Риальта не двигалась. Не плакала, не вырывалась. Я гладил её по голове, она просто ждала, когда я перестану.

— Ты знаешь этого человека?

— Первые 12 лет я считала его своим отцом.

— А потом?

— Потом заболела мама. Отец стал чаще работать на другой стороне долины. Жил там месяц — с нами неделю. После смерти мамы Талион собрал свои вещи и сказал, что будет жить в другой части длины. У него там намечается семья. — Голос был абсолютно безжизненным. Хотелось трясти Риальту чтобы хоть как-то расшевелить. Но надо было сдержаться, чтобы не спугнуть откровенность, не обмануть доверие — А ты?

— Талион устроил меня к своей тетушке в таверну. Я там работала и жила.

— Почему он не взял тебя к себе?

— Отец, то есть, Талион, сказал, что я ему не родная.

— Как это получилось?

— Он был в группе расчистки крушения поезда. Откопал из-под завалов единственного живого человека. Остальные сгорели, даже следов не осталось. Женщина была беременна и получила сильные повреждения. Талион понял, что до города он ее не довезет и выхаживал сам в охотничьем домике неподалеку. Мама ничего не помнила о себе. Постепенно они сблизились с Талионом, полюбили друг друга. Вот это всё я и узнала перед его отъездом.

— Сколько тебе было лет?

— Почти 12.

Я не выдержал и выругался.

— Как это возможно? Бросить ребенка, которого воспитывал, как своего? Как можно было оставить девчонку в 12 лет одну?

— Он сказал, что хочет своих детей. Новая жена меня будет обижать. Да я и не была одна. Тетушка меня берегла, как зеницу ока.

В груди поднялась жгучая волна. Ярость и ненависть грозили захлестнуть меня с головой. Хотелось ехать к этому Талиону прямо сейчас, ломать и крушить всё вокруг. Такое со мной было впервые.

— Ри, хочешь молока?

— Да, принесешь?

— Да и сам выпью водички.

Пока я ходил за напитками, успел успокоиться. Усадил Риальту в кровати, обложил подушками. Над верхней губой моей хрупкой менталистки отпечатался молочный след. Я подобрался поближе и слизал его. Риальта охнула и засмущалась, но как-то вяло.

— Ри, давай закончим с этим. Ты такая умница, осталась последняя картинка.

— Мне кажется, что с этим я не смогу справиться. Это останется со мной навсегда.

— Нет ничего вечного. И счастье, и горе проходят. Ты у меня такая сильная. Ты справишься. Мы справимся. Давай начнём.

— Давай.

Слияние принесло весенние запахи. Талион сказал о том, что любит и протянул цветы. Я вдохнула аромат. Отчим заговорил первым.

— Ты такая чудесная девочка. Я был счастлив, когда мы были вместе. Ты выросла красавицей. Найди себе хорошего парня и роди ему таких же кареглазых карапузов.

— Уже нашла, пап. Спасибо, езжай уже, а то опоздаешь. Чмокнула в щеку и побежала домой. Покой. Выход.

Риальта плакала. Тихо, спокойно, светло. Я отправил все картинки Гране. Мы целовались, как выжившие после кораблекрушения. Нежные касания щек, губ, ключиц. Не заметил, как мы успели раздеться. Какая у неё грудь! Я любовался розовыми пиками, касался их пальцами. Стоны, вздохи, вскрики и ласки, сопровождали нашу близость. Мы плыли в объятиях друг друга. И мягко скользнули в водоворот удовольствия.

Новости о менталистках. Риальта

Я любила качели в парках и не любила в жизни. Когда всё течет без потрясений, кажется, что и завтра будет так же. Кому не нравится дом-семья-работа? Я не с вами. Пусть будет скучная стабильность. Не надо рыданий от горя и феерического счастья тоже не надо. Потому, что заливистый смех звучит, как предупреждение — качели судьбы на пике и вот-вот скользнут в сторону бездны.

Когда мы справились с моим циклическим сбоем, я так обрадовалась, что даже плакала от счастья. Я. Плакала. От счастья. Последний раз мои слёзы видели лет 5 назад на похоронах. Один раз. Я не плакса, хотя в последний месяц рыдаю, всё время. Словно чаше моей души больше не нужно было сдерживать внутреннюю боль. И она излилась, оставив только теплую грусть и любовь.

Моё освобождение от призраков прошлого происходило постепенно, поэтому к резкому ухудшению ситуации я не подготовилась. До обеда был еще час. Мы с Глейном снова сели за стол с кристаллами и выбирали, что можно успеть посмотреть. Всё было обычно.

Когда в дверь настойчиво постучали — я не насторожилась. Даже когда вошёл взволнованный Дэйт, я еще не поняла, что качели остановились в самом пике и пошли в противоположную от счастья сторону. Но когда он начал говорить, я почувствовала, что с размаху налетела на Скалу Безнадежности. Очарование покоя растаяло, как дымка.

Блондин схватил Глейна за локоть и с тревогой сказал, что нам нужно решить срочную проблему. Рыцарь пригласил его войти. Как только дверь закрылась, Дэйт начал говорить.

— Я рад, что застал вас на месте. Сбежал с группового занятия. Дело срочное. Завтра может быть уже поздно. У меня плохие новости. Ситуация у Мервенталя изменилась. Демоны теперь охотятся не на рыцарей, а на менталисток. Сегодня погибла очередная девушка из предыдущего выпуска. В пары к рыцарям Первого Рубежа поставили тех, кто сменился в прошлом году. Они не справляются. Оборона трещит по швам. Менталистки гибнут одна за одной.

Глейн подтянулся — Откуда такая информация?

— От Начальника Обороны.

— Лично?

— Да.

— Ты теперь должен ему душу, Дэйт? — мой рыцарь был удивлён.

— Нет.

— Свою душу теперь должен я? Какая ему выгода сообщать государственную тайну студенту? — Глейн посмотрел на стража в упор. Тот не отвел взгляда.

— Это личное дело. Ни ты, ни Риальта в нашем разговоре упомянуты не были. Но, возможно, Айс догадывается, что я поделюсь сведеньями с вами. Теперь важно решить, что делать дальше. Я тревожусь за Риальту и хочу её защитить. И ты мне в этом поможешь. — Он сделал паузу, перевел дыхание и посмотрел на меня. — Можешь оставить нас наедине, Ри? Посиди в библиотеке или сходи в тренировочный зал.

Я растерялась. Вот это поворот. За меня никто ничего не решал с 12 лет. Никто и никогда. Лет до 15 меня это расстраивало. Потом я приняла самостоятельность и личную ответственность, как что-то само собой разумеющееся. А сейчас испытала удивление. В том мире, где я жила, ко мне не относились как вещи. Я справлялась со своей жизнью сама. Я была самостоятельной рабочей единицей.

Первый свой контракт подписала в 12, второй в 14. Я была менталистом каравана. Его надеждой и опорой. Человеком, с которым считались безоговорочно. И вот теперь, меня хотят выставить за дверь, чтобы решить мою судьбу. Я старалась сохранить внешнее спокойствие. Но в душе при этом начинала клокотать ярость. Я не двинулась с места. И тихо ответила — Нет.

Дэйт переводя взгляд с меня на Глейна, наверное, решил, что тот сейчас рациональнее и обратился к рыцарю. В эту минуту Дэйт был похож на героя женского романа с обложки. Родовитый, богатый, перспективный. Очень порядочный, готовый защитить, закрыть собой.

— Глейн, пусть Риальта уйдет, а мы придумаем, что сделать. Она сейчас не понимает, в какую ситуацию попала. И наш долг её защитить. Она достойна выжить в этой мясорубке.

А у меня уже внутри клокотал вулкан и поднималось желание вызвать его на поединок.

— Дэйт, остановись, пожалуйста, пока ситуация не стала неуправляемой. Я понимаю, что ты взволнован и хочешь мне только добра. Не нужно меня выпроваживать. Это же моя жизнь, и принимать решения нужно мне. Ты не находишь?

— Риальта, зачем тебе эти кошмарные подробности? Давай мы спокойно обсудим всё с Глейном и поможем тебе. — Дэйт словно шёл по тонкому льду разговаривая с любимым, но неразумным ребенком. Творог кушать нуууууужно. От него косточки будут крепкие и зубки беееееееееелые.

— Дэйт, я не капризничаю сейчас. Наверное я объясняю путано, но я — живая. Я не принадлежу кому-бы то ни было. Дело в том, что между помощью и тиранией есть разница. Глейн, скажи что-нибудь, а то у меня не хватает слов.

— Я считаю, что ты имеешь право принимать свои решения. Я доверяю твоим способностям.