Бадри засучил рукава красной потёртой кофты, разглядывая с восхищением на предплечьях плоды воркаута: вздутые, выпирающие сквозь кожу, подобно длинным червям, вены. Его венам – как сейчас – позавидовал бы любой наркоман, который вопреки своей воле вгоняет себе иглой всякие гадости.

Если и Бадри ощущал всем естеством себя неудачником, то окружающие на базе думали о нём совершенно иначе. В свой адрес он часто слышал похвалу и восхищение; и безусловно, это его заряжало. Это мотивировало измениться; подталкивало стать таким в реальной жизни: быть, а не – казаться. Бад ежедневно посещал площадку вблизи гаражей, на которой (по инициативе начальника базы) были сварены самодельные турник и брусья. Потому… его знали, как спортивного, постоянного и улыбчивого паренька. Этим он и вызывал к себе некое уважение среди местных рабочих.

В кофте и серых штанах с лямками спортсмен-любитель выглядел обычным парнем – незнакомым с миром спорта; однако стоило ему оголить торс, картина мигом менялась: пропорциональные трапеции, вздутая и подчёркнутая грудь, рельефные плечи, массивные широчайшие спины, четыре (словно выгравированных) кубика пресса. Всё это говорило о многолетних тренировках, интенсивных кардионагрузках и, наверняка, всякого рода – различных диетах. Разумеется, Бадри нельзя было назвать эталоном фитнеса, а тем более – бодибилдинга; но…

…учитывая, что я наработал рельеф собственным весом, – это неплохое достижение.

Мезоморф – идеальный тип телосложения для бодибилдинга, любил хвастаться Бадри.

– Эй, Джон, как дела? – выкрикнул Рони. Он проходил мимо неподалёку, исполняя обязанности помощника начальника охраны. («Джон» – это Джон Рэмбо. Сотрудник базы называл так Бадри с тех пор, когда увидел его впервые без футболки на площадке возле гаражей.)

Маленький афроамериканец шёл уверенно, твёрдо придерживаясь прямой осанки. Спортсмен-любитель молча поднял руку, продержав её в воздухе секунды четыре, в знак взаимного уважения. Между ними были тёплые отношения. Тот уважал Бада, и даже порой обращался к нему на «вы», таким образом вгоняя его в малый ступор. Ещё бы: знали они друг друга не один день, более того, Рони был старше Бада на пятнадцать лет; но при этом всё равно умудрялся иногда обращаться на «вы». Ну, конечно же, Бадри было чертовски приятно это слышать.

Оголил вспотевшие руки и засунул перчатки в карман. В следующий миг набирал свою мать по телефону.

Гудки…

– Привет, – улыбнулся Бадри, присаживаясь на широкую скамью рядом с турником. Ждал ответа, слушая гудки, недолго.

– Привет, сынок, – нежно ответила Роза на входящий звонок. – Как твои дела?

– Всё в порядке, – выразился парень – вот так, хотя было не совсем так. Впрочем, он не хотел делиться тем, как каждый вечер испытывает апатию и депрессию (особенно в последнее время), и что он подумывает наложить на себя руки, но не делает этого из-за того, что боится попасть в ад. – Не отвлекаю?

– Нет. Что ты! – возразил мягко женский голос. – Как работа? Наверное, сильно устаёшь, бедный, – последовала забота от матери.

– Терпимо, мам. – В мозгу снова мелькнула мысль о смене профессии, но Бадри воздержался сказать это вслух. – Да достала меня эта работа!

– С твоей-то поясницей? – скептически отреагировала Роза. В трубке раздалось лёгкое покашливание.

– Мама, сейчас мне уже лучше. Тренируюсь иногда. И чувствую себя замечательно, – сказал правду Бад. – Ты простыла?

– Нет, – отрезала Роза, как отрезают розы в саду. – Этот кашель у меня уже давно. Наверное, аллергия. Я не знаю. Но врач сказал, что с лёгкими у меня всё в порядке.

– Ты была у врача? – удивился сын, задав риторический вопрос.

– Да. На прошлой неделе, – прочистила горло женщина. – Но ты не переживай. Я же говорю, что ничего серьёзного, – уверила мать сына, но тот не совсем поверил.

– Слава Богу, – вздохнул Бадри.

– Слава Богу, – продублировала душевно Роза, затем заботливо добавила: – Ты там всё равно поосторожнее, сынок. Работёнка-то у тебя нелёгкая.

– Знаю, мама. Но деваться некуда. Надо работать; как-то выживать в большом городе, – ухмыльнулся Бадри, а тем временем, ему на колено запрыгнул серенький кузнечик. Он хотел до него дотронуться, но едва ли успел коснуться пальцем маленькое создание, как оно тут же взмыло вверх, и потерялось где-то там – в ближайшей траве.

– Ну да. Конечно, сынок. Понимаю, – с участием согласилась женщина.

На линии образовалась пауза – такая же пауза, которая обычно возникает между парнем и девушкой, когда им вдруг нечего друг другу сказать; но в данном случае не было какой-либо неловкости, которая всегда сопровождает молчание двух – недавно познакомившихся – воркующих людей.

– Мне снился сегодня твой отец, – нарушила молчанье мама.

– И… о чём был сон? – поинтересовался сынок.

Птички чирикали. Бадри поморщился на солнце.

– Он был таким счастливым, – начала Роза. – Я никогда при жизни его таким не видела. – В голосе женщины были счастье и грусть, гармонично идущие рука об руку. – Он что-то мне рассказывал, а главное – ещё с таким энтузиазмом. Такой счастливый был, что аж светился весь: румянец такой, щёки припухлые. Как думаешь, это хороший знак? Он в раю?

– Я не знаю, мам, – замешкался Бадри с ответом. – Никто не знает, что на том свете нас ждёт. Но, думаю, если снятся такие сны, значит… это хороший знак.

– Я тоже так подумала, – коротко подметила Роза.

– Я молюсь за него, мама. Каждый день, – последовало благое слово от Бадри.

Женщина помолчала немного, затем снова замолвила о том же:

– Сынок, он был таким счастливым. – Было заметно по голосу как она улыбалась. – Понимаешь, вот прям аж… светился весь! – радостный такой, словно не тот человек, которого я знала при жизни, – делилась впечатлениями Роза и дивилась сну. – Альберт всё-таки в раю, – с надеждой надеялась она в мыслях.

Бадри почувствовал, как начинают влажнеть глаза («Ох уж эта сентиментальность!»), и сделал позитивный манёвр.

– Д-а-а, – протянул он. – Папа был жёстким человеком, – и тихонько хихикнул.

– Зато был порядок, сынок. Зато был порядок, – повторил женский голос два раза.

– Тотальный порядок! – подчеркнул Бадри, улыбнувшись. Мысли всплыли сами по себе, и он увидел синюю дверь их дома в тихой гавани (в деревне), а затем папу, который выходит на крыльцо, держа за ухо его старшего брата.

Между тем голос на линии:

– …в гараже всё по местам, машина на ходу. Во дворе и в огороде всегда был порядок. А сейчас… – Роза покашляла и добавила: – Скотина раньше была в конце-то концов. Не нужно было в этих минимаркетах шлындать в поисках сыра и молока. Бадри, всё своё же было. Какая-никакая экономия. – А сейчас что? Сейчас что? На старость лет стала вдовой, а ещё старший сын… «праздники» устраивает…

– А Сид, мам? Что он? – упомянул Бад брата. – Ты же говорила, что он всё делает по дому. Разве нет? Твои слова; не мои. Хех! – и душевно улыбнулся.

– Да, конечно, – поспешила подтвердить Роза. – Он помогает. Я ничего не имею против. Ильгам хозяйственный, работящий. Старается…

Мать резко замолчала. Бадри заметил некую недосказанность.

– Мам? – аккуратен был сын после того, как услышал тихий всхлип.

Спустя несколько секунд.

– Почему он нас оставил? Почему, сынок? Почему всё так не справедливо? За что? – скорбела вдова об утрате мужа.

Бадри пожалел, что заговорил об Ильгаме.

– Твой отец был ещё так молод, – продолжала Роза (58 лет – это ещё не старость!). – Жить да жить. Не курил. Не пил. Спортом занимался. Строго следил за питанием. И заболел. Я не понимаю. Как?.. Наверное, всегда так в жизни… было и будет, сынок, что хорошие люди уходят рано, а плохие живут долго. Это так не справедливо, Бадри. Ну почему именно сейчас? – Она заплакала.

Когда печалится родной человек – а особенно мама, – сердце невольно сжимается. Бадри нечего было сказать. В такие моменты он терялся, ведь не каждый день слышишь, как плачет родная мать. Бад прекрасно понимал, что она просто хотела выговориться, ведь ей попросту некому было излить душу, кроме него.