Далее татарка жгла в жаровне какие-то травы и дымом окуривала Анну. Затем схватила два ножа ,изогнутых в виде серпа, и, бегая вокруг неё, яростно размахивала ими, словно отсекала и резала невидимые нити вокруг её тела, при этом почти кричала на своем языке заклинания. Потом снова схватила жаровню, затем снова размахивала ножами. И так несколько раз. И в завершении схватила платок Михаила, вонзила в него нож, и резкими движениями исполосовала его на клочки, завернула их в тряпицу и подала Анне: – Не разворачивай и не касайся платка. В дом не заноси, а сожги этот овёрток на пустыре до тла, и палкой развороши пепел в разные стороны. Но поможет тебе это на время. Эта баба снова примется за своё. Ищи колдуна в своём городе. А пока тебя будет защищать вот эта травка и этот шнурок.
Анна щедро заплатила колдунье, взяла сверток, а пучок со шнурком, завернула в свой платочек и спрятала в корсаже, на груди. Подавленная и ошеломленная, она вышла вместе с Ольгой из домика татарки. Подруги решили сразу же найти пустырь, но с собой не оказалось серников, спичек для розжига, да и не особо то они умели обращаться с ними. Поэтому было решено вернуться в дом, где Ольга захватит с собой небольшую жаровню с огнем, а Анна будет ожидать её у ворот. Так и сделали, Ольга аккуратно вынесла жаровню с дымящимися углями, которую подала ей кухарка, и вместе с Анной они двинулись на пустырь, заблаговременно подобранный для этого дела.
Сверток сжигался с трудом, но когда пламя охватило его, послышались истошные вздохи и хрипы, а над женщинами кружили и каркали вороны. Вдруг густой дым поднялся над огнем и завертелся вихрем. Женщины отшатнулись в ужасе, но Ольга быстрее взяла себя в руки и храбро плеснула в этот дым святой воды из бутылочки, которую взяла с собой на всякий случай, а Анна, крестясь, стала читать молитву Богородице. Дым превратился в черный шар и лопнул со звуком выстрела. В воздухе стоял удушающе гнилостный запах. Эта жуткая картина произвела удручающее впечатление на обеих женщин, быстро разворошив пепел в разные стороны, они пустились наутёк, неистово крестясь и трясясь от страха.
Уже дома обе быстро переоделись в другие платья, брезгливо покидав их в корзину, словно и одежда их несла на себе невидимые флюиды заразы. Затем умылись, тщательно вымыли руки, и успокоившись, сели за стол ужинать. За столом стояло тягостное молчание, а муж Ольги был настолько занят своими мыслями о своих делах, что даже и не обратил внимания на настроение своей супруги и её подруги. В это время небо заволокло тучами, и дождь полил как из ведра. Все уселись в маленькой гостиной пить кофе.
Михаил же в это время был в плачевном душевном настроении. То он чувствовал себя несчастным рядом со своей подругой, часто она внушала ему странное безотчетное чувство страха, которое он ничем не мог объяснить, и даже отвращение к её повадкам. То наоборот, она вдруг возбуждала в нем пылкую животную страсть, и он без сопротивления тянулся к Марии как пьяный. В нем боролись эти противоречивые чувства, от которых страдал, не мог объяснить их, стал часто вспоминать свою милую простую Аннушку, и воспоминания тихого семейного счастья, проведенных с ней трогали душу. Безотчетная тоска по своей жене стала часто терзать его. Он осознавал, что страсть Марии к нему, её странное околдовывающее действие на него, не делает его счастливым.
По вечерам, когда Мария в порыве страсти обнимала его и прижималась к его груди, в воздухе на секунды появлялся странный запах гнили. Михаила даже охватывал панический ужас, который быстро исчезал вместе с запахом. А следом появлялись безумные мысли, что Мария, пристально глядя в его глаза, вот-вот вцепиться ему в горло словно вампир, и высосет его кровь. Ему казалось, что Мария догадывается о его страхах, и ей доставляет удовольствие эта его внутренняя слабость, которая не дает ему вырваться из-под её власти.
Мария действительно замечала, что чувства страха и отвращения к ней, возникают у Михаила, и это приводило её в ярость. В такие минуты она покусывала свои губы, и злой огонек появлялся в её глазах. Но, как женщина волевая, упорная и твердая в своих намерениях, она подавляла в себе завистливые, злобные чувства, и часто исподтишка заводила разговоры о том, как хорошо было бы объединить их торговые предприятия. Мария сумела найти в Михаиле ту слабую пружинку, на которую частенько давила – его корыстолюбие и желание стать влиятельнее, известнее.
В ночь, когда Анна сожгла платок, Михаилу приснился сон, будто дьявольское существо, переливаясь огненными красками, яростно оскалив зубы, извивалось около его постели. Он шипело, рычало, пыталось наброситься на него, но что-то мешало этому существу близко подойти к Михаилу, невидимая преграда стояла между ним и этой потусторонней лярвой. Лярва снова и снова набрасывалась и с воем отскакивала от постели, затем истрепанная, потухшая, исчезла, оставив после себя удушающе тошнотворный запах. Михаил вмиг проснулся, рядом мирным сном посапывала Мария, в которой он вдруг с грубой беспощадной правдой, увидел стареющую, надоевшую ему, женщину. Тяжесть сдавила его грудь и словно темная пелена окружила снова, он откинулся на подушки и, погрузившись в тревожный сон, остаток ночи горел как в лихорадке.
Утром Михаил вышел к завтраку бледным, и в выражении его лица Мария заметила какую-то странную покорность судьбе. Перед ней уже не стоял уверенный в себе мужчина, для которого прежде всего важна деловая хватка. Она даже сама побледнела, увидев в нем такую перемену, но быстро овладела собой и притворилась веселой, умело скрывая своё раздражение, уже часто не оставлявшее её. А Михаил в свою очередь стал задумываться над тем, как же ему сбросить с себя это позорное ярмо и злополучную власть Марии над ним. Мария вдруг встревожилась, она почувствовала, что этот мужчина, которого она страстно любит, начинает ускользать от неё.
– Не стал ли он тяготиться нашими отношениями? – раздумывала она, и жгучая ревность снова пронзила её сердце.
И как бы невзначай завела речи о том, как губительны для семейных отношений, бывают поездки одиноких жен на морское побережье, и как мужья рискуют надоесть и опротиветь своим молодым женам. Особенно, если и муж охладел, то жена может найти себе там вполне достойную партию, непринужденно освободив их обоих от семейных уз. А развод сейчас дело вполне обыденное и не такое уж и позорное, а общество, вначале жестоко осудив поведение обоих, потом найдет этому оправдание. Такими ядовитыми речами, Мария надеялась поселить в сердце Михаила разлад, жестокую ярость к несуществующему еще прелюбодеянию со стороны его жены, а затем и окончательному охлаждению к ней, чтобы Михаил наконец-то сам решился на развод.
Мария видела, что ядовитые стрелы её речей достигали сердце Михаила, и она в душе злобно торжествовала, видя его задумчивость и душевный разлад. Но в своих интригах, она еще не замечала, какой обратный эффект имели эти разговоры на него. Задумчивость же Михаила объяснялась раздражением к купчихе, а не к своей Аннушке, он вдруг обеспокоился за её честь и судьбу, но почему-то решил скрыть это беспокойство от Марии. А тут еще и трагический случай в соседнем городишке окончательно подлил масла в огонь.
В саратовском обществе бурно обсуждали семейную драму, разыгравшуюся городе Н. и красочно расписанную в провинциальных газетах. Молодой чиновник, женатый уже несколько лет, уличил свою жену в тайной связи с молодым пехотным офицером. Под влиянием бешенной ревности и отчаяния, чиновник застрелил жену. Сам же покорно отдался в руки правосудия. Прочитав эту заметку за обедом, купчиха, после тягостного молчания, произнесла:
– Вот дурак! Разрушил свою жизнь и жизнь своих детей! Он теперь пойдет на каторгу, вместо того, чтобы поступить по уму и отпустить на волю свою жену. Ну и пусть бы она сошлась со своим офицером.
– Если бы этот офицер так уж горел желанием жениться на ней. А если такой сюжет совсем не входил в его планы, то женщина осталась бы одна, опозоренная и перед обществом, церковью и перед детьми. А если она выйдет замуж за него, то порой даже не будет знать, как дожить до конца месяца на нищенский доход. И такой исход губителен не меньше, особенно для детей – задумчиво произнес Михаил.
