи старину Харрисона особенно теперь, когда он распадается на части, когда Виолетта лежит холодная в морге на спине. Смотри на него, наблюдай за ним. Видишь, он там шевелит рукой под рубашкой. Сейчас появится пистолет. Ты увидишь дуло, увидишь, как он его сжимает в кулаке и палец на предохранителе пистолета. Продолжай гнуть свою линию, Арчи.
— Я бы не стал делать того, что ты сделал, для такой коровы, как эта. Знаешь, Джанкарло, ты мог ведь заразиться от нее какой-нибудь гадостью…
Карпентер громко рассмеялся, содрогаясь от веселья, идя навстречу своему страху, посылая ему вызов.
Он смеялся, видя, как из-за спины Харрисона появляется пистолет, видя, как он его поднял, направил на него быстрым движением, похожим на бросок змеи. Он смотрел в искаженное страданием лицо Джанкарло, впивал его боль. Хорошо сделано, Арчи, ты добился своего, радуйся. Первый раз в твоей проклятой жизни пересек линию финиша и пришел первым. Смешно смотреть на лицо этого малыша.
Пистолет поднимался, мелькнуло что-то яркое, что-то угрожающее, как стихия, как зимнее море. Это пистолет, яркий, блестящий, нацеленный на него.
Выстрел, как щелканье бича.
Карпентер оказался на земле. На его лице застыла, будто приклеенная и скрепленная цементом широкая улыбка.
Харрисон зашатался. Его ноги ослабели, он не мог сопротивляться силе веса тела Джанкарло, повалившегося на шнур, которым были прикручены друг к другу их тела. На лице Харрисона была кровь, она свободно текла, кровь и мозг, а руки его были связаны, и он не мог вытереть это с лица и не мог из-за этого ясно видеть.
Карбони отпрянул, потому что выстрел раздался у него над ухом. Он повернулся к Веллоси, посмотрел на него и увидел на его лице мрачную улыбку удовлетворения. Она появилась медленно, как раскрывается цветок.
А потом началась беготня.
Люди поднимались из укромных мест, бежали по сучьям, продирались через подлесок. Карбони присоединился к этому стаду. Франческо Веллоси опустил винтовку, нагнулся и, подняв единственную медную гильзу, спрятал в карман. Он повернулся и легким движением бросил оружие владельцу, сержанту карабинеров. Месть состоялась. Он шел, высокий и прямой, к толпе, которая собралась вокруг Джеффри Харрисона.
Полицейский разрезал ножом шнур, связывавший тела Харрисона и Джанкарло Баттистини. Тело юноши, лишенное опоры, свалилось на землю. Половина его лица оставалась неповрежденной и восковой. Другая была смазана, снесена как дань, причитающаяся снайперу и большой скорости пули. Свободный, растирая запястья, Харрисон повернулся спиной к своим спасителям, и его вырвало в сухую траву на краю прогалины.
Они не последовали за ним, ему дали опомниться, проявили уважение.
Арчи Карпентер встал сначала на колени, потом неуверенно поднялся на ноги и сжал пальцы рук, чтобы скрыть охватившее его смятение.
Он стоял в стороне, как чужак, попавший в незнакомую компанию. Когда Харрисон вернулся к группе ждавших его людей, он заговорил просто, без эмоций.
— Что случилось?.. Я не знаю, что случилось?
Веллоси показал через прогалину на Карпентера.
— Этот человек был готов пожертвовать жизнью ради вас.
Он говорил грубовато, а потом его рука скользнула, чтобы поддержать Джеффри.
— Он подставил себя Баттистини, чтобы можно было спасти вас.
На одно краткое мгновение их глаза встретились, и Карпентер отвернулся, увидев на лице Харрисона выражение глубокого изумления, и как показалось тем, кто за ними наблюдал, он даже пожал плечами, как бы показывая, что он понимает — эпизод закончен, человек выполнил свою работу и не нуждается ни в благодарности, ни в похвалах. Карпентер начал старательно счищать со спины и брюк прилипшие к ним листья и веточки.
Они двинулись в сторону от прогалины. Веллоси и Харрисон медленно шли впереди. Карбони — суетливо и беспокойно сзади, Карпентер последним. Харрисон не посмотрел назад, чтобы бросить прощальный взгляд на тело Джанкарло, он шел, спотыкаясь и ища опоры в подставленной ему руке. Они двигались со скоростью кортежа, и вдоль тропинки видели неулыбающиеся лица людей в униформах, с винтовками и автоматическими пистолетами, и не отворачивались, видя выражение боли на лице Харрисона. Они скрывали свои чувства, потому что там, среди деревьев, только что наступила смерть, а сокрушающая скорость этого акта лишила их радости победы.
