Когда решение обратиться к теме японских современных городских легенд стало твёрдым, как самурайская катана, сформулировался непростой вопрос: с чего начать? Пожалуй, со сказок. Во-первых, речь у нас пойдёт о вещах необычных, таинственных, поверить в которые трудно, но необходимо. Настоящий слушатель сказки (если это только не собиратель фольклора) должен быть немного ребёнком и хранить в глубине души крупицу веры в то, что описываемые события вполне могли когда-то случиться в наших краях. В глубине леса и в самом деле вполне может оказаться избушка с мрачной старухой, и почему бы наследнику престола, жившему невесть сколько веков назад, не освоить езду на сером варге? Смешение реального и нереального, привносящее в нашу скучноватую жизнь крупицы разноцветья, — это ключ к вечной силе вечных сюжетов. Страшные истории, которые будут предложены вашему вниманию, преследуют ту же цель. Заурядный, неинтересный мир приобретает неожиданную глубину и остроту, когда в него добавляют щепотку ужасного. Вы можете тысячу раз садиться в знакомый поезд, который тысячу раз доставит вас на одну и ту же станцию. Безнадёга. Но не всё потеряно! Где-то скрывается призрачная станция Кисараги, которая самим фактом своего существования доказывает, что мир не загнан в логическо-геометрические схемы и путь на свободу существует. Вкус этой свободы неоднозначен, но это уж личное дело каждого.

Во-вторых, городские легенды тоси дэнсэцу своими корнями напрямую сплетены именно со сказками. Эволюция японских сказок весьма непроста и не является темой данной работы. Достаточно сказать, что легенды и предания стекались на острова из Китая, Кореи, Индии, Индокитая и, возможно, даже из Средиземноморья, смешивались с туземными сюжетами, порождая совершенно особый «заповедник сказок». Так «Странствия молодого Юривака» удивительно напоминает историю о скитаниях Одиссея и о его мести недостойным женихам. Если подходить к подобным историям с некоторым обобщением, то в них несложно выделить две темы, являющиеся двигателем сюжета (исключения, конечно же, существуют, но не они задают тон). Это награда за благое и доброе дело — онэ-гаэси и возмездие за дурное и жестокое поведение — татары. Страшные истории ковайбанаси, которыми богат современный японский фольклор, самым прямым образом связаны с одной из этих древних сказочных тем. Татари является главным побудительным мотивом для многих героев (правильнее будет сказать: героинь) тоси дэнсэцу. Надо признать, что тема онэгаэси не получила развития в современном фольклоре: таинственные существа, загнанные в каменные джунгли, не склонны к благодарности, а вот к возмездию — вполне. Жестокие одноклассники, издевающиеся над тихоней, убийца, настигший девочку в туалете, ревнивец, располосовавший рот от уха до уха, — да мало ли зла творится людьми? Все они получат по заслугам, весь мир получит по заслугам, всё человечество получит по заслугам! Несложно заметить, что несоразмерность единичной обиды и глобального воздаяния сближает современных чудовищ со знаменитыми онрё — разгневанными юрэй, чья ярость всеобъемлюща и не разбирает ни правых, ни виноватых. Хрестоматийный онрё — государь Сутоку — сумел своими кознями поднять в Японии небывалую смуту и мятежи. Не стоит сомневаться: если бы у него была возможность, он погрузил бы в хаос весь Тихоокеанский регион. Его современные наследники мыслят приблизительно в том же ключе.

Вторая половина тоси дэнсэцу состоит из историй, где понятия онэгаэси и татари вообще не имеют никакого смысла. Это просто странные и жуткие истории, где жестокость или милосердие не являются ключом к происходящему. Можно сказать, что в какой-то степени это отражение хаотичности мышления человека, чувствующего себя всё более неуютно в непонятном окружающем мире. У нас на соседней улице появилась собака с человеческим лицом. А у нас в соседнем районе поезд переехал школьницу, и теперь половинка туловища бегает на руках. А у нас в деревне ходит дама в шляпе ростом восемь сяку и ворует мальчишек. «В чем причина?» — спросите вы. А ни в чём, просто мир всегда был немного безумен, только вы этого не замечали. Такая категория, как моно-но аварэ (печальное очарование вещей? часто присутствующая в сказках, создающих поэтическое настроение, также совершенно неуместна в современных страшных историях. Жизнь человека, повстречавшего Касима Рэйко, будет печальна, но никакого очарования и любования мгновением не предусмотрено. Чистый страх, и ничего больше.

Говоря о жанре современной японской городской легенды, неизбежно сталкиваешься с некоторым переплетением терминов и понятий, которые весьма схожи между собой и не имеют чётких границ, которые позволили бы их разложить по полочкам.

Классическая страшная история, главная цель которой — напугать слушателя, известна нам как кайдан. Случившиеся в далекие времена истории, героями которых были многочисленные юрэй и ёкай, сложились в определённый жанр кайдансю. Любой сборник японских сказок содержит несколько образцов этого замечательного раздела японского фольклора: Ноппэрапон, Танцующий скелет, Дворец королевы кошек, Певец с оторванными ушами и т. д. Термин кайдан охватывает довольно широкий спектр историй, как носящих абсолютно волшебный, сказочный характер, так и претендующих на определённое правдоподобие. Последняя черта подводит нас к понятию тоси дэнсэцу (городские легенды), жанру, имеющему сходство с нашими родными былинками. Жанр народной, несказочной прозы, повествующей о событиях и тварях совершенно невероятных, существование которых, тем не менее, может быть признано. Основанием для этого является правдоподобность быличек, их привязка к личному опыту рассказчика, предельная конкретика в описании того или иного случая. Водяной из сказки не вызывает большого доверия, но чёткие свидетельства, что такого-то числа, в окрестностях деревни Вынур, Иванов Иван Иваныч и Семён Семеныч Семёнов, возвращаясь с работ, видели плещущегося в омуте волосатого старика, кажутся гораздо более убедительными. Набор исторических, географических, личных деталей, которые могут быть проверены непосредственно слушателем, придаёт быличке огромную убедительность, делает её своеобразным репортажем с места событий. Слушая такой репортаж, мы можем подумать, что увлёкшийся корреспондент слегка преувеличивает детали, но в целом он, конечно же, правдив. Былички получили наибольшее распространение на Восточном Урале и в Западной Сибири, где русские поселенцы сталкивались с туземными народами и их преданиями. Бескрайние сибирские просторы, таинственная и жуткая тайга служат той самой терра инкогнита, где может произойти вообще всё, что угодно, и удивляться этому не следует.

Но вернёмся к нашим городским легендам. Рассказы, передаваемые из уст в уста в давно минувшие эпохи, не исчезли, а продолжают ходить между людей, слегка изменив обёртку. В эпоху Токугава главным генератором новых захватывающих историй о сверхъестественных существах и их встречах с людьми стал город (прежде всего Осака и Эдо). Термин тоси минва — городские предания — предшествовал тоси дэнсэцу, имел с ним много общего, но сейчас считается устаревшим, хотя это почти одно и то же. Понятие минва в наши дни используется применительно к традиционному фольклору. Тоси дэнсэцу передавались из уст в уста и содержали подробности, позволяющие определить, что, где и когда произошло. Речь могла идти о случившемся довольно давно, а иногда такой рассказ слегка видоизменялся и «упаковывался» в современную обёртку, что делало его гораздо интереснее.