И он проснулся. Шел дождь. Мелкий, гадкий… Такой в Суре называли «сифак» — нелепое слово, бытовавшее только в их селе. Откуда взялось — никто из стариков и не помнил. Наверное, какой бродяга занес.

Под дождем ковырялись гуртовщики, матеря ленивых коров, хляби небесные и всяких глупцов, которые только и делают, как всякую херню! Особенно в такую-то погоду, когда Пантократор бесов гоняет, а те слезами исходят!

Бертран поплотнее завернулся в мокрое одеяло — оно уже не грело, но хоть от удара капель — почти градин! — немного защищало.

Словно дождавшись его пробуждения, дождь зарядил еще сильнее. Хлестал огромными плетями несчастную землю, проходился по коровьим спинам, исходящим паром. Колотил так, будто собирался вернуть пустырю первозданную нетронутость — и последний следочек копыта, чтобы без следа исчез!

Не говоря уже о многочисленных лепешках. Что и говорить, кто хорошо ест, тот и гадит изрядно. На пустыре теперь хоть пшеницу сажай, хоть брюкву с турнепсом.

На подранка-приблуду никто внимания не обращал, все оказались слишком заняты сборами. Суи понял, что еще немного, и он замерзнет насмерть — одеяло, спасая от дождя, своей мокростью вытягивало последнее тепло, пригибало тяжестью накопившейся воды к земле — того и гляди, хребет треснет.

Бертран, собравшись с силами, скинул насквозь мокрую тряпку, с трудом расправил сведенные холодом плечи. Кое-как свернув одеяло, положил в ближайшую телегу, не забыв окликнуть хмурого возчика, который возился с колесом.

— Возвращаю!

— Ага… — безразлично кивнул возчик и снова взялся за толстую волосяную щетку и ведро.

К чему было смазывать оси при таком дожде, Бертран не понял — что не смоет, то струями собьет. Но умничать не стал, человеку виднее.

— Не решил? — спросил из-за спины старший Таури.

Суи медленно повернулся к вожаку гуртовщиков:

- И снова безмерно благодарю за помощь, но нет.

— Твое дело, — криво улыбнулся Таури половиной лица. Вторая даже не дрогнула.

Бертран молча кивнул и пошлепал в сторону холма. Нужно найти дерево погуще, чтобы под его защитой дождаться ухода гуртовщиков подальше. А то вернется кто за потерянной трубкой, увидит ненужное… А гуртовщики парни суровые. Решат, что им нужнее, зарежут и не поморщатся. И ведь даже не похоронят, так, в воду столкнут!

Суи устроился под раскидистым кленом, чьи резные листья образовали надежную защиту. Конечно, дождь и ее пробивал время от времени, но выходило куда приятнее, чем под струями… Бертран даже рискнул рубаху стянуть. Осторожно выкрутил, чтобы ткань не порвалась, накинул, ежась от ледяных прикосновений влажной материи. Хорошо, хоть ветер не поднялся! А то продуло бы мигом и насквозь. В соплях же утонуть — премерзкая смерть. Ни геройства, ни выгоды.

Наконец гуртовщики убрались, оставив после себя развороченный копытами и колесами пустырь. Последним уходил младший Таури, долго оглядывавшийся по сторонам. Суи, на всякий случай, укрылся за кленом. Мало ли какая надобность у человеко-быка!

Вскоре дождь начал затихать, незаметно — с листьев капало, сбивая — и вовсе кончился.

Борясь с желанием немедленно кинуться на поиски своего добра, Бертран все же выждал полторы ладони. Ожидание тянулись мучительно! То и дело примеряясь к неяркому солнцу, то и дело скрывавшемуся за тучами, Суи себе руку чуть не отгрыз. Но обрубленный палец саднил, напоминая, что спешка нужна лишь при поносе. Мало-мальски серьезные дела требуют выдержки.

Когда солнце нехотя вылезло на макушку неба, Бертан выбрался из-под клена. Мощная крона спасла от разгула стихии, но теперь, напитавшись дождевой водой, радостно делилась им от малейших порывов ветра.

— А чтоб тебя молнией раскололо! — неблагородно пожелал Суи своему защитнику и бодро пошлепал к кустам напрямик. Луж было столько, что обходи, не обходи, а все равно, как свинья вымажешься.

Пройдя напрямик загаженный пустырь, Бертран углубился в заросли. Примерное направление он помнил, да и куст был запоминающийся — единственный древогубец, оплевший «елку» можжевельника. Но ливень посбивал листья, изменив очертания. Еще и коровы с гуртовщиками переломали все, что можно. И не только переломали!

Какой-то чрезмерно негодяйский бычара навалил лепешку прямо на бертранову захоронку. И совсем недавно, капли еще не размыли лихую навозную завитушку.

Взвыв от негодования и злости, Суи отпинал лепешку в сторону, и с шипением начал вытирать ногу о дерн. Руками лезть не хотелось — и противно, и утоптано хорошо. Бертран выбрался на границу пустыря, подобрал подходящую ветку, такую, чтобы сразу не сломалась. Протиснулся обратно.

Несколькими движениями сковырнул землю. Показался заветный сверток.

— Слава тебе, о, всемилостивейший, — с облегчением проговорил он. Долгая полоса неудач, хоть и перемежаемая редкими вкраплениями хороших людей, не могла не ввергнуть в пучины ожидания все больших и больших гадостей от судьбы.

Дрожащими от нетерпения руками, Бертран вытащил сверток, отряхнув липкие крошки, зубами растянул тугие завязки — и зачем было затягивать так-то⁈ Чем думал, спрашивается⁈

Все было на месте. И кольчуга, и топор, и кошель.

Суи схватился за обтянутое шкурой морского гада топорище — без оружия, словно на главной площади с голым задом. Вроде и не страшно, а неуютно.

— Как дам по башке! — мечтательно проговорил Бертран и взмахнул топором, целясь в тонкую ветвь. Но сволочной древогубец не перерубился одним махом. Он коварно оттолкнул оружие, обухом прямо в лоб. Суи чудом увернулся.

— Да еб тебя в проушину! — ругнулся он и снова замахнулся на куст.

Засмеялся, поняв, насколько глупо выглядит. Еще начать угрожать листьям немедленной расправой, и можно идти в первую же деревню, устраиваться на работу местным дурачком.

Снова начало накрапывать.

Бертран задрал лицо к небу. Морось усиливалась. Еще немного, и начнут шлепать тяжелые капли. А проклятые гуртовщики уже далеко. И одеялом не укрыться, и под телегу не юркнуть быстрой крысой.

— Быкоебы! — ругнулся Суи, впрочем, без злобы. Побренчал монетами в кошеле. Звенело приятно и намекающее.

— Главное, дойти туда, где можно их потратить! — сделал вывод Бертран. И тут же поправил сам себя: — Но не все! Две из трех — припрячем.

Подкинув кошель на ладони, он сунул увесистый мешочек за пазуху и пошел к дороге. Напрямик, сквозь траву. Выбирай дорогу, не выбирай, а жопа суше не станет.

* * *

Бертран с трудом переставлял ноги. Каждая весила по пуду, не меньше!

Первые пару лиг Суи время от времени останавливался, ломал ветку с придорожных кустов, счищал грязь… Но даже самый крепкий канат рвется, что уж тут говорить о терпении человека, коий за последнюю седьмицу пережил столько неприятностей! Так он и бросил эту безнадежную затею.

Про приятности, особенно про городское пиво и «Ласковую дырку» Бертран, ругая дорогу, не вспоминал. А то решит судьба, что не так уж плохо складывается, да пошлет новую напасть. К примеру, град величиной с гусиное яйцо. Или стаю голодных медведей.

Брюхо, решив, что разговор о еде, радостно заквакало. Суи решительно его обманул, нахлебавшись воды из родника так, что чуть из ушей не потекло.

И поплелся дальше. Все равно, хоть как ни богохульствуй, а лучше не станет.

Копыта, ноги и колеса размесили дорогу до сметаны. Хоть бери да жуй, если запачкаться не страшишься.

' Лучшие игрушки — на палке черепушки!' Вспомнилась непонятно почему старая присказка отца. На душе у Бертрана стало совсем пакостно. Будто та самая грязь, что под ногами, пропиталась сквозь кожу и до самого сердца дотекла…

За очередным поворотом пришлось лезть на склон — иначе и не пройти. Дорога ныряла в низину, нынче залитую

Склон был крутым и скользким. Трава же, что не высохла, та сгнила. Пук, в который вцепился Бертран, чуя, что ноги улетают куда-то не туда, остался у него в руках.

И Суи с размаху шмякнулся. В черное, липкое и до невозможности невкусное — как не берегся, а брызги все же до рта долетели. Он забарахтался, ругаясь. Кое-как встал.