В эту пятницу они смотрели друг на друга дольше обычного. По стеклам накрапывал дождь, размывая очертания их лиц. Он не приглашал на обед, он просто наблюдал. Незнакомец, который теперь стал ближе всех остальных, терпеливо ждал. И когда на экране телефона высветилась заветная цифра 13, Яна схватила со стула плащ и выбежала из офиса. Преодолев лестницу, она толкнула тяжелую дверь и оказалась на узкой улочке. Всего несколько метров, и она у торца кирпичного дома. Судя по окнам – второй подъезд с кнопками домофона, из которого, по счастливому случаю, выбежали старшеклассники. Третий этаж и заветная дверь. Даже когда девушка отдышалась, ее сердце все еще пыталось вырваться из груди. Рука потянулась к звонку, и, замерев всего на мгновение, Яна нажала белую кнопку. В квартире раздался резкий звук, а Сорокина сделала шаг назад, готовясь увидеть любимого. Дверь не торопились открывать. Девушка прислушалась в надежде различить шаги, но в квартире было подозрительно тихо.

«Он не один? Играет со мной? Сейчас и выясним!»

Приятный трепет сменился волной гнева, и Яна снова нажала на звонок, продержав палец дольше обычного. Сердце разогналось за секунды, а в висках застучало. Внезапно справа от нее заскрипел замок, ручка опустилась, а в дверной щели появилось пухлое лицо соседки.

– Кого тебе надо, дочка? – подвязывая халат вопросила женщина.

– Здесь живет парень… Мой друг, – отчего-то засмущалась Сорокина. – Мы договорились пообедать вместе.

– Пообедать? – нахмурилась женщина.

– Да, вчера он пригласил меня, а сегодня не открывает, – неловко улыбнулась Яна.

– Видать ты квартирой ошиблась, поищи в другом подъезде своего друга.

– В другом?

– Не живет тут никто. Уж как три месяца пустует.

– Погодите… – замотала головой Яна. – Тогда в каком подъезде окна на наш офис выходят?

– На ваш офис только один подъезд. И это наш. Свезло так свезло. Нас ведь никто не спрашивал, когда строили этот ящик. Дневного света из-за вас не видать.

– Постойте, а этажом выше?

– Те хоть солнце видят, а у нас все кухни плесенью в вечной тени поросли, – гневно бросила женщина.

– Значит, он тут! Мой друг живет тут! Ну, парень темненький… Худощавый, – Сорокина в надежде подняла брови.

– Жил тут парень.

– Что значит «жил»?

– Жил да умер. Машина сбила на перекрестке. Я ж говорю, три месяца пустая квартира стоит, никто не покупает. Никому ведь не охота в вечной тьме жить. Тут солнце только на какой час появляется утром, а потом уходит на другую сторону и тю-тю…

– Нет, нет! Здесь живет человек! Я вижу его каждый день, понимаете? Вижу из окна своего офиса!

– Господи, да что ты заладила. Говорю же, нет там никого. А, если бы был, я бы первая узнала. Ключи-то у меня, дорогуша.

– Я не верю… Вы не в своем уме! – девушка приблизилась к двери и снова нажала на кнопку звонка.

Тот отозвался все тем же неприятным звуком, сквозь который послышался голос соседки.

– Это ты! Ты не в своем уме! Вот ключи, – женщина, звеня связкой, вышла на площадку. – Заходи, смотри!

Яна шагнула за порог совершенно пустой квартиры. Здесь ее встретил лишь строгий орнамент коридорных обоев. Озираясь по сторонам, она прошла на кухню. Осторожно ступая, Сорокина подошла к окну. Тому самому окну, из которого на нее смотрел парень из грез. Девушка медленно повернула голову, осматривая плиту и покрытую слоем пыли столешницу.

– Ну, что, убедилась? – раздалось со спины, когда Яну повело в сторону. – Эй-эй, ты чего?

Женщина вовремя подхватила полуобморочную, и, усадив ее на пол, принялась махать подолом.

– Скажите, а он рисовал? – обмякшими губами прошептала Яна.

– Было дело. Комиксы парнишка рисовал. Талантливый был, такой открытый молодой человек и веселый. Всегда с улыбкой, даже когда с трудом перебивался.

– А звали как? – Сорокина подняла полные слез глаза.

– Володька, – ответила соседка и тут же себя поправила, – Владимир Петров… – Словно отдавала дань уважения умершему.

Шокированная девушка вышла на улицу. Она не торопилась в офис. Мелкий дождь, отрезвляя, накрапывал на лицо. Все мысли спутались, а вместо цветущей любви возникла пожирающая душу пустота.

С тех пор Яна больше никогда не видела Володьку. Володьку Петрова, которого нет в живых, но который до сих пор живет в своей квартире. Вскоре она попросила передвинуть свой стол, ведь каждый раз, поднимая глаза, она невыразимо боялась. Боялась встретиться с ним взглядом.

Сорокиной хотелось верить, что Володя был первый и последний призрак, которого она видела. Однако, это оказалось не так. В различное время суток, в различных местах многолюдной Москвы то и дело появлялись странные люди. Такие, что не вписываются в общую картину. Те чудаки, что надолго замирают посреди суетливого муравейника. Одетые не по погоде. Смотрящие куда-то вдаль. Наблюдающие за жизнью и сопровождающие живых. Призраки, застрявшие в этом мире. Ушедшие, которые так и не поняли, что навсегда ушли.

Женщина поднесла дрожащую руку ко вспотевшему лбу.

– Сколько вы вкололи гидрокартизона?

– Не волнуйтесь, Мария Павловна, достаточно. Никому кроме реаниматолога эти цифры ничего не скажут.

– Боже мой, он чуть не умер… Это моя вина, это только моя вина, – зашептала тетя Маша, вытирая от слез щеки.

Медсестра лишь недоверчиво покосилась, проверила капельницу и взглянула на циферблат наручных часов.

– Вы тут еще будете? Мне надо к другим пациентам, – безэмоционально вопросила она.

– Буду, – ответила Мария Павловна и накрыла руку Антона ладонью.

В ее ушах все еще стоял крик Харона. Он знал куда звонить, хотя, быть может, если бы позвонил прямо в неотложку, приехали раньше. На пару минут раньше, но все же. В таких ситуациях счет времени идет на секунды.

– Он на полу! Тело бесконтрольно дергается, глаза закатились, изо рта пена… – орал Михаил.

– Переверни на бок, вставь что-нибудь между челюстями, не дай им сомкнуться. Держи голову под наклоном, пусть жидкость вытекает. Он может задохнуться. Следи за языком, чтобы не завалился, – тараторила она, набирая свободной рукой скорую помощь.

Все как во сне. Час – словно пара минут. Нет, время совсем не постоянно, как пишут в учебнике по физике. Оно, пожалуй, одна из самых переменчивых величин. Время в томительном ожидании способно растягиваться, превращая минуты в часы, и сокращаться до мгновений, когда мы желаем остановить его вовсе.

– Что произошло? – в палату ворвался Васильев. – Он жив?

– Жив, как видишь! Слава богу, жив!

– Как? Как это случилось? – следователь присел к ногам Марии и обнял ее за колени.

– Адреналиновый шок, – затрясла головой женщина, – он чего-то сильно испугался. Резкий выход организма из состояния нормы, когда внезапно понижается уровень сахара в крови, и мозговой слой надпочечной железы выделяет гормон эпинефрин. Из-за него животный крахмал в печени превращается в животный сахар, таким образом компенсируя катастрофические потери ресурсов. Так мы переживаем шок. Но адреналин… Адреналин это крайняя мера со стороны организма. Его спонтанный выброс разгоняет сердце до жуткой тахикардии. Начинаются сильные приливы крови, что провоцируют в свою очередь неуправляемые судороги. Эти симптомы совпадают с теми, какие бывают у диабетика во время инсулинового шока, состояние пациента схоже с некоторыми формами эпилепсии. Поэтому когда меня спросили, что могло произойти, я не задумываясь ответила: он до смерти испугался.

Геннадий часто заморгал. Он явно ожидал другого объяснения, задавая вопрос.

– Мне очень жаль, – на выдохе произнес мужчина. – Когда он придет в сознание, мы обо всем узнаем…

– Когда, – ручьи слез по ее щекам потекли быстрее. – Никто не знает когда! Теперь он всю жизнь будет нуждаться в гормонах, поражение надпочечников необратимо. Но главное, разумеется, чтобы он пришел в себя.