Дождь льет стеной. Не знаю, как водитель неотложки вообще видит дорогу. Но мы несемся сквозь ночь и стихию на очередной вызов.

 Авария. Несколько машин. Мы первые. Ненавижу. Придется расставлять приоритеты, выбирать, кому жить… Я протираю устало глаза. Четыре утра. Уже бы прояснилось, если бы не гроза. Молнии полыхают без конца, рация трещит, бьет по ушам. Начинает болеть голова. Меня кидает на сиденье то в одну, то в другую сторону.

– Саш, шоколадку? – слышу с соседнего.

 Артем знает, что я вторую смену на ногах. Хрипло благодарю, еле справляюсь с оберткой и кое-как отправляю батончик в рот. Приходит идиотская усталая мысль, что для такого мужика, как Артем, можно и озаботиться внешностью: поправить длинные патлы, по бледным щекам себе пошлепать, чтоб порозовели… Но сегодня мне все равно. Если он захочет зайти дальше дружеской поддержки и долгих взглядов, я с удовольствием для него приведу себя в порядок и докажу, что могу выглядеть иначе, чем сейчас… Но все потом.

 Мысли о таких глупостях помогает отвлечься от очередного вызова. Я все не привыкну никак. Никогда не думала, что придется работать на скорой, но жизнь складывается не всегда так, как мы хотим. Моя несла меня сквозь ночь к неминуемой смерти. Чужой. Нам уже сообщили, что есть не выжившие.

 Шоколад застревает в горле, и я кашляю. Артем суетится, хватается за термос, плещет чай в кружку, отпаивает… И я снова стараюсь думать только о нем. Симпатичный. Молодой, спортивный, амбициозный. Репутация у него ни к черту среди медсестер. Короче, все при нем… Он улыбается мне. Явно флиртует, а я даже не уверена, получается ли у меня отвечать на его улыбку. Мне кажется, я отупела от усталости и страха.

– Подъезжаем!

 Я вздрагиваю, роняю кружку от термоса, но никто не обращает внимания. Артем уже отстегнулся и готов выскочить из дверей с чемоданом. Я отстегиваюсь следом…

 …и меня снова оглушает. Крики, искры болгарки, шелест дождя, всполохи красного света вперемешку с электрическим… Я выскакиваю за Артемом под дождь. Несусь следом за ним, но тут до меня долетает крик спасателя:

– Тут ребенок! Доктор! Сюда!

 Меняю направление и бросаюсь на зов.

 Пикап лежит на боку, впечатанный в отбойник. Несколько людей трудятся над тем, чтобы добраться до тех, кто в кабине. Какая удача, что служба спасения уже на месте!

– Водитель вылетел через лобовое, – докладывают мне на ходу. – Но, кажется, мертв. А ребенок пристегнут к креслу, цел. В шоке. Осмотрите.

– Зонт! – командую я.

– Да вы что, какой зонт? – усмехается он невесело.

– Куртку разверните надо мной! – Я бегу вокруг кабины, мужчина рядом.

– Сама куртку и разверни, – грубит неожиданно. – У нас еще одни. Ребенка спасали в приоритете.

 И он бросает меня одну. Я несусь, сдирая куртку на ходу и подлетев к пикапу, накрываю ей чемодан. Ощущение, что ситуация тут хоть немного под контролем, разрывает в ошметки, когда вижу ребенка в кресле. Машину перевернули, сняли заклинившие двери и открыли мне доступ, но на этом все. Мальчику на вид лет пять от силы. Он не плачет. Таращится большими глазами на меня, вцепившись в ремни.

– Привет! Как тебя зовут? – пытаюсь до него докричаться. Он молчит. – Ты ранен? Болит что-нибудь? – продолжаю, аккуратно отстегивая его.

 Замок надежный, кресло добротное… Еле справляюсь коченеющими пальцами, но, наконец, освобождаю ребенка. Первым делом проверяю реакции зрачков, при этом роняя фонарик на сиденье, потом начинаю ощупывать руки и ноги ребенка… Все больше убеждаюсь, что носилки не нужны – он в полном порядке, если не считать понятного оцепенения.

– Пошли в теплую машину…

 Я осторожно тяну его к себе, приседая так, чтобы он упал мне на грудь, но мальчик вдруг сам кидается мне на шею и хватается за меня, как обезьянка, прижимаясь всем телом. Я обнимаю его, но стоит потянуться за курткой, чтобы накрыть его от дождя, на плечо вдруг опускается тяжелая рука:

– Оставь.

 Приказ звучит хрипло, глухо, и я оборачиваюсь. В свете очередной вспышки молнии вижу мужчину с кровоподтеком на лбу. Множественные порезы, разодранная футболка и висящая плетью вторая рука не оставляют сомнений – он жертва аварии.

– Вам нужна помощь! – Я прижимаю к себе ребенка крепче, собираясь броситься за носилками и подмогой. – Подождите тут…

– Не надо. – И он протягивает руку к ребенку. – Иди сюда…

– У вас шок! Могут быть внутренние кровотечения! – настаиваю, пытаясь не дать ему мальчика. – Ребенка тоже надо осмотреть! Послушайте, так часто бывает…

– Не надо! – рявкает он.

 И меня парализует… потому что я четко вижу, как он зыркает на меня желтыми звериными глазами. И черт бы с ним, но и лицо его перекашивается, как в фильме ужасов, от оскала. Меня будто током бьет. А мальчик послушно позволяет себя забрать. Я отшатываюсь, цепляюсь за что-то и падаю на задницу. Мужчина отворачивается, закрывая от меня ребенка широкой спиной. Мальчишка вцепился в него и прижался всем телом, и вместе они в один невероятный прыжок оказываются за боковым отбойником… А я так и сижу, пялясь в темноту, в которой они оба исчезают…

 ***

 Я прижал к себе волчонка здоровой рукой и бросился в лес. Не чувствовал боли, но это ненадолго. Вот-вот обернусь – слишком крепко меня приложило головой об асфальт… и эта докторша еще…

 Мысли путались, в горле дрожало звериное рычание, и я понимал – все. Больше не могу…

– Миша… – Я остановился возле большого бревна. – Посиди, ладно? Подождешь?

 Волчонок послушно отлепился от меня и спустил ноги на скользкое дерево.

– Слушай, – обессилено опустился я рядом с ним. – Мне надо в волка… руку срастить… Слышишь?

 Мелкий вдруг непроизвольно глянул в ту сторону, откуда пришли. Он ни к кому не шел на руки, кроме меня. И то, что залез в объятья докторши, обескураживало. Может, подумал, что меня больше нет?

– Подожди, ладно? Я не брошу тебя. Буду рядом…

 Он кивнул, а я принялся стягивать джинсы и сдирать ошметки футболки. И тут под ноги выпал мобильный из кармана. А я даже не подумал, что он уцелел и остался при мне. Опустившись на землю, я схватил его, пытаясь продержаться и успеть сделать звонок…

 Шли гудки, а я из последних сил цеплялся за мысли. О докторше с Мишей на руках была самой яркой.

 Докторша… Она заметила во мне то, чего показывать не стоило. И это плохо.

 Она станет моей проблемой…

 ***

– Александра Александровна, а дальше что было?

 Я устало моргнула. Пустой кабинет, и только мы со следователем за одним из четырех столов. За окном уже рассвело. Семь утра. Солнце отражалось в луже на крыше ларька и било лучом прямо в лысину следака. Я сидела в мокрой насквозь форме и теплой куртке. Уже было плевать, лишь бы отпустили и дали упасть на кровать.

 Как же странно… Сейчас прошлая ночь казалась просто кошмаром. Кажется, у следователей было то же ощущение. Вопрос «где труп и ребенок?» я мне задали сегодня десятки раз.

– Я уже говорила, – хрипло выдавила. – Он оттолкнул меня, забрал ребенка и сбежал в лес.

 Мужчина скорчил скептическую гримасу и покачал головой, записывая показания.

– Надеюсь, вы вспомните обстоятельства точнее…

– В смысле? – нахмурилась я.

– Вам надо было его остановить как-то, – недовольно глянул он на меня. – И позвать спасателей.

– Я детский врач, а не оперативник, – процедила. – На уговоры он не реагировал. А драться с ним у меня нет квалификации.

– Он после обморока был – спасатели приняли его за мертвого. Как он мог вам противостоять? Еле стоял же…

– Наверное, именно поэтому его так и не нашли, – вздернула я бровь.

 Следователь вздохнул и вернул взгляд на планшет:

– Я бы не рекомендовал вам шутить.

– Это сарказм.

– И его тоже не рекомендовал бы.