И вот в один прекрасный день мне пришло письмо о зачислении меня в Рядовое Космическое Училище Обеспечения Связи Галактических Полетов. Родители были безумно рады и горды за меня, пока не дочитали письмо до слов «очная форма обучения, 2 (два) года». Мама сразу заревела, а папа крепко обнял нас обеих. Чтобы мы не видели его слез. А я даже не понимала, что такое очная форма, откуда столько непонятных чувств. Потом состоялся серьёзный разговор и на меня начали давить. Понемножечку мама нажимала, приводя аргументы о том, что мое обучение в РКУОСГП – это очень плохая идея. Я не соглашалась с ней. Мой детский ум воспринимал этот разговор как игру в самостоятельность и не более того. Естественно, я, боявшаяся вида засохшей крови в подъезде и не переносящая даже грязного пола, никуда не собиралась. У меня даже мыслей не было о том, чтобы покидать свою уютную квартиру. А срок обучения в два года для меня казался целой жизнью. Все мои подружки поступили на разное дистанционное обучение со сроком не более нескольких месяцев, и я, если честно, очень завидовала им. А отказаться от РКУОСГП по своей инициативе уже было нельзя. Можно было только сразу записаться на “Курсы о взрослой жизни”, но этому мешала гордыня хорошо преуспевающей ученицы. Родители так радовались моему поступлению, пока не узнали об очной форме обучения. Я думала, что сделала что-то недостижимое, что мной стоит гордиться. Все эти чувства не позволяли мне даже рассматривать вариант отказа от обучения. По-детски я думала, что всё само как-то рассосётся, что я наберусь смелости и откажусь. С другой стороны, я чётко понимала, что мне не хватит решимости уехать из дома. Я была готова отказаться от обучения, но с родителями продолжала играть роль независимой гордой девочки. Мне было приятно с ними спорить и видеть, как борьба за меня сплачивает их. В какой-то момент я переиграла. Мама, восприняв мою детскую склонность к игре с родителями за серьёзное решение, собрала все мои вещи и дала денег на проезд со словами: «Вали! Сама ещё вернёшься». А папа?! Папа был безумно рад за меня, но иногда мне оказалось, что он больше радуется своей будущей свободе. В любом случае, он был со мной добр и мил.
Мое недопонимание, куда я попала, растаяло, как только я переступила порог РКУОСГП. Старое, местами ветхое здание училища было разделено на корпуса, плавно отходящие от главного здания словно расчёска. Там я узнала, что меня буду обучать профессии штурмана-радиста. Наш факультет особо оберегался воспитателями, так как у нас учились, в основном, девчонки. Мне было не по себе первое время, так как приходилось общаться с огромным количеством людей. Более того, я, как сейчас бы сказали, долгие годы провела в заточении в башне и не знала очень многих бытовых тонкостей. Но быстро ворвавшись в среду своих сверстников, я перестала ощущать дискомфорт. Наше училище в техническом плане было самым отсталым, пожалуй, на всей планете. Мы учились на старых приборах, зато исписывали тонны бумаги сведениями о новых устройствах. Сколько трудов стоило мне начать быстро и много писать от руки. Я, привыкшая к клавиатуре, мучилась до кровяных мозолей и боли в кисти. Вся эта муштра очень сильно помогла нам после выпуска быстро овладеть современными машинами без каких-либо серьёзных проблем. Только сейчас понимаешь, сколько труда было вложено в нас нашими преподавателями.
На двадцатилетие выпуска я встретилась с нашим директором, и он сказал такие слова, которые вогнали меня в краску: «Очень рад, что из тысячи наших выпускников, в которых мы вкладывали в общей сложности миллионы часов работы, вышло несколько человек галактического масштаба. Таких, как ты». Он был прав – со всего моего потока в профессии мало кто удержался. Кто-то вообще шёл учиться для галочки, заранее зная, что никогда не будет работать по профессии. Некоторых уже заведомо ждали спокойные места на Земле.
Несмотря на техническую отсталость нашего учебного заведения, преподавательский состав был блестящий. Нас закаляли как бронь. Мы не замечали этого, охотно выполняли все требования и удивлялись, когда узнавали, что кто-то из сверстников в других учебных заведениях ссорится с преподавателями и отказывается что-то делать. Надо отдать должное, помимо основных знаний нам вбивали в голову огромный вагон прикладных наук, таких как физика, математика и т.д. Больше всего мне нравилось, что у нас были занятия физкультурой. Если честно, я в юности была не только скромной, но ещё и плюшкой. Дома активности у меня было мало. Занятия спортом мне пошли только на пользу, тогда я начала замечать на себе взгляды мальчиков. Занятия физкультурой у нас чередовались с занятиями по борьбе за живучесть космического судна. В старом допотопном макете корабля «Лунарь» мы тренировались надевать на скорость спасательные скафандры, разыгрывали ситуации разгерметизации корабля и аварий различного характера.
Жили мы в общежитии по четыре человека в комнате. Иногда случались потопы из-за на ладан дышавшей крыши. Мы играючи выбирали дежурного, который вставал и выливал накопившуюся воду в вёдрах. Каждое препятствие мы устраняли по заданию преподавателей коллективно, что выработало в нас сплочённость, коллективный дух, и, главное, это способствовало развитию навыка сожительства. До сих пор думаю, что способность к сожительству является основополагающим качеством в космосе. Ты можешь быть крутым специалистом, но если не можешь находить общий язык с людьми, тебя никогда не возьмут в космос.
Закрутившись в море юношеских событий, я забыла про родителей и перестала им звонить и писать. Мама восприняла это как очередное предательство с моей стороны и, судя по письмам, очень охладела ко мне. А папа понял меня или ему было всё равно. Мужское сердце никогда полностью непостижимо для женщин. Моё невежество дошло до директора, после чего каждую пятницу вечером я приходила к нему в кабинет и писала письмо маме и папе, перечисляя все новости и успехи за неделю. Писать при этом надо было рукописно, “от души”. Это я уже потом узнала, что мама до слёз зачитывала мои письма перед своими соседями, к которым навязывалась со своим одиночеством. В то время папа уже не жил с ней. А мне так было жалко этого часа вечером в пятницу. Время, когда мои подружки прихорашивались к вечерним посиделкам с мальчиками в актовом зале, я должна была тратить, как мне казалось, впустую.
Неожиданно быстро настал выпускной, обучение длилось всего два года. Прочитав первый раз «очная форма обучения, 2 (два) года» я и поверить не могла, что всё пролетит как один миг. И вот я уже свободная от всех студенческих обязанностей с дипломом Штурмана-радиста-механика в руках. Механиком я стала потому, что, пока мы учились, изменилась программа обучения. Всех сотрудников космической отрасли обязали быть механиками. Логика этого нововведения состояла в том, чтобы в непредвиденном случае любой член экипажа мог починить какой-нибудь агрегат. Могла ли я что-то чинить? Конечно, нет, как и другие попавшие под эту реформу. Я знала только название агрегатов и могла их найти на картинке. А если говорить про экстренную ситуацию, то без специальных ключей отремонтировать какое-либо устройство просто невозможно. Моими хрупкими ручками я могла открыть только бутылку молока. С банкой варенья уже приходилось ковыряться с ножом или кого-то просить.
Так вышло, что я одна из потока, втянувшись в учёбу, не побеспокоилась о своём будущем месте работы. Я наивно думала, что учёба будет всегда. Всегда будет весело и комфортно. Когда все хвалились, куда пойдут работать, пускай даже не по профессии, я отмалчивалась.
А идти мне было некуда. Мама после года одиночества нашла себе кавалера и переехала жить к нему на загородную дачу, сдав нашу квартиру в аренду. Папа находился где-то в другой стране. Я вспомнила слова матери «Сама ещё вернёшься», и мне стало страшно. «Куда ты потом с этими знаниями пойдешь, дура?!» – раз за разом прокручивалась в голове слова мамы. Переночевав последний день в общежитии училища, я отправилась в “Космическое представительство Земли”.
