Тут же под ногу подвернулся незаметный камень, Бертран споткнулся, замахал руками, пытаясь не упасть. Задел раненной ладонью нависающую ветку. Боль, едва-едва ставшая терпимой, пробила с головы до пяток, словно копьем насквозь проширнули.

Выпучив глаза, Суи долго и не слишком достойно подвывал — на положенную ругань не хватило воздуху. Так грядущая участь Мармота ди Феррато (который, к слову, Таилис тоже терпеть не мог, считая нищим засранным клоповником, где серьезному человеку не развернуться ни вширь, ни вглубь) и осталась не произнесенной вслух. Разумеется, веселой и злой судьбе, что играет предназначением всех людей, это препятствием не стало. Ей хватило и намека. Чтобы сделать все по-своему, конечно же. На то она и судьба!

* * *

Говорят, что за черной полосой жизни идет полоса белая. Пиздят. За черной полосой следует жопа. Безо всяких исключениев.

Бертран понял это не сразу — к сожалению для себя и большой радости будущих летописцев, которые обожают совать несчастных героев мордой в ночной горшок, дабы те закаляли через то непреклонную волю.

Суи обошел приметный холм с небольшим каменным утесиком справа-сверху — на рыже-черной скале сидел орел-могильник, задумчиво вычищая клюв от остатков трапезы. Бертран уже предвкушал, как снова обретет на время утраченные сокровища. Скрытые до поры под надежной защитой земли и дерна — слой почти в руку — мертвецам ямы меньше копают! Быстро привыкнув к надежной тяжести оружия, Бертран чувствовал себя голым и совершенно беззащитным без ножа на поясе. Куры же ногами загребут, не отмашешься! Или тоже же могильник, не найдет вовремя падаль, решит свежатиной полакомиться

Три недели назад ложбинка пустовала. Трава стояла высокой нерушимой стеной — хоть епископа выводи пастись! Суи еле пробрался — настолько густо росла. Сегодня же, просто так к зарослям дикой вишни, где в глубине, у корней одного из кустов покоился мешок с ценностями, не пройти. Ныне здесь расположилась обширная компания.

Траву вытоптали и выжрали, пригнав бесчисленное количество круторогих и длиннохвостых коров, на кусты накидали белья просушиться, развели несколько костров, и сидят, сволочи, выпивая и закусывая! А ведь они тут и спать расположатся, как иначе!

В брюхе противно заквакало полудюжиной лягушек. Знать бы, что так обернется — налегал бы на еду, запасая жирок на тощих ребрах! И жрал исключительно говядину, мстил бы заранее. Ненавижу, блядь, гуртовщиков! Ходят со своими стадами по миру, на солнышко глядят. И в каждом селе у них по невесте!

Пока Бертран стоял, выдумывая, чтобы он сделал такого лютого с наглыми захватчиками, выпади такая возможность, волею Пантократора, его заметили.

— Эээ! — некуртуазно, но убедительно окликнули, выставив напоказ гнилые зубы, признак достатка и сладкой жратвы, — Васьен, ты чо зыришь?

Бертран решил, что в сложившихся обстоятельствах, новое имя полезно. Да и звучит неплохо, с этаким намеком на аристократизм. К тому же, направляющийся к нему молодой, не старше его самого, гуртовщик никакого оружия в руках не держал. Впрочем, у Мармота с собой не было и паршивого ножа-перочинника. И к чему это привело?

Бертран поколебался несколько мгновений меж двумя образами — житрожопого махинатора и опасного грабителя, почти криминальмаэстро или деревенщины, которая лесом едет, песнь поет и дурных мыслей в пустой голове держать не может. Решил, что сначала пусть будет дяревня. Лучше показаться глупым, и резко поумнеть, чем в обратном порядке.

— Да вот, — развел руками Суи, добросовестно выпучившись, — мимо шел, смотрю, коровы ходят.

Гуртовщику и оружия не надо было — стукнет по затылку, и глаза выпадут. Очень уж велик, словно бык на двух ногах. Хрясь кулаком, и голова в плечи всунется. Чем его кормили, раз такой вымахал? Или на ночь в ведро с навозом ставят, чтобы как гриб-шампунен ввысь тянулся?

— Дай думаю, поближе гляну. Красивое же!

— И чо?

— И точно красивое! — повторил Суи, попытавшись изобразить на лице выражение неземного счастья.

Здоровяк тут же и внезапно расплылся в улыбке, сграбастал Бертрана за шиворот — парень и дернуться не успел.

— Ламборжийская порода! — сказано было с такой гордостью, что проживи Суи еще немного в городе, и проникнись городскою извращенностью, то мог бы решить, что новый знакомый сам породу улучшал. Дневно и ночно.

— Сразу видно! — пролепетал полузадушенный Бертран. — Рога! Копыта! Ломбаржия, зуб даю!

— А мясовыход какой! — Суи осторожно поставили на землю. — Ты не поверишь!

— Отчего же, — расправив смятую рубаху, Бертран покрутил головой — вроде бы не отваливалась. А то очень уж шея громко хрустнула при первом натиске, — очень даже поверю. Большой!

— Ха! Сразу видно, что разбираешься!

Верзила протянул руку:

- Таури!

— Васьен, — чуть запнувшись, произнес Суи.

— Так я угадал! — обрадовался Таури.

— Выходит, что так, — кивнул Бертран, — угадал с первого раза! Тебе можно в порту шарики под скорлупками искать!

— Знак судьбы же, точно тебе говорю! — Таури вдруг подпрыгнул на месте, словно радостный ребенок. — Пошли, Васьен, к нашему костру.

— А зачем? — опасливо уточнил Суи.

— По глазам видно, что жрать хочешь. И рука, опять же… — гуртовщик кивнул на окровавленную тряпку, — Дед глянет. А то почернеет и отвалится.

— Дед? — уточнил Бертран, не сообразив, как это глупо прозвучало.

— Если Дед почернеет и отвалится, значит, мы забрели на Пустоши, — назидательно пояснил гуртовщик. — А это далеко. И не пойдем туда все равно.

— А чего так? — осторожно спросил Суи для поддержания беседы. Про ужасные и загадочные Пустоши, что не так уж и далеко на севере, рассказывали многое, да все, поди, сущая неправда, потому что больно уж страшное. Кое-кто говорил, что там немерено свободной земли, где нет господ. Но мало кто в это верил, поскольку не бывает, чтобы земля — и без какой-нибудь свинорылой морды, что дерет подати да аренду. Хорошо если еще не барщину.

— Коровы Пустоши не любят. И нас там не особо, — исчерпывающе, со знанием дела ответил здоровяк. — Потому, разговор пока о руке.

Бертрану ничего не оставалось делать, как пожать плечами и покорно следовать за широкой спиной Таури.

Правду ведь говорят, что в каждой жопе есть дырка. Может и получиться провалиться сквозь нее к прежней удаче?.. Вроде бы и рука почти не болит… А, нет, зараза, только кажется! Еще как болит на самом деле!

* * *

Только Бертран подошел к костру, как ему сунули краюху, щедро посыпанную крупной солью — на гранях даже солнечные лучи играли!

Суи, без лишних слов, благодарно кивнул и вгрызся в хлеб, держа краюху одной рукой. Ни к чему тратить время, когда можно поесть. Вот потом…

Горбушка кончилась, и не начавшись. Бертран удержался от желания поискать под ногами крошки.

— Еще будешь? — спросил Таури.

Суи, быстро и тяжко помучившись, решил, что здесь и сейчас его украсит разумная скромность. Мотнул головой:

- Спасибо.

— Ну гляди, а то если что, ток свистни. Не обеднеем.

Справиться с собой было сложно, но Бертран смог. Примут еще за проглота, который как чайка, жрет все, что в клюв попало. Нет, у Суи все же воспитание и некоторые принципы! Возмущенный желудок забурчал, выказывая совершенно нелицеприятное мнение о принципах хозяина. Но тот, по-прежнему делал вид, что все хорошо.

И старался не подавиться слюной, глядя как гуртовщики продолжают есть, обедать, питаться, трапезничать… Да сколько жрать-то можно! Так и напихиваются, будто в последний раз! Мечут хлеб, вяленое мясо, сыр, всякую зелень… Сволочи!

Снова задергала боль в руке. Подумалось — а не сомлеть ли? Глядишь, пока будешь валяться, придет ночь. И можно будет спокойно достать захоронку. И уйти как можно дальше от проклятого города, чтоб его огнем с неба пожгло!

— И снова мы встретились.

Из мечтаний вырвал громкий голос. Бертран дернулся, открыл глаза. Рядом стоял, переваливаясь с пятки на носок, тот самый чернобородый гуртовщик, что спас утром от глупейшей смерти. Хотя, сложись все чуть иначе — лучше бы и не спасал!