Впрочем, скучал я недолго, всего сутки. Переночевал на сырой земле, пытаясь ощутить себя романтиком, да вот фигня – романтики не получалось. Звезд нет, хотя на небе что–то мерцает, от сырости спасает только добротный костюм, а вовсе не близость любимого человека. Никаких песен у костра, попробуй только запой, тебе сперва воющий концерт в ответ устроят, потом в гости пожалуют и под конец попробуют тобой закусить.

– Вроде восемь дней здесь уже, или девать, а уже успело все надоесть, – резюмировал я после бесплотных размышлений. Песик на груди только мотнул головой, – установи хоть защиту, что ли.

Заснул я не скоро, в основном из–за нервирующих шорохов. Но ко всему когда–нибудь привыкаешь.

Наутро выяснился неприятный факт. Вода в бурдюке подошла к концу, может он и был изнутри больше чем снаружи. Но вот что я забыл, так это проверить уровень воды.

– Не было печали… – вздохнул я, закинул свою поклажу на плечи и продолжил путь.

Песик бегал на разведку и вскоре вернулся, весело виляя хвостом. Он нашел воду, к моей радости, не придётся себя истязать. Прорвавшись сквозь плотную стену всякой растительности, я оказался возле небольшого пруда, который занимал всё свободное место на полянке. Пруд, я бы даже сказал источник (потому как из–под земли вырывались струйки воды) был довольно глубок и вода в нем была кристально чистая.

– Вот за что люблю первозданную природу так это за её чистоту, – я улегся на землю и принялся пить прямо из пруда. Вода оказалось неожиданно вкусной, именно вкусной, и даже какой–то… насыщенной что ли. Я пил не отрываясь. Через минуту появилась слабая мысль о том, как в меня все входит.

Такой воды я еще никогда не пил, неужели это природа такая, или все же от того, что мир другой?

– Ага, местный Чернобыль тут был, – хмыкнул я про себя, глядя, что и песик плескается в воде (он не воздействовал на нее физически, но выглядели его действия именно как купание).

Потом я погрузил бурдюк в воду и стал ждать, когда он наберется. Спустя секунд пятнадцать после того как горлышко оказалось под водой, вокруг него стала образовываться небольшая воронка, а потом и вовсе вся вода пришла в движение. Я не на шутку испугался, но песик как нарочно оставался бесшабашно спокойным и потому я тоже ничего не стал предпринимать.

Вода в источнике стала убывать с пугающей быстротой, но продолжалось это недолго. Едва уровень воды упал на тридцать сантиметров как водоворот исчез и поверхность вновь стала гладкой. Бурдюк действительно оказался вместительным.

Под конец я не удержался и, раздевшись, залез в пруд. Пускай я после этого варвар, но хоть чистый варвар. Вода, правда начала светиться ровным розовым светом, после того как я в нее залез, но я увидел это только после пятнадцати минут блаженства.

Вот что странно, ни мыла, ни мочалки у меня не было, но кожа после соприкосновения с водой становилась абсолютно чистой, как чистыми стали и волосы. Обрадованный такому делу и озадаченный свечением воды я выбрался на берег. Свечение исчезло, вновь захотелось залезть еще раз, но теперь моя культурность перевесила варварство и я, быстро одевшись, поспешил дальше.

Опять пришлось пробираться сквозь заросли, отмахиваясь от назойливой мошкары и матерясь про себя, когда запинаешься об очередной корень или камень.

Лесную жизнь я вел еще три дня. Первые два дня ничего не ел, просто не хотелось, зато на третий у меня проснулся просто зверский аппетит и я умял все свои припасы. Нападать на меня в эти дни пробовали, но змея, которую выпускал песик, была практически во всех случаях быстрее, лишь однажды мне пришлось вмешаться самому.

Оглушительный треск я заслышал ещё издали, такой, по–моему, не могло создать и стадо слонов. Треск был где–то в стороне и направлялся явно не ко мне. Зато меня заинтересовало, кто же это так ломится? Три часа, с помощью песика, я пробирался сквозь дикие заросли и увидел… Это был огромный каменный зверь, чем–то похожий на буйвола, размером… ну наверное с половину вагона поезда, не меньше. Как раз в данный момент этот зверь терся об огромный камень, который крошился под его движениями как пенопласт. Покончив с одним камнем, зверь переходил к другому, когда камни кончились, он перешел к деревьям и стал тереться о них, треск стаял при этом такой, что у меня уши свернулись.

Сперва я думал, что эта зверюга чешется, поди прочеши костяную броню, но потом я увидел, что в боку твари что–то торчит. Что–то совсем маленькое для такой твари, но явно доставляющее большие неудобства. Мне даже стало жаль зверя, и не мне одному. Пёсик вдруг сорвался с места и умчался к голове мастодонта. Спустя пять минут, ерзанья зверя прекратились и наступила невозможная тишина. Зато зверь неожиданно повернулся и глянул прямо на меня. Я внутренне похолодел, думая, что я вообще смогу сделать против такой зверюги? Но, увидев на большой костяной голове моего пёсика, успокоился. Потом зверь неожиданно повернулся ко мне боком и тревожащий его предмет оказался у меня пред глазами.

Это был скорее всего метательный диск. Большой, толстый, с выемками, так что я еле мог за него ухватиться. Ухватился я за него скорее по инерции любознательности. Оказавшись у меня в руке лезвия диска неожиданно щелкнули и убрались внутрь черного диска, а сам диск с легкостью выпал из тела зверя. Раздался оглушительный рев, от которого я попросту выронил диск и зажал уши руками.

Когда все прошло и я открыл глаза, грозного мастодонта рядом больше не было. Зато передо мной завис песик и был очень доволен собой. Выпавший диск я неожиданно обнаружил у себя на поясе, и тот сидел так, как будто там всю жизнь и провисел, а я как будто всю жизнь с ним проходил. Неуверенно взяв его в руки, осмотрел угольно–черный диск диаметром сантиметров двадцать пять и толщиной в три. В диске располагались удобные отверстия для пальцев, причем больше, чем у меня их было, зато можно было брать диск в любую руку. Сделав жест, как будто я метаю, я чуть вторично не выронил диск, потому что из него вылетело широкое лезвие по всей окружности диска. Ширина лезвия была сантиметров десять и толщина у основания достигала пяти миллиметров. И при всем при этом я не мог понять куда же в таком случае оно помещается, черный диск явно маловат для такого лезвия.

Ломать голову над новым оружием я не стал. Лишним не будет и ладно, а пока надо бы выбраться из леса.

Ну вот, стоило только захотеть, как лес и кончился. Да как кончился, просто на загляденье. Стою я, значит, на травке, за спиной сплошная стена леса, а от самых ног начинается… пустыня. Ну хорошо, пускай полу– степь, полу– пустыня. Бывает же такое.

– Ну да, магия тоже бывает, только какая– то ненормальная, выращивают её, видите ли, – недовольно буркнул я себе под нос.

Мгновенный переход из темного влажного леса в сухую яркую и горячу пустыню был малоприятен. Но жара я не чувствовал, как ранее не чувствовал сырости, а один глоток из бурдюка оказывал прямо–таки чудодейственное свойство, пить и отдыхать не хотелось ближайший час.

Воду я решил особо не транжирить, хватает одного глотка и хорошо, еще неизвестно, сколько идти придется. А вот голод давал о себе знать.

Ближе к вечеру я сумел подстрелить ящерицу, что–то похожее на варана. Костер пришлось создавать чисто магический. Мясо оказалось довольно вкусным, а самое главное – пригодным к употреблению. Спать я лег там же где и ужинал, уже привык с леса.

Утро началось для меня неожиданно. Едва успел продрать глаза и осмотреться, как заметил сквозь слабые пока колыхания нагретого воздуха, фигуру. Довольно большую фигуру, на четырех лапах. Шла очередная тварь, только как–то вяло шла, почти плелась.

Когда до меня ей осталось метров сто, я увидел, что новый зверь очень сильно похож на моего песика. А последний и вовсе откалывал акробатические номера и летал вокруг как молния.

– Неужели твой сородич? – это единственное, что пришло мне в голову.

Огромный "пёсик" подошел вплотную и как недавний мастодонт встал боком ко мне. Вот тут я увидел, что всё его тело покрыто большими пластинами, сверкающими на солнце как алмазы. И пёсик одну из этих пластин с остервенением отдирал. А на меня смотрела большая голова с огромными просящими глазами.