Он случайно уже зацепил маленькую тыквочку носком дорогущей своей туфли, отфутболил подальше от магазинчика. Ударил легонько но она почему-то треснула пополам. Придав Павлу Петровичу скорости и хорошего настроения почему-то.

На его стоянке было, как всегда, много машин, и он не сразу обнаружил свой джип.

Он нажал кнопку сигнализации. Умный его «Мерс» тут же откликнулся. Но что это?

Как бы назло всем дворникам и гробовщикам красоты осенней, джип был на месте, и его как и не было.

Было возвышение, похожее по форме на высокий джип, но спрятанное под густотой листвы разного узора и разного цвета. Клен, рябина, липа, вырезки природы на любой вкус.

Листья были на фарах, капоте, колёсах. Ночью был дождь, и ветер прочно прилепил сорванное им рыжее сокровище на весь корпус машины.

Стекла, ручки дверей, всё было надежно упрятано, украшено и выглядело фантастическим совершенством.

Павел Петрович вдруг понял, что не победить никакими указами по уборке города и порядку в нем красивые привычки осени.

Бессильны здесь и дворники и начальник. Он стоял и любовался своей неузнаваемой машиной в роскошной маскировочной накидке из листьев. И мог только и произнести тихо:

— Надо же.

И не стал выключать сигнализацию. Пусть! Возможно больше народу оглянется на эту рыжую красоту!

Это тебе не тыква.

27 октября 2019, Рогожкина тетрадь.

Мираж

Утро было миражным. Низкий туман висел в проулках, и углы домов торчали как носы больших невидимых кораблей. Но Юрий уверенно шел через туман, дорога была знакомой.

Любимой и прочувствованной до последнего выступа сбитой вбок плитки и каждой ямке в асфальтовой тропинке у входа.

Юрий задрал голову перед этим гигантом офисом похожим то ли на початок огромной кукурузы или на что-то совсем уж непристойное. Но для Юрия ничего худого не виделось в уходящем в небо, с мелкими огнями подсвеченных окон, этом стремительном современном строении.

Юрий его обожал. Обожал настолько, что убегал из дома пораньше, чтобы придти, когда в офисе никого не было, кроме уборщиц, и можно было бродить по всем этажам, без опасения пользуясь бесшумным по-шпионски — лифтом.

Прежде чем войти в проходной холл, Юрий еще раз поднял голову к высоте этой вызывающей и снял шляпу. Он всегда снимал шляпу и не хотелось ему формулировать почему он это делает.

Наверное от уважения к этому равнодушному монстру, который сейчас заглотнет этого Юру с его шляпой и комплексами и мигом сделает из него значительного клерка, повесит ему на грудь похожий на погон бейдж, или бейджик, как он там называется, сунет его туфли с ногами в автомат со щетками для обуви, поставит у огромного зеркала, в котором он покажется себе совсем мелким и потерянным. Взбодрит расческой и позволит пройти на служебное место.

И что это было за место. Юрий стоял у окна 23 этажа и осмысливал простор, который каждое утро казался ему новым. Юрий раскидывал широко руки, подходил плотнее к стеклянной преграде и наслаждался.

Он как-будто летел над городом. Далеко внизу оставались долги, однушка, набитая как подушка далекими чьими-то родственниками. Пельмени и пиццы, заплаканный капризный ребенок, говорили что это его.

Но Юрий без сожалений отлетал от этого всего, стартовал с размахом рук достойных крыльев аэробуса. Поднимался на недоступные ему высоты и старался задержаться там. Присесть на попутную тучку и поведать ей о своей беспросветной жизни, где пока есть вот эта красота высоты, пусть из кабинета. Все-таки — отдушина. Туман плыл где-то внизу. Вдруг щелкнула дверь. Вошло оно. Начальник.

— Извините, — Юрий ретировался согбенно. — Я здесь фрамугу закрыл. Дуло сильно.

Начальство отмолчалось небрежно. Вспыхнул монитор, зазвонил телефон. Босс нажал таинственную кнопку и пополз занавес и закрыл чудный Юркин вид из окна.

Впрочем, Юрий этого уже не мог видеть. Он сидел в угрюмом своем пенальчике и говорил в трубку смартфона.

— Понял, понял, не жди. Буду поздно. Работа.

Юрка закончил разговор с женой, откинулся в кресле, вытянул с трудом ноги под узким столом. И в блаженстве мечтал о том, что туман должен к вечеру рассеяться. И возможно ему покажут ночное небо.

Уж очень не хотелось идти домой.

А еще он подумал о себе, что он не планктон. И у него есть тайна. Вид из окна. Которое всегда закрыто шторой когда в нем босс.

А босс в это время уже беседовал с начальником охраны.

— Последи-ка за этим новеньким что-то я его уже не раз застаю в своем кабинете.

И офисный день начался обыкновенно.

1 ноября 2019, Рогожкина тетрадь.

Звездун

Город был маленький, туристы никогда сюда не добирались. Хотя здесь было на что посмотреть. Вернее на кого.

Молодежь впала в селфи, старики в маразм. Всё выглядело обыкновенно, глаз хоть и не радовало, но и не слезило. Все здесь давно знали друг друга, выручали друг друга и терпели друг друга, как в большой, не поддающейся расселению коммуналке.

Так о местной достопримечательности. Это был Юрка Скворцов «Скворец» или «Звездун» — вот липучие клички-прозвища Юры. Хотя никаким звездуном он не был. Просто поскольку он был огромного роста, крепкого телосложения и имел глаза цвета спелой вишни — здесь когда-то незванно снимали фильм. Его так и не узнали горожане, но сам факт запомнился, факт прибытия и убытия киносъемочной группы потом аукнулся многим барышням.

В их числе и Юрина мама. Отсюда и Звездун. То есть тот, кто имел отношение к приезжим кинозвездам.

И Юрка был и чувствовал себя достопримечательностью.

Он жил с матерью в небольшом кирпичном домике на втором этаже, куда вела громкая деревянная лестница. Она озвучивала приход и уход каждого человека по-разному.

И почти называла фамилию визитера.

— Юра это ты?

— Я. Я, мама.

Юрка одним махом победил лестницу, она и скрипнуть не успела, и оказался аккурат у холодильника.

Очень хотелось есть.

— Мама, — вскрикнул он. — Почему кактус в холодильнике?

— Он наказан.

Вопросов Юрка больше не задавал.

Мать сидела за широким столом в горнице и проверяла школьные тетради.

Юрка, чтобы не задеть иголки цветка, пролез за куском колбасы.

— Там суп, — голос матери направил Юрину руку в правильном направлении.

Он со вздохом взял кастрюльку и стал хлебать прямо из кастрюли.

Поморщился и вернулся к батону колбасы. Тихонько попросил прощения у кактуса, и поставил его на окошко, где теплился худой солнечный свет.

— Прости, старик, — сказал он цветку.

Он прошел к себе, на ходу прикоснувшись к сгорбленной спине матери. Нежно, как добрый, любящий сын.

— Поел?

— Да! Спасибо.

И он ушел к себе.

Впереди был свободный вечер, и предвкушалось в нем удовольствие.

Можно будет пойти к девчонкам на дискотеку. И сделать с ними селфи, много и разных.

Можно было пойти к о. Иоанну, местному батюшке, тихому и очень доброму человеку.

Юрке нравилось смущать его нелепыми пугающими вопросами.

Иногда Юрка и анекдотец мог рассказать скабрезный. Но отец Иоанн был терпелив и призывал Юрку к Любви к ближним.

А чего Юрку к этому призывать. Он и так был полон Любви, и к отцу Иоанну и к девчонкам из клуба.

Он любил их всех и рад был видеть, помочь, побеседовать.

И только они отталкивали его. Обходили, уходили и никак не хотели уделить ему внимания.

И даже селфи с ними он делал украдкой, а то ведь могли и больно толкнуть и обругать.

Юра никак не понимал такого плохого к себе отношения.

— Ты себя в зеркале видел, однажды грубо оттолкнул его от своей девчонки сосед. — Дурак, а туда же.

Юрка пришел домой и долго рассматривал себя в зеркале. И все ему там нравилось и лицо, и глаза цвета темной вишни. И зубы — все на месте.

— Мама а что такое дурак? — тогда спросил он.