Я переоделся. Натянул комбинезон, нижняя часть которого заканчивалась сапогами, снял с гвоздя у двери ключ от сарая и выбрался на территорию кладбища. Замок послушно откинулся на дужке. Я заглянул в тёмное нутро, и руки привычно ухватились за нужные черенки. Две самые основные лопаты: штык и совок. Ах да, следует ещё лом прихватить. Верхняя часть почвы уже раскисла, но сантиметров через двадцать, скорее всего, остался лёд. Сейчас он уже не такой, как в разгар зимы, более рыхлый, но от этого не легче.

Лавируя между оградками, я добрался до нужного места. Прикинул, с какой стороны лучше подход, чтоб люди с гробом не метались, разметил участок и принялся за работу. Как я и думал, спустя всего штык лопата звякнула о ледяную прослойку, однако за лом я пока браться не стал, а попросту сменил штыковую лопату на совковую. Вычистил яму по всей площади и только после этого сменил инструмент.

Лом быстро пробил не такой уж и толстый лёд (на поверку он оказался всего сантиметров семь, местами – десять). Вполне можно было и лопатой обойтись. Но я усердно продолжал работать металлическим стержнем. По спине побежали первые капельки пота, дыхание участилось, как и сердцебиение. С каждой секундой голова становилась всё более ясной, вот только мысли свернули вовсе не туда.

Вернулись долбаные вспышки памяти, которые я так тщательно глушил алкоголем. Вот я держу на руках Фому. Он кашляет, пытаясь прочистить лёгкие, изо рта вылетают брызги крови, которая слишком быстро их наполняет. Мои руки тоже в крови. От окна отваливается Лем, вместо глаза – кровавое отверстие. Шанс кричит в рацию, чтобы эти дебилы остановили штурм, но его будто не слышат…

Лом не почувствовал сопротивления и на треть ушёл в раскисшую глину. За что ему отдельное спасибо – выдернул меня из кошмара. В нём больше нет надобности, поэтому пусть себе стоит у ограды, а мне нужно копать. Глина хоть и мягкая, но отлипать от лопаты совсем не желает. Приходится каждую минуту счищать её носком сапога. Стучать инвентарём бесполезно, разве что целью является сломать черенок или погнуть рабочую часть. Здесь главное – терпение и упорство. Нервничать бесполезно, от этого работа только растянется на неопределённый срок.

Вскоре раскисшая глина, которая впитала в себя основное количество влаги, закончилась. Начался более рыхлый суглинок, и работа пошла быстрее. Методичные, за долгие годы отточенные до совершенства движения успокаивали. Нарубил грунта, выбрал совком – и снова по кругу, с каждой минутой погружаясь всё глубже в яму…

– Чёрт! – выругался я, поняв, что забыл лестницу.

Хорошо, что углубиться успел всего метра на полтора. Нет, можно было, конечно, и раскорячиться, но я и без того весь грязный. К тому же рою уже часа два без остановки, а может, и того больше, не знаю. Время как-то размазалось, непонятно, который час. По идее, можно даже чаю сходить попить, а затем продолжить.

Я задумчиво посмотрел на незаконченную могилу и махнул рукой на отдых. Здесь осталось максимум на час. Доделаю работу – и можно спокойно по своим делам отлучиться. Претензий уже не будет. Так, значит, что брать? Пару коробок тушёнки, два больших мешка с макаронами, гречки, перловки и риса. Последние по двенадцать килограммов, чтоб по кило в отдельной упаковке. Вермишели быстрого приготовления коробку… Так, что ещё? Растительное масло, соль, спички, перец… Вот, точно… Нужно до военкомата доскочить, с парнями за сухие пайки перетереть. Ну и всё, наверное, на сегодня мне помотаться хватит. Ах да, оружие перебросить. В охотничий, за патронами, я уже вряд ли после всего этого успею. Завтра сгоняю, ничего страшного.

Так, за всякими разными мыслями, я и закончил работу. Выбрался из ямы, собрал инструмент и направился в сторожку. Теперь предстояло отмыться, переодеться в чистое и… да, ещё пообедать не помешает. Когда пьёшь, жрать совсем не хочется. Так, незаметно, можно несколько дней лишь на алкогольных калориях продержаться. Ведь по большому счёту, для поддержания рабочих функций организму нужно то, что горит. И водка – отличный заменитель питанию.

Так, что-то меня опять не в ту степь. Уже третья неделя пошла, как не просыхаю. А всё весенняя депрессия виновата, когда непонятно, зима уже отступила, или всё ещё следует ожидать холодов. Мозг с ума сходит, гормоны тоже. Блин, может, и прав Валерич, пора бабу себе найти, чтоб хоть кто-то на мозги капал да жизни учил. А иначе сопьюсь к чёртовой матери. В спортзал, что ли, ходить начать? Всё какое-то занятие. Скучно без дела, вот всякая херня в голову и лезет. От этого и нажраться хочется, чтоб время побыстрее пролетело. Хуже всего по вечерам, когда сидишь один и даже поговорить не с кем.

– Опа, добрый вечер. Или день, что-то я запутался. Каким ветром? – удивился я, встретив внимательный взгляд.

– День пока, – спокойно ответил неожиданный гость, стоящий у двери. – Поговорить с тобой хочу.

– Валерич попросил? Так вы ему передайте, что нормально всё. Я за ум взялся, больше пить не буду. Так сказать, «начинаю новую жизнь»!

– Похвально это. Но я к тебе по своей воле пришёл. И разговор у нас серьёзный будет.

– О как, – ухмыльнулся я и распахнул дверь в сарай. Поставил в него лопаты, после чего направился к сторожке. – Осторожно, рясу не запачкайте.

– Мирскую грязь отмыть несложно. Вот с душевной дела тяжелее всего обстоят.

– За вами впору в цитатник записывать. Чаю?

– Не откажусь. Я вот и бараночек прихватил. Как знал – пригодятся.

– Проходите, отец Владимир. – Я отомкнул замок на сторожке и вежливо пропустил гостя внутрь. – Вы уж извините, похозяйничайте пока, я в душ для начала забегу. Грязный весь…

– Ты подожди, Серёж, присядь. У меня ведь дела ещё. Разговор серьёзный, но много времени не отнимет.

– Ну хоть штаны снять позволите?

– У меня нет права запреты тебе чинить, – вежливо улыбнулся он.

– Так что у вас там за дело такое? Случилось чего?

– Случилось, Серёж, случилось, – вздохнул священник. – Ты вчера вечером ничего странного не заметил?

«Оп-па», – промелькнуло в мозгах, однако вслух я ответил совсем другое.

– Нет, всё как обычно.

– А вот врать нехорошо. – Он внимательно посмотрел на меня. – Я ведь к тебе открыто пришёл, зла не желаю. Уверен, кое-что ты вчера всё-таки видел, однако говорить об этом отчего-то боишься.

– У меня встречный вопрос: откуда вам об этом известно?

– Так видел или нет?

– Ну, допустим. – Я отбросил штаны и уселся напротив.

Прошлое в настоящем

Я забросил две упаковки с тушёнкой в багажник такси. Туда же полетел мешок с макаронами и упаковка гречки. Пакет с медикаментами уже лежал в салоне, на заднем сиденье. Четыре пятилитровые баклажки с водой, соль, специи, спички… Всё это едва удалось утрамбовать, чтобы нормально закрыть крышку.

– У нас что, война началась, а я не в курсе? – с ухмылкой поинтересовался таксист.

– Обычные запасы, чтоб каждый день по магазинам не мотаться, – пожав плечами, пояснил я. – Всё, поехали на кладбище.

– П-хах, с каждой минутой всё интересней, – пробормотал он.

Я молча влез в салон и пристегнул ремень безопасности. В последнее время полиция повадилась штрафовать таксистов. Вроде и невелико наказание, но когда в день прилипает по несколько протоколов, поневоле задумаешься: а надо ли оно тебе?

Молодой водитель хлопнул дверью, и старенькая «девяносто девятая» со стуком в передней подвеске перевалилась через яму.

– Блядь, – выругался таксист. – Когда уже эти жопомордые дороги починят?

Однако я промолчал. Разговаривать совсем не хотелось, в голове и без того гороховая каша. И дело вовсе не во вчерашнем загуле, от него я уже давно отошёл. А вот беседа с отцом Владимиром не желала покидать мозг, и мысли то и дело к ней возвращались.

***

– «Допустим»… Это не совсем то, что я хотел от тебя услышать.