– До тебя не было, – тише отвечает Ниса и замирает, словно в ожидании моей реакции.

А я, не задумываясь, еще сильнее вжимаю ее в себя и вдыхаю запах ее волос. Прикрываю глаза. Я был первым. Знаешь ли ты, Омар, что значит первый мужчина для женщины? Я не испытываю по этому поводу восторга. Нет, точно не испытываю. Потому что и для мужчины это значит ровно то же самое. Первые не забываются.

Омар

Я кошусь на Нису и снова возвращаю взгляд на дорогу. Только шайтан мог дернуть меня сделать то, что я делаю сейчас. Везу ее в конюшню, чтобы прокатить на лошади. Не знаю, где были мои мозги в момент, когда я предложил ей это, но так случилось, что слова сами вылетели изо рта, и теперь мы едем в одной машине. Ниса внимательно рассматривает окружающий пейзаж.

– Я часами могу рисовать пустыню, – делится она. – Это как рисовать океан, только сухой. Ты замечал, что у тебя за окном каждый день сменяется пейзаж?

– Замечал, – отвечаю сухо, потому что мне не нравится, что нас с ней что-то объединяет, кроме секса. Более того, меня раздражает, что пустыня ей нравится не меньше, чем мне.

– Каждый бархан уникален, – задумчиво бормочет она, водя пальцем по стеклу, как будто обрисовывая гору песка. – И через час он уже может изменить свою форму на более причудливую или стать совсем плоским. Поэтому каждый раз, рисуя, я тороплюсь, чтобы успеть нарисовать бархан в том виде, в котором увидела его.

Внутри меня ноет. Тянет, как будто кто-то схватил мои внутренние органы и пытается вытащить их наружу. Это мучительно больно, поэтому я крепче сцепляю зубы. Через несколько часов я отправлю Нису домой. Отец уже предупредил меня, что в шесть вечера самолет Фоули должен улететь. Мне бы хотелось отнестись к этому событию легко, не пропускать его через себя. Со спокойной душой отдать Нису ее брату и вернуться в свою нормальную жизнь, которую она потревожила. Но каждый раз, когда думаю об этом, мне все сильнее хочется оставить ее здесь, послав к черту всех окружающих. Запереться с ней в своем особняке и не выпускать, пока не родит мне с десяток детей.

Следом за этим одержимым желанием приходит осознание, что Ниса – это просто эпизод в моей жизни, и эту девочку я бы не хотел заполучить в качестве жены. Потому что она для семьи не создана. Ниса – это свобода, кураж, безумие. Но точно не покорная жена. А мне нужна именно такая. И, думаю, я просто не наигрался новой игрушкой, поэтому так остервенело держусь за каждую минуту с ней.

– О, боже, какая красота! – восклицает Ниса, хлопая в ладоши и ерзая на сиденье. – Конюшня прямо посреди пустыни! И мы будем кататься по песку?

– Да, – отвечаю коротко, сворачивая с основной дороги к конюшне.

– Это невероятно! – восклицает Ниса, глядя на меня светящимся взглядом.

– Покрой голову.

– Так еще не жарко.

– Ниса, покрой голову. Здесь не положено демонстрировать волосы.

Она негромко фыркает, но все же поднимает с коленей платок и пытается завязать его на голове, но у нее не выходит.

– Я не умею! – психует она, отбрасывая платок на панель перед собой.

Я паркую машину и с тяжелым вздохом подхватываю ткань, а потом набрасываю ее на голову Нисе. Ловко завязываю и поправляю так, чтобы все волосы были спрятаны и ни одна прядь не торчала. Чтобы ни один шакал не увидел ее уязвимости. Этот факт злит сильнее всего. Не то, что кто-то может увидеть, а то, что меня это в принципе беспокоит.

– У тебя так хорошо получается, – язвительно произносит Ниса. – И многим девушкам ты повязывал платок?

– Это называется шела, – терпеливо поясняю. – Я много раз видел, как сестры и мама его повязывают. А надевал я его только что первый раз, – последний факт раздраженно цежу сквозь зубы и покидаю салон машины.

– Я еще никогда не каталась верхом, – говорит Ниса, когда я вывожу из стойла своего скакуна и ее белую лошадь.

– Грация спокойная, так что тебе не о чем волноваться.

– Лошадь зовут Грация?

– Да.

– А твоего как?

– Ворон.

– Ему идет.

– Потому что черный? – хмыкаю я.

– Угу, – коротко отвечает Ниса. – Что я должна делать? – спрашивает она, приближаясь к Грации.

После короткой инструкции я подвожу Нису к лошади. Она хватается за седло и ставит ногу в стремя. Я беру ее за талию, чтобы подсадить, и на секунду зависаю. Ощущение ее тела в моих руках переворачивает мой привычный мир. Это ощущается слишком правильно. Слишком по-родному. Отметаю неподобающие мысли и подталкиваю Нису вверх, чтобы помочь ей забраться в седло. Сначала мы едем медленно, пока Ниса привыкает к лошади. Я рассказываю, как пускать лошадь в галоп, как управлять ею, как остановить, в какой позе сидеть. Она внимательно слушает, глядя на меня своими невероятными глазами. Мне кажется, я даже могу видеть, как все сказанное мной проникает в нее. То, как она смотрит, как слушает, как внимает каждому слову – это, надо признать, вдохновляет и заставляет грудную клетку расширяться, наполняя ее чем-то теплым. Такое же чувство я хочу испытывать с той женщиной, которую выберу себе в жены.

Внезапно, как только я заканчиваю рассказывать, Ниса толкает ногами лошадь, и та срывается в галоп. От неожиданности я даже застываю на несколько секунд, а потом скачу следом за ней. Ужасно признавать, что выглядит эта амазонка на лошади именно так, как я себе и представлял. Это срабатывает как укол, пронизывающий грудную клетку.

Я несусь за Нисой, представляя себе, как буду наказывать ее за вольности и тот страх, который сейчас испытываю. Она ведь впервые на лошади. Или соврала?

– Ты с ума сошла? – выкрикиваю, когда догоняю ее, а Ниса снова смеется своим заливистым смехом, который порождает мурашки на моей шее. – Тормози!

– Ни за что! – отвечает она, обернувшись всего на секунду, и снова срывается в галоп.

С ее головы слетает шела, едва держась на шее, и волосы теперь так же неукротимо развеваются на ветру. И выглядит это зрелище… завораживающе. Оно как будто выжигается в моей голове, и я точно знаю, что позже, когда верну Нису ее семье, буду еще не раз вспоминать ее скачки.

Когда мы возвращаемся в конюшню, я раздражен сильнее, чем был утром. Потому что знаю: через пару часов мне нужно везти Нису в аэропорт. Наверное, я, наоборот, должен быть рад, что избавлюсь от обузы. Как и она, потому что много раз за эти дни спросила, когда я наконец верну ее семье. Но что-то как-то не радостно. Наоборот, внутри меня клокочет ярость от того, что мне придется вернуть мою игрушку. И что рано или поздно найдется какой-то парень из ее среды, который захочет заявить на нее права.

Как только лошади занимают свои места в стойле, я хватаю Нису за руку и тащу к деревянной перегородке, за которой хранится сено. Выгоняю всех из конюшни, а сам заталкиваю Нису в угол.

– Эй! – только и успевает вскрикнуть она, как я набрасываюсь на ее рот. Сминаю сладкие губы своими, срывая шелу с ее головы. Зарываюсь пальцами в волосы и прижимаю Нису так близко к себе, насколько это возможно. Мне кажется, сила моего напора способна нанести ей увечья.

Ниса не отстает. Она хватает меня за дишдашу, сминает ткань на груди. Я тут же перехватываю ее запястья и отрываюсь от нее на мгновение. Даю нам это короткое время, чтобы передумать. Ни одна уважающая себя восточная женщина не стала бы заниматься сексом в таком месте. Но это не о Нисе. Ее глаза горят адским пламенем, призывая меня действовать решительнее.

Разворачиваю ее спиной к себе и толкаю к стене, заставляя упереться в нее ладонями. Сам же быстро задираю ее платье, расстегиваю молнию на своих брюках и приспускаю их ниже. Отодвигаю тонкий перешеек трусиков Нисы в сторону, приподнимаю ее ногу и медленно вхожу. Я помню, что она недо-девственница со странным диагнозом, поэтому не тороплюсь, как бы сильно ни хотелось.

– Быстрее, – выдыхает Ниса, снова провоцируя меня.

– Будет больно, – негромко рычу ей на ухо.

– Пусть будет больно, Омар, – задыхаясь, судорожно шепчет она. – Хочу запомнить.