С приближением времени отъезда появились новые осложнения. В основном это касалось освобождения некоторых участников от работы и введения в действие новых предписаний относительно заграничных экспедиций. Последний удар перед самым отъездом нанесло нам алжирское посольство. Оно сообщило, что ввиду планируемого проведения в Алжире конференции неприсоединившихся стран выдача въездных виз на неопределенное время прекращается. (Перед этим нас уверяли, что это не будет касаться нашей экспедиции.)

Большинство участников не могли откладывать свой полученный с трудом внеочередной отпуск. В машине были сделаны необходимые приспособления, а через два месяца ее надлежало вернуть. За простой машины пришлось бы заплатить огромную сумму. И было решено поступить как в 1970 году: экспедиция получила визы в Тунис и отправилась с надеждой, что получит алжирские визы по дороге или в Тунисе, после окончания конференции. Если же виза не будет получена, придется перейти на запасную программу работы в Тунисе.

Мы выехали с решимостью не сдаваться: «Кто хочет, тот добьется», и было нас восемь человек. Лейски и Браун должны были прилететь в Алжир, если нам удастся получить визы. Нам пришлось объезжать Австрию, где из-за карантина были закрыты границы, через швейцарские Альпы; наконец мы оказались в Италии. В Сицилии мы провели небольшие испытания ходовых качеств «Татры» в труднопроходимой местности, а затем на почти отвесном склоне Этны. Мы поднялись на высоту 3100 метров и провели ночь у кратера, который со времени нашего последнего посещения завалил потоком лавы «неистребимую» вулканологическую обсерваторию и верхний участок подвесной дороги.

— Мне уже начинает казаться, что эта Африка состоит из одних бочек, — хмуро произнес Густав Гинзел, после того как мы вместе с машиной проторчали три дня на складе тунисской пристани из-за какой-то таможенной формальности.

Но, даже выбравшись из-под бочек, мы все равно не могли продолжать путь. Визу в Алжир мы не получили, не помогло и вмешательство нашего представительства. Границы оказались закрытыми даже для многих участников ярмарки, которая проходила в то же время, что и конференция.

Знаете старый сахарский анекдот о француженке, которая осторожно приближалась к туарегу, восседавшему на верблюде, чтобы сфотографировать? Когда она уже собиралась нажать на спуск, он повернулся к ней и на чистом «сорбоннском» французском произнес:

— Мадам, на вашем месте я бы поставил оранжевый светофильтр, иначе у вас на снимке песок сольется с небосводом.

На самом деле ничего подобного в Африке произойти не могло. И сейчас еще сфотографировать туарега — целая проблема, они решительно отвергают назойливые попытки иностранцев. Наша экспедиция, однако, получила материалы и финансовую поддержку от многих предприятий, которые взамен хотели получить эффектные рекламные и пропагандистские снимки.

Во время нашей вынужденной задержки в Тунисе, когда каждый развлекался как мог, я попытался выполнить эти обязательства.

И вот я нарядил одного из членов нашей экспедиции в туарегский костюм, купленный во время предыдущей поездки. Наши меценаты были в восторге от удачных снимков.

В Тунисе мы увязли на целых пятнадцать дней и предприняли много неудачных попыток проникнуть в Алжир. Кроме того, мы собрали различные природоведческие коллекции в разных областях Туниса. Несколько опасной оказалась наша попытка пересечь самый большой африканский солончак Шотт-эль-Джерид на трассе Таузар — Кебили. Сорокакилометровая дорога была наезженная, в средней своей части шла в основном по насыпи, которую давно никто не приводил в порядок. Часть пути проходила прямо по соляной корке шотта. У начала дороги стоит дорожный знак «Въезд любым машинам запрещен» — местные власти снимали с себя таким образом всякую ответственность… Если бы не был конец лета очень сухого года, наша попытка проехать здесь на тяжелой «Татре», наверное, кончилась бы плохо — предательская соляная корка над бездонным болотом могла бы проломиться.

Солончак не был единственной достопримечательностью, с которой мы столкнулись в этой опасной поездке. Когда наша машина приблизилась ко дну котловины, видимость вдруг уменьшилась примерно до 500 метров, и все, что было за этим, исчезло. Только насыпь дороги поднималась как бы в пустоте к небосводу еще на несколько сот метров вперед и растворялась в воздухе. Это был великолепный мираж, «фата-моргана», и он занимал весь горизонт. Это необычайно эффектное и производящее впечатление явление нечасто можно наблюдать. Мы решили воспользоваться редкой возможностью запечатлеть «фата-моргану» как раз в тот момент, когда из пустоты перед нами возник легковой автомобиль, вокруг которого стояли люди, вышедшие из него, чтобы осмотреть начало соляного настила шотта. Машина была как бы поднята над землей, а фигуры около нее будто ходили по зеркалу. Картина менялась с высотой наблюдения: с крыши нашей «Татры» было видно значительно больше и дальше, чем с земли, где более низкие предметы, выходящие из «зеркала», как бы несколько поднимались вверх и потом исчезали.

Снимки были помещены в иллюстрированном издании «Следы на песке», выпущенном Чехословацким Агентством печати Прессфото.

Чтобы глубже понять явление «фаты», надо знать оптику, механику жидкостей и теорию тепловых явлений. «Фата» появляется в пустыне чаще всего в утренние часы, до полудня, когда воздух после ночи еще намного холоднее, чем песок, который быстро нагревается от солнечной радиации. У самой поверхности появляется неустойчивый, более теплый слой воздуха. На границе с верхним холодным слоем воздуха возникает отражение, так что мы видим вместо поверхности земли отражение небосвода; при ограниченном размере отражения возникает впечатление небольшого озера. У нас можно наблюдать «мини-фату» летом над раскаленным шоссе в виде обманчивых луж, исчезающих при приближении.

На пятнадцатый день в нашем консульстве в Гафсе нам наконец сообщили, что границы открыты и наша просьба рассматривалась первой среди удручающе огромного количества просьб о визах, накопившихся за это время. Мы совершили марш-бросок в Алжир, где нас приветливо встретили наш постоянный почитатель господин Магиут и земляки-архитекторы, работающие в техническом отделе мэрии.

Господин Магиут снабдил нас рекомендательными письмами, что означало, между прочим, бесплатное обеспечение горючим на всем пути по Алжиру. Покровительство Алжирской мэрии было подтверждено и надписью на крыльях нашей машины. Наконец-то мы отправились к месту назначения — на юг, в Тассили.

По пути в Тассили я занялся невеселыми подсчетами. Сначала мы рассчитывали на восемнадцать дней «чистого времени» для исследовательской работы в разных частях нагорья. Это было меньше, чем требовала запланированная программа. А теперь из-за задержки в Тунисе у нас осталась едва ли половина этого времени. Всякие неурядицы с местом работы некоторых участников экспедиции заставляли нас скорее сократить, чем продлить, экспедицию, а при этом путешествие к югу вообще утрачивало смысл. Таким образом, психосоциологическая атмосфера в группе была уже сейчас достаточно сложной.

Несмотря на огромные пространства Сахары, я все время убеждаюсь, не без удовольствия, что «мои следы на песке ветер до сих пор не занес». В самые неожиданные моменты я встречаю кого-то, кто помнит меня с давних времен и считает добрым знакомым. Но, к своему ужасу, я часто сам не могу даже вспомнить, откуда, собственно говоря, знает меня человек, который проявляет такую радость при встрече со мной. Такая неожиданная встреча ждала нас и в Гардае. Омар Аффу, которого я знал еще по Айн-Салаху с 1967 года, узнал меня и пригласил всю экспедицию к себе домой; он очень жалел, что мы так спешим, и, узнав о наших планах, написал в Иллизи какое-то письмецо по-арабски. Мы поблагодарили, проехали какую-то там тысячу километров и передали в мэрию письмо, о содержании которого не имели ни малейшего понятия.