А еще он не позволял себе поднимать руку на шлюх и не имел никаких извращенных желаний. Пару раз просил дать себя отшлепать по пышным ягодицам и постоять перед ним на коленях, типа она его рабыня, а он господин, но на этом все. По нему сразу видно, что нужно просто потрахаться и все.
А еще у него всегда стоял, не надо было отсасывать ему до боли в челюсти. Хотя, после одного раза он сразу же готов идти на второй заход.
И зачастую за всего один оплаченный час, он успевал кончить три раза. И еще Сержу безумно нравилось лапать женские прелести: дай ему только волю – и за целый час так затискает, что мало не покажется. Он умудрялся трахать, держась за мясистую грудь прыгающий на нем дамы и не выпуская из рук ни на миг.
С восторгом освобождая тело красотки и выпуская на волю ее шикарную грудь, он со смущением посмотрел на нее и пробормотал:
– Снежаночка… а могу я тебя попросить кое-что сделать для меня?
– Ну, фиг знает, смотря что… Скажи, и я подумаю, – улыбнулась она.
Она прикинула, что он сейчас попросит ее, чтобы она поиграла роль рабыни, как просили многие мужчины. Она уже знала все эти стандартные фразы.
– Да, ничего особенного. Тебе это ничего не стоит. Просто, скажи, что – любишь меня. Только слова. Они ничего не значат. Скажешь. Ммм?
Она снова захихикала:
– Боже, ну ты и извращенец! – а после, двигаясь на нем, в тот момент, когда он был на грани, чтобы кончить, она прошептала: – Я люблю тебя, Сережа! Очень сильно люблю! Жить без тебя не могу.
Он кончил сразу же после этой фразы. Черт знает, зачем ему понадобились эти слова от продажной девки?!
Возможно, всерьез решил перебить вкус близости с Черновлаской. А может, наоборот, захотелось того же, но более реального, привычного, настоящего.
От красивой женщины, на которую он сможет потом дрочить одинокими ночами.
– Огромное тебе спасибо, девочка моя! Поваляешься немного со мной рядом? – Серж потянул к себе девушку, положив ее на свое плечо и до последней секунды, пока оплаченное время не вышло, тискал, гладил и ласкал ее шикарные формы.
После ухода проститутки он еще какое-то время смотрел на закрытую дверь. Потом негромко пробормотал:
– Вот, Черноволосая, знала бы ты, вот это – реально Любовь! А не то, что ты там себе думаешь…
Переместившись в коляску, чтоб выключить свет в коридоре, он случайно увидел свое отражение в зеркале… И его аж передернуло. Все лицо в оттеке, покрасневшие глаза. Синяк! И уже не начинающий, а конченый.
Как-то неудобно перед Снежаной. Бедной девушке пришлось видеть его в таком виде. Да ладно видеть, еще и трахаться, а еще хуже, в любви признаваться.
Затем он почему-то начал думать о матери. В голове возник образ, как она будет его хоронить. Придет в эту халупу и начнет разгребать весь этот срач: злам, мусор, пустые бутылки. Она будет жалеть его, отмывать заплесневевшие тарелки и бокалы, ползать по заплеванному и заляпанному полу с тряпкой и реветь от горя! В груди все сжалось от спазма.
– Нет, мамочка, я как-нибудь сам со всем справлюсь!
Нельзя кончать с собой вот так, оставив после себя все это. До трех ночи он ползал по квартире и катался до мусоропровода, собрал кастрюли и сковородки, отмывал столы. Остатки водки собирался употребить непосредственно перед сном. Но от непривычной волокиты разнылось колено. Боль стала такой сильной, что терпеть уже не было возможности.
Пришлось выпить обезболивающие, от которого клонило в сон. Он уткнулся в подушку лицом, которая до сих пор еще хранила запах Снежаниных духов и почти сразу же заснул, пожалуй, это было первый раз после возвращения из санатория, когда он отрубился не от водки.
В пять утра Серж внезапно проснулся, дрожа от озноба. Он весь был в холодном поту. В голове все путалось.
Сердце кололо и было ощущение, что оно перестает биться. Он только тогда допер, что он полный дегенерат, выпил таблетку, которую нельзя смешивать с алкоголем!
Хотел позвонить в скорую, но передумал. Он прекрасно знал, как относятся врачи к алкашам. Будут опять мозг парить, что им противно и что лучше бы я спокойно помер и не отвлекал их от нормальной работы.
Полчаса Серж пытался пить воду, засовывал голову под холодный кран и потом его просто выворачивало, хотя желудок был полностью пустой. Потом он просто осознал как факт: смерть уже неизбежна. Он одел свой парадный костюм, в котором всегда выходил на улицу, и который уже не менялся почти год. А потом покатил из дома.
Старый лифт ехал довольно громко, грохотом оповещая весь подъезд, что кому-то тут не спится. Мартовская ночь была промозглой и темной. Ему вспомнилось, как он просыпался рано утром в школу, ныл и не хотел идти, а мать смеялась и говорила, что скоро он вырастит и ему не придется больше так страдать от недосыпа.
Знала бы она, что после потери ног, теперь Серж сможет спать не только с утра, но и хоть круглосуточно.
И вот, сегодня его последнее темное и промозглое утро. На улице стало полегче дышать. До больницы было очень далеко. Почти пять кварталов. Прямо перед приемным покоем стояли сразу три скорые.
Ты мне не нужна
В коридоре были и другие люди, поэтому на калеку не сразу обратили внимание. Когда же доктор подошел к нему, Серж вытащил из кармана упаковку таблеток и смущенно вздохнул:
– Мне плохо, вот это выпил после водки. Умираю…
Доктор пощупал пульс, потрогал ладонью холодный лоб:
– Колотит? Сколько дней уже пьешь? – и крикнул медсестре: – Маш, иди сюда.
Он дал ей указания, и все это время Машка демонстративно косилась на него.
– Чего к нам-то приехал? К наркологу сразу бы обращался! – проворчала женщина.
– Маш, чего ты злишься, а? – строго проворчал врач, копошась в ящике с ампулами. – Он – инвалид. Откуда ему взять деньги на наркологов?
– Ага, на водку всегда находят! – она начала мерить ему давление, а врач заметил, какие сильные руки у Сержа.
– Надо же, прямо богатырь! Смотри какие бицепсы. Чего пьешь-то?
– А мне надо это объяснять? – пробормотал Серж нервным голосом.
– Не надо. Мы тут лечим тело, а не душу, ложись! – врач показал на кушетку. – Сейчас мы тебя прокапаем. Но учти: еще раз тут появишься – не посмотрю, что военный, без вопросов отправлю в наркологию. Если ты сам не возьмешься за ум, то тебя уже никто не спасет.
Сержу стало легче через какое-то время, и он сам не заметил, как отключился. Его разбудила Машка, снимающая с его руки пластырь, который держал иглу.
– Просыпайся. Закончилось.
Серж хотел найти врача, чтобы поблагодарить. Но медсестра злобно шикнула на него:
– Да вали уже отсюда! Дай, отдохнуть хоть немного от твоей вони!
Он выкатился на крыльцо. Было холодно, но уже светало.
* * *
Первого Мая лучший друг Сержа Марат устроил праздник на даче, собирая всех своих, но Серж не смог поехать.
А в праздник нарисовалась Анжелка. Среднего роста, кругленькая, как шарик, толстощекая и носом как пуговка, она могла бы быть страшненькой, если б не была такой зажигалкой. Эта бестия веселила. Из нее так и била неуемная энергия ключом.
Анжелка всегда говорила очень быстро, носила яркие шмотки и много смеялась. Ее фирма по доставке разной домашней фигни занимала склад в квартире прямо под Сержем. Уезжая в отпуск или на дачу с Сержем она оставляла кому-нибудь из соседей «рабочий» сотовый.
Надо было отвечать на звонки и записывать в самодельный журнал: что заказали, по какому адресу, и количество.
Платила Анжелка двести рублей в день. Другие соседи кривились, говоря: «мало», а Серж от такого приработка никогда не отказывался.
Телефон начал звонить уже в семь утра:
– С праздничком, Серж! Ты что, уже бухой? – и, услышав отрицательный ответ, Анжелка начала трещать без умолку: – Я собираюсь ехать на шашлыки. Можешь взять мобилу на три дня? Не начнешь снова бухать? Точно? Половину заплачу вперед!
Серж оживился. Женщина реально принесла триста рублей и – в подарок – овощи со своей дачи.