Наконец Рябов не выдержал и позвонил Фее.

– Привет, родная! Как пишется роман? Надеюсь, твой герой-любовник ещё жив и не попал в какую-нибудь безвыходную засаду?

– Привет. Ну, ты знаешь, мой герой всё-таки наделён многими талантами. Магический – один из них. Нет для него безвыходных засад. А ты откуда сейчас звонишь?

– Ты не поверишь… Из дома. – Что-то случилось, Скан? Ты не в духе?

– Не в духе ли я? Ужасный вопрос. Нет ответа. Есть другое… – Что же это? – Я люблю тебя, Фея! И знаешь что? – Что, Саша? – Выходи за меня замуж.

– Эту новость я слышу уже в третий раз. Она хороша. Но знаешь, Скан, если я соглашусь, то тебе обязательно нужно знать, что фамилию я твою себе не возьму. Ты представляешь себе этот кошмар: Фея Рябова! Есть Курочка Ряба, но это курочка, Скан, а я женщина. Ну была бы я какой-нибудь Ольгой, Фёклой…

– Нет, Фёклой лучше не надо, – поспешил возразить Искандер. – Но ты всегда можешь взять себе псевдоним.

– Нет, Скан, я просто останусь на своей фамилии, в укор твоей харизме.

– Нет у меня никакой харизмы, Фея!

– Нет, есть, и тебе следует ею дорожить. Я готова дорожить ею даже вместо тебя…

– Вот это уже новость для меня. Расскажешь, как ты это хочешь делать?

– Расскажу, когда приедешь. Но ты ведь не собираешься, верно?

– Пока не могу, родная. А остров Малый Янц, он красив?

– Да, он красив. И небо над ним божественно. И Гиперборея рядом. Она дышит мне в память.

– А я дышу тебе в затылок, Фея, и целую…

– Да, это чудесно… До встречи, Скан. Не опаздывай раньше времени.

Рябов улыбнулся. Это была её любимая фраза. Она всегда говорила её, когда они назначали друг другу свидания.

Воодушевлённый разговором с Феей, Рябов решил дисциплинировать подрасшатавшийся дух. По факту он не сказал Силантию ни да, ни нет, возможно, и хорошо, что не сказал. Но получалось, что высший этаж рассечённой пирамиды эту нечёткость Рябова трактовал как его молчаливое согласие продолжать работу и добиваться результатов. С другой стороны, откуда у них была уверенность, что он поверит каждому слову Силантия, что их версия доказательности логики событий и реалий его жизни, окружения и работы – возьмёт абсолютный верх? Да, их версия сильна, но единственная ли она? Как это можно проверить? Как? И почему ему сейчас исподволь так хочется противиться всему услышанному от Силантия?

Над ним повесили спелую гроздь и сообщили, что если он до неё дотянется – весь куст или даже весь виноградник также достанется ему. Лиса потому и назвала кисть зелёной, что слишком хорошо оценила свою неспособность дотянуться до неё. А он? Он протестует не против спелой грозди, а против тех, кто её подвесил. И всё же он не может остановить себя обманной формулой «он просто зелен»… И дело-то вовсе не в грозди…

Тогда в чём же? В голове снова замаячил образ ущербной луны. Что за навязчивая ассоциация?

Рябов набрал телефон Демидова, своего штатного программиста, работавшего в НИИ однако сразу на нескольких темах.

– Андрей, я собирался позвонить ещё вчера… Тебе Феоктистов передал мои инструкции? Ты был в лаборатории?

– Да, Искандер, был. И список твоих вопросов на листике видел.

– Что-нибудь сделал из этого?

– Подогнал программу под функционал поступенчатого считывания слоёв сканирования в диаграмму на 3D с чёткой цветовой индексацией. Всё работает. Но я увидел, что ты немного перестроил схему. И виртуальник впал в кому…

– Да, с виртпациентом такая беда… Андрей, мне кровь из носа нужен не только плавный контроль, мне необходим плавный ввод излучений на всех контурах, понимаешь? И я должен видеть этот ввод на экране как процесс. Модуляции частот будут теперь напоминать игру на фортепиано. Надо собрать сенсорник, Андрей, управляющий экран-сенсорник, с полной обратной связью и качественной 3D-отрисовкой. Можешь что-нибудь придумать?

– Попробую, Скан. Задачка не из слабых. Сколько дней даёшь? – Пока два. До первых результатов. – Маловато, конечно, но берусь.

– Берись, прямо сейчас.

Через два дня, после основательного изучения нотной грамоты, основ теории музыки, нескольких уроков интернет-самоучителя игры на синтезаторе и многочасовых прослушиваний электронных композиций Клауса Шульце Рябов приехал в НИИ с целью начать эксперименты со студентами.

Студентов обещали под вечер. Рябов позвал Демидова, и они посвятили себя выводу виртуального пациента из комы. Это было сродни решению математической задачи – подбора алгоритма для открутки параметров регрессии мозга в направлении «я очнулся». Операция прошла в три шага. Рябов последовательно сыграл три нейрогаммы с модуляцией в частотах тета-ритма. На вегетику направил приливный фронт частот, которые образно назвал «хоралами природы». Всё сработало превосходно. Лёлик – так они с Андреем окрестили виртуальника – ожил через считанные секунды.

– Скан, – Демидов снял запотевшие очки и с чувством пожал руку Рябову, – ты точно гений. Это ведь реальный способ вытаскивать пациентов с «полутого света». Это Нобелевка…

– Нет, Андрей. Для нас это просто одно из рабочих следствий.

– Ну и что? Знаешь, сколько открытий являются следствиями из чего-то? Сотни и сотни…

– Боюсь, дружище, нам не дадут возможности запатентовать метод. Мы – отрезанный этаж.

– Что это значит?

– Ну хотя бы то, что информации о Павловском НИИ нет в интернете.

Игорь, Филипп и Татьяна – так звали ребят. Все учились на третьем курсе в «Мечникове». Ничего сверхпримечательного. Сколько им пообещали заплатить за опыты, Рябов на собеседовании не спросил. Когда начальник секретного отдела Олег Думцев взял слово и начал инструктировать студентов относительно их особого правового статуса и того, что им необходимо будет подписать специальное требование о неразглашении любой информации, Рябов вышел из кабинета за номером 404. «Сейчас начнёт пугать гражданское население», – подумал он и отправился в местную курилку на четвёртом этаже.

Итак, у него трое добровольцев… Надо бы толком приглядеться к их психотипам, задать личные вопросы, но, во-первых, не хотелось это делать при Думцеве, а во-вторых, опыты по целевым нейрокоррекциям этими тремя не должны ограничиваться. Ему нужны десятки и десятки испытуемых, причём не только студентов – людей разных занятий, разных возрастов…

Рябову не терпелось поскорей сесть за пульт стендовой установки и опробовать новейший сенсорник. Работа обещала быть творческой. И никого больше в лабораторию, никого, ну разве что позвать Демидова, хотя лучше и без него…

Разглядывая установленный на помосте жёсткий многослойный сканер-скафандр, изящно подвешенный внутри главного кольцевого контура с горизонтальной осью вращения, с множеством кабелей, заведённых в частотные модули, а от них в силовые блоки и далее на пульт управления, Филипп и Игорь присвистнули, а Татьяна сказала, что с этой установки можно рисовать сюрреалистическую версию Витрувианского человека Леонардо да Винчи. Неплохая ассоциация!

– Профессор, мы полетим в космос, не покидая тело? – спросил Филипп. Из всей троицы он был самым высоким и взъерошенным, в хипповатой майке, с кучерявой копной на голове и в узких солнцезащитных очках. Игорь контрастировал с ним простотой одежды и короткой причёской, Татьяна выглядела девушкой из небедной семьи, одета была под стать Филиппу – во всё яркое, слегка аляповатое, но явно дорогое. Из-под кислотно-оранжевой крашеной пряди на Искандера смотрели внимательные карие глаза. Рябов попросил восхищённых испытуемых ничего не трогать и про себя заключил, что ребята явно хотят подзаработать на что-то не включённое в семейные бюджеты. Впрочем, какое всё это имело значение…

– Филипп, вы будете первым. Кстати, для вас лично и для всех остальных – я не профессор. Я изобретатель. Но если хотите, можете меня называть профессором, никаких имён и фамилий вам в нашем НИИ всё равно не назовут. Вопрос ко всем: вы какую медицинскую специализацию для себя выбрали?