Обвожу взглядом мужчин. Подонки. Все без исключения.

Они все одинаковые, совсем как мой отец. Я отпиваю еще и замечаю, что Дана смотрит на меня.

― Ты пьешь? ― она наклоняется вперед, пока сворачивает салфетку. Ее внимание сосредоточено на салфетке, как будто то, что она говорит, не имеет значения.

― Только одну, ― мой голос звучит оборонительно, и я съеживаюсь, когда на меня обращает внимание Лиам. Мне не нравится то, как он смотрит на меня. Уставившись в ответ на него, делаю еще глоток, становясь немного смелее. Как бы я хотела высказать ему все за те гадости, которые он говорил, когда я была ребенком. Мне стоило бы поднять его на смех и сказать: «Посмотри на меня, я сижу за твоим столом, ем твою еду и делаю вид, что трахаюсь с твоим сыном».

Джек касается моей ноги, и я понимаю, что от меня волнами исходит враждебность. Проглатываю гордость и смотрю на Джека с улыбкой, приклеенной к губам. Эта улыбка способна сдержать всю мою боль внутри, и я не отпущу ее, потому что боюсь, что, если это сделаю, развалюсь на части прямо за этим столом. Сейчас, несмотря на то, что злюсь, все идеально. Я сижу здесь с Джеком, моим парнем, наслаждаюсь ужином с его семьей и Даной, моей лучшей подругой. Меня окружает тьма, которая давит на нас. Кажется, что среди этих четырех колонн, окруженных сказочными огнями, мы в безопасности. Это заставляет меня вспомнить молитву, которую отец произносил со мной каждый вечер перед сном.

Господи, благодарю

За грядущую зарю.

Если я умру во сне ―

Позаботься обо мне…

Матфей, Марк, Лука и Иоанн

Благословляют мое ложе по четырем углам.

Благословляют Мейв по вечерам.

В ушах стоит шепот отца, и боль пронзает сердце. Я часто представляла себе четырех ангелов, каждый из которых держит уголок моего одеяла.

Джек медленно наклоняется и прижимается губами к моим губам, и я принимаю его поцелуй. Прямо сейчас мне необходим какой-то якорь. Я поднимаю руку и касаюсь его щеки. Поцелуй длится недолго, но он высасывает из меня всю злость, оставляя головокружение от желания.

― Может, потом сходим в «Гадюку»? ― сквозь пелену, которую поцелуй Джека установил вокруг меня, слышу слова Даны.

― Звучит заманчиво, ― отвечает Шей с самой милой улыбкой на лице. Несмотря ни на что, он мне не нравится. Мне не нравится проницательность, которая прячется в его взгляде, когда он говорит. Я чувствую, что он говорит одно, а думает другое. Это странный вывод, так как мне совсем немного времени удалось провести рядом с ним, но именно это мне кажется, когда я смотрю на Шея.

― Ты идешь? ― Дана наклоняется ко мне, чтобы убедиться, что я ее слышу.

― Это зависит от Джека, ― я делаю еще глоток, и мне нравится, что он делает со мной. Джек все еще не отпускает мою руку, и это приятно. Идущее от него тепло чувствуется совсем иначе, чем то, что я получаю благодаря напитку. Я знаю, что выпивка по сути своей ― ложь, а он ― нет. Я чувствую его от макушки до кончиков пальцев.

― Все, что пожелаешь, ― улыбается мне Джек, и я не знаю, то ли из-за маленьких огоньков, которые мерцают вокруг нас, то ли из-за горячительной жидкости, которая течет по венам, но его улыбка кажется настоящей. От прилившего жара щеки вспыхивают, и я наклоняю голову. Не хочу, чтобы он заметил, что у меня в действительности есть к нему какие-то чувства.

― Думаю, это было бы весело, ― говорю я, глядя сквозь опущенные ресницы.

― Решено, едем в «Гадюку», ― поднимает голову Джек.

― Я, пожалуй, пас, ― говорит Киан. Он почти весь вечер молчит. Я постоянно чувствую его взгляд на себе, но каждый раз, когда поднимаю глаза, вижу, что он уткнулся в свою тарелку. Может, с выпивкой приходит чувство паранойи.

― Мы с твоей мамой останемся, ― в голосе Лиама звучат властные ноты. Он всегда говорит с превосходством, считая себя выше. Выше людей, выше закона, даже выше Господа.

Светлана смеется.

― Я и мечтать не смела об этом.

Она все еще сногсшибательна и привлекает много внимания, но она смотрит на Лиама так, будто он ― это все, о чем она смела мечтать. Я не понимаю. Неужели я так же смотрю на Джека? Делаю еще один глоток и вижу, что бутылка опустела.

― Хочешь еще? ― я удивлена предложением Лиама. Удивлена, что он вообще заметил. Мне следует отказаться.

― Да, спасибо.

― Я покружил бы тебя по танцполу, ― Шей улыбается Светлане тошнотворно сладкой улыбкой.

― Такой очаровашка, ― улыбается она в ответ.

Шей переводит взгляд на меня, и его улыбка немного вянет. Интересно, заметил ли он мою неприязнь к нему? Единственные за этим столом, кто когда-либо проявляли ко мне доброту, это Дана и Киан.

― Тебе стоит пойти, ― говорю я Киану, ненавидя то, что не приложила усилий, когда он так много для меня сделал.

Он прекращает есть. Я не знаю, как у него в желудке еще осталось место для еды. Там словно бездонная яма.

― Может, и пойду, Рейли.

Ненавижу, когда люди обращаются ко мне по фамилии.

Я не смею смотреть на Джека, его злость почти осязаема, и это радует.

Он ревнует. Я не думала, что такое возможно. Лиам ставит передо мной бутылку и чистый стакан.

― Спасибо, ― заставляю себя произнести эти слова еще и потому, что вспоминаю о манерах. Неважно, что он может обо мне подумать, меня воспитывали в духе уважения к старшим. Я бы никогда не стала говорить гадости о ребенке, как делал он.

― Тебе не обязательно оставаться. Сходи повеселись, ― говорит Светлана Дане, но улыбается и мне тоже. ― Большое спасибо, что пришла, Мейв.

Она всегда доброжелательна. Как вышло, что она с Лиамом, я не пойму, хоть убей.

― Спасибо, что пригласили меня.

Светлана встает и начинает собирать тарелки.

― Ты готова? ― Джек отпускает мою руку, и я в несколько больших глотков приканчиваю свою выпивку и киваю ему. Чувствую на себе взгляд Даны, но сама не хочу смотреть на нее.

― Поехали.

Шей все еще сидит рядом с Кианом. Джек останавливается.

― Я хочу перекинуться парой слов с Лиамом. Я вас догоню, ― кажется, впервые его голос звучит по-настоящему, грубо, и в нем слышна жесткость. Он может, не задумываясь, ударить.

― Увидимся позже, ― Джек не спрашивает, почему Киан остается сидеть.

― Ты идешь? ― спрашиваю Киана. Я не могу его бросить. Джек берет меня за руку.

Киан мешкает, и я понятия не имею, что у него на уме. Но, наконец, он поднимается, выпрямляясь во весь свой рост и возвышаясь над всеми присутствующими.

― Ага, иду, ― ухмыляется он, и я чувствую, как Джек крепче сжимает мою руку.

Джек наконец перестает сверлить взглядом Киана, и мы выходим из-за стола. Светлана провожает нас до двери, и мы прощаемся долго, с объятиями и обещаниями, что придем еще. Я обнимаю ее чуть дольше, чем следовало бы, но для меня это действительно прощание.

Мне хочется поблагодарить ее за то, что она всегда была добра ко мне, но, если я выложу все начистоту, улыбка отклеится от моего лица, и все, что держу в себе, сорвется с губ.

Усаживаюсь на заднее сиденье джипа вместе с Даной. Киан включает музыку, едва забравшись внутрь. Джек садится последним и выключает ее, а Киан не осмеливается включить снова.

― Ты должна рассказать мне, как это произошло, ― Дана указывает на спинку кресла Джека. От выпитого взгляд у нее слегка остекленевший. Она не опьянела, но навеселе.

― Это долгая история, ― тупая фраза, которую в английском языке надо запретить. Ни одна история не может быть длинной настолько. Это значит, что, либо у меня нет сил об этом говорить, либо не твое дело. Поступать так с Даной неправильно.

Джип трогается с места, и тишина тянется как дорога перед нами.

― Я встретила Джека в «Гадюке».

Дана ухмыляется.

― Что за фигня? Я и не знала, что ты туда ходишь.

Она права. Не хожу. Вечеринки ― не мое.

― Да, ну у Деклана был приступ.

Улыбка Даны вянет, и она понятливо кивает.

Рассказывая часть правды, я в какой-то степени чувствую себя не так ужасно.