– Не делай глупостей. Я позаботился о том, чтобы информация о твоем дефекте не распространилась за пределы диагностической клиники, где тебя обследовали, потому что иначе ее предали бы широкой огласке. Твой дефект тянет на мировую сенсацию. К тому же, из-за него тебя могут счесть опасной для окружающих и закрыть в каком-нибудь изоляторе.
– Ой, ну прям фантастика какая-то! – Амина недоверчиво фыркнула. – Ты меня разыгрываешь!
– Разве я похож на шутника? – Отец поднял на нее потухший взгляд. Из-за большого дугообразного носа и круглых карих глаз, в которых сквозила грусть, он сейчас напоминал старого несчастного орла. – У меня есть деньги и влияние в некоторых кругах, но я не всемогущий. Может случиться так, что мне не удастся замять шумиху, которую ты поднимешь вокруг себя своими действиями. Не думаешь о себе, так хоть обо мне подумай. У меня нет никого дороже тебя.
– Но я хочу знать, что со мной не так!
– С тобой все будет в порядке, если ты не будешь заводить детей и если с тобой не случится какого-нибудь сильного потрясения. Просто береги себя, и все.
– Скажи мне правду, пожалуйста, – попросила Амина, чувствуя, что ничего не добьется и ей придется смириться с волей отца.
– Это слишком страшная правда, лучше тебе ее не знать. Пообещай, что сделаешь, как я сказал. – Он остался непреклонен и снова показал взглядом на тест.
– Хорошо. А ты пообещай, что не будешь следить за мной и обыскивать мои вещи.
Он молча прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Амина со вздохом вышла из гостиной и направилась в свою комнату. Широкий длинный коридор разделял огромную роскошную квартиру пополам. Большая часть комнат пустовала, там бывала только горничная, которая приходила три раза в неделю, но иногда к ним приезжала пожить бабушка, мать отца. Впервые в жизни Амина пожалела о том, что сегодня бабушки с ними не было.
Амина побаивалась эту строгую женщину с резким голосом и неприветливым видом, догадываясь, что та ее недолюбливает. Амалия Рональдовна поглядывала на нее с брезгливо-любопытным выражением лица, словно усматривала в ее внешности нечто противоестественное, вроде рогов на лбу или заячьих ушей. Может быть, она вообще сомневалась в том, что Амина была ее внучкой? Никакого сходства между ними не наблюдалось. Но, если уж на то пошло, отец Амины, в котором явственно угадывалась азиатская кровь, тоже ничем не напоминал свою бесцветную тщедушную мать.
В родне поговаривали о том, что Амалия Рональдовна «сходила замуж» за какого-то таджика и год прожила с ним на его родине в приграничном горном поселке, но, не выдержав суровых будней, сбежала оттуда, забрав с собой недавно родившегося ребенка, отца Амины, которому на тот момент было всего два месяца. Это скоротечное замужество случилось благодаря путевке на озеро Каракуль, которую выдали Амалии Рональдовне на работе. Она собиралась отказаться, потому что хотела в Крым, а не в Таджикистан, но сестры уговорили ее, заверив, что озеро Каракуль – чудесный курорт. Там ее, еще довольно молодую голубоглазую блондинку с изящной фигурой, приметил местный харизматичный мужчина, совмещавший курортный отдых с какими-то делами. Амалия Рональдовна была очарована его проникновенным взглядом и невиданной щедростью. Она решила, что звезды сошлись над ней в удачной комбинации и послали ей этого мужчину в качестве подарка судьбы, поэтому согласилась выйти за него замуж через пару недель после знакомства и, вместо того, чтобы вернуться на работу, уехала с ним в поселок, где проживала вся его огромная родня. Однако счастье оказалось недолгим, и когда исхудавшая и перепуганная Амалия появилась на пороге у одной из своих сестер с орущим младенцем на руках и с мольбой о помощи, та с трудом ее узнала. Оказалось, чтобы добраться из Таджикистана в Россию, Амалия целый месяц ехала в вагоне с углем, в ночной рубашке и без денег, а чтобы не умереть с голоду, побиралась на станциях во время долгих стоянок, выпрашивая еду у станционных рабочих. На вопрос сестры, нельзя ли было «расстаться по-человечески», Амалия ответила, что по-доброму ее бы не отпустила мать мужа, сделавшая из нее бесправную служанку в своей многочисленной семье. И все бы ничего, говорила Амалия, ведь ее не били, не морили голодом, муж о ней заботился, и жила она в достатке, но последней каплей, толкнувшей ее на отчаянный шаг, стало то, что ее властная свекровь вознамерилась сама выбрать имя ее новорожденному ребенку. «Сухроб», – заявила почтенная мамаша, указав на младенца и не спрашивая мнения Амалии. Амалия возразила, что это имя похоже на «сугроб» и ей совсем не нравится, и вообще она уже назвала ребенка Зафиром. Разразился скандал, свекровь упала на пол, изображая сердечный приступ, и муж прикрикнул на жену, потребовав держать язык за зубами и делать то, что мама скажет. Амалия огрызнулась, впервые за все время, и он влепил ей пощечину. Не дожидаясь, когда настанет черед кулаков, Амалия в ту же ночь убежала из дома, завернувшись с сыном в шерстяное одеяло. Она побоялась обратиться к кому-либо за помощью, понимая, что ее, скорее всего, вернут обратно к мужу, поэтому добралась до железной дороги и залезла в один из открытых вагонов медленно ползущего поезда. Амалия прожила целый год у одной из сестер, опасаясь, что муж разыщет ее по месту прописки, отнимет сына и увезет в свой вонючий аул. Но тот не стал ее донимать и даже выслал ей все ее документы, а так же крупную сумму денег на содержание ребенка, причем настолько крупную, что Амалия уволилась с работы и целиком посвятила себя воспитанию сына, а когда он вырос, купила себе действующий зоомагазин, – видимо, чтоб не скучно было.
Амина вошла в свою комнату и взглянула на настенные часы. Еще не поздно позвонить Амалии Рональдовне и задать пару вопросов.
Глава 9. Дзёро-гумо
Китай, о.Хайнань, национальный парк Наньшань
– Кирилл! Кирилл, это ты? – Амина кричала в трубку, но слышала лишь монотонный шум: далекие приглушенные голоса, тихую музыку и пение китаянки, выводившей мелодию без слов, похожую на мяуканье голодной кошки. – Кирилл, отзовись же! Где ты? Почему ты молчишь?
Вдруг Вэй Лирен выхватил у нее телефон и приложил к своему уху. Лицо его приобрело хищное выражение, глаза сузились, а с губ сорвалось странное слово:
– Дзёро-гумо!
В тот же миг из динамика вырвалось какое-то ругательство, произнесенное по-китайски густым мужским басом, и следом понеслись короткие гудки. То, что это было именно ругательство, Амина не сомневалась, хотя и не поняла ни слова. И, конечно же, голос принадлежал не Кириллу.
– Что это значит? – спросила она у Вэя Лирена, с виноватым видом протянувшего ей телефон.
– Извини, что взял его, не спрашивая. – Вэй потупился. – Мне показалось, что я слышу пение Дзёро-гумо.
– Кто это? Твоя знакомая? Так отведи меня к ней немедленно! Звонили с номера моего мужа, значит, он сейчас там, у нее!
– Если бы я знал, где это! – Вэй Лирен сокрушенно свесил голову. – Я давно уже охочусь за этой тварью.
– Тварью? Когда мужчина оскорбляет женщину, это не добавляет ему мужественности, кем бы эта женщина ни была. Надеюсь, у тебя есть веская причина для этого. – Амина смерила парня презрительным взглядом.
– Есть причина. – Он согласно тряхнул длинным чубом. – Она не женщина. Она вообще не человек. Это тот самый кумо, паук-оборотень, о котором я тебе рассказывал, только в женском обличье. «Дзёро-гумо» на твоем языке означает «обаятельная женщина». Они, и правда, выглядят очень красивыми, но это обман, маскировка. По сути своей они паучихи, и появились на свет в паучьем облике. Способность превращаться в человека эти чудовища получают только в возрасте четырех сотен лет, а оборачиваются для того, чтобы добывать себе пропитание. И едят в основном человечину.
– Почему-то я так и подумала. – Амина не сдержала ироничную ухмылку.
– Ты догадливая! – Он подмигнул ей и вдруг спросил: – А что случилось с твоим Кириллом? Извини, конечно, если лезу не в свое дело, но мне кажется, что тебя очень встревожил этот звонок.