Они казались такими пушистыми… И тем не менее – такими исполинскими, величественными. С набором высоты облака всё больше и больше стали напоминать комочки белой шерсти, разбросанные по лоскутному покрывалу полей, озёр, лесов и речек и переносимые всевозможными порывами майского ветра. Впрочем, сидящему в кабине аэроплана человеку было совсем не до них.

Высотомер плавно отсчитывал набранные футы, прерываясь лишь на те моменты, когда аппарату необходимо было сохранить стабильную скорость. В такие моменты воздухоплаватель выравнивал аэроплан горизонтально относительно земли, и тот, поддавшись воздушным потокам, свободно парил в безграничном пространстве – царстве солнца, ветра и облаков.

Золотистые волосы лётчика, не до конца сокрытые шлемом, развевались на встречном ветру, словно тысячи змеек. Если бы на такой скорости у него отсутствовали защитные очки, его глаза бы уже давно высохли, а любая пылинка причиняла бы невыносимую боль. Кабина была стандартной: открытой, с небольшим лобовым стеклом, которое защищало разве что от прямого задува воздуха от мотора. Зашипело радио, и вскоре из наушников послышался узнаваемый даже через помехи голос:

– Гладерика! Гладерика, как слышно? Это «Эдельвейс».

– Саша? Но как? – воскликнула удивлённая девушка. Ветер заглушал её речь, даже когда та перешла на повышенный тон.

– Не ожидала, да? – голос рассмеялся. – Всё-таки подпустили меня наблюдать за полётом моей птички. Как самочувствие, капитан?

– В норме, – уже спокойным голосом ответила Гладерика.

– Назови эшелон, Гладерика.

– Эшелон два-три. Как тебе такое, «Эдельвейс»?

– Да вы умнички! И ты, и «Идиллия»!

Гладерика улыбнулась. В разговор вмешался другой мужской голос, донёсшийся из радио:

– «Эдельвейс», довольно болтать. Не трать заряд рации. «Аурус», бери два-шесть, затем по спирали на снижение.

– Так точно, Роман Иванович, – сказала Гладерика. – Связь по глиссаде?

– По глиссаде. Конец связи.

– Конец связи.

– Смотри не свались, птичка! – донёсся напоследок голос Александра.

– Так точно, «Эдельвейс»! – воскликнула девушка. На её лице появилась целеустремлённая ухмылка – верный знак того, что свою задачу она выполнит с наилучшим результатом.

Коротко прошипев, рация затихла. Предстояло преодолеть триста футов, а затем, замерив скорость аэроплана и собственное самочувствие, начать спускаться на аэродром.

«Два-четыре, – рапортовала самой себе Гладерика». Спидометр неумолимо замедлял вращение стрелки, в какой-то момент замерев на месте – скорость более не росла.

«Два-пять…». Чуть ранее этой отметки скорость постепенно начала ползти вниз. Зафиксировав этот факт, Гладерика направила рычаг немного от себя. «Идиллия» почти выровнялась горизонтально, и скорость вновь немного подросла. Забрав себе двадцать лишних узлов, лётчик вновь направила рычаг на себя. Задрожали рули высоты – она почувствовала вибрацию от них через тросы, что вели к рычагу. «Давай, малютка, – прошептала Гладерика, – давай, ещё сотню. Ты же Александрова дочь… Тебе и не такое должно быть под силу!»

Помогли не то уговоры, не то восходящий поток, не то увеличение расхода керосина – уже через пару минут Гладерика с радостью отсчитала про себя нужную цифру: «Два-шесть». Замерив на хронометре время пересечения потолка, одной рукой она вытащила из бокового кармашка небольшой блокнот с карандашом и, зажав рычаг между ног, сделала необходимые записи. Впервые за весь полёт девушка оглянулась вокруг кабины. Вокруг простиралась неописуемая, чарующая, поистине волшебная картина. На горизонте зелёные леса и поля мешались с бело-голубой небесной гладью, рисуя неуловимыми оттенками очертания гор и холмов. Чуть ближе к ней киноплёнкой плыли деревеньки, рощи и пруды. С такой высоты она не могла различить ни силуэты отдельных деревьев, ни волн на поверхности водоёмов, ни, конечно же, людей. Держа рычаг между ног, Гладерика спрятала блокнот и карандаш в кармашек, а затем в порыве восторга и триумфа раскинула руки в стороны.

– До чего же здорово! – воскликнула она, вдыхая полной грудью чистый высотный воздух.

Внезапно ей захотелось расстегнуть все ремни, что так неприятно сковывали её движения, снять жаркий и душный её волосам шлем вместе с очками и, расправив руки, словно крылья, полететь в тандеме с красавицей «Идиллией»!

– Вот, что чувствуют те, у кого есть крылья… – сказала про себя Гладерика. – Спасибо тебе, Саша… За то, что дал мне эти крылья. Спасибо, Саша!

Настала пора снижаться. Девушка осмотрела панель приборов и, удостоверившись в норме показателей, потянула рычаг вправо. Почувствовав крен, по указанию инструкторов она повернула голову в сторону земли, попутно оттягивая рычаг от себя. Вновь задрожали рули высоты. Аэроплан, доселе не видевший солнца за облаками, яростно сопротивлялся мощной стихии ветра. Вибрация нарастала. Гладерика заметила это, но, будучи сконцентрированной на снижении, списала это на работу элеронов. Оттянув рычаг ещё немного, девушка начала выравнивать аэроплан…

Внезапный толчок чуть не расшиб Гладерике лицо о приборную панель. К счастью, приложилась она лишь щекой, отделавшись ушибом. Она посмотрела на мотор, звук которого из равномерного шума превратился в то нарастающий, то затихающий гул. Из его выхлопной трубы с резкими хлопками вырывался язык пламени. Гладерика почувствовала, как её лицо мигом покрылось потом. Однако об этом явлении её предупреждали. Инструкции к действиям в чрезвычайных ситуациях она максимально чётко выучила до полёта. Переключив тумблер, лётчик потянула рычаг на себя. Мотор закашлял, захрипел, пламя прекратилось. Лопасти поддались набегающим потокам. Гладерика тотчас нажала на кнопку рации.

– Роман Иванович! «Эдельвейс»! Приём!

– «Аурус», Роман Иванович на связи.

– Внештатная ситуация. Предположительно – помпаж. Эшелон – два-два.

– «Аурус», сохраняй спокойствие. Держи курс ровно, избегай сваливания. Продолжай снижение по плану.

Из-под радиопомех Гладерика расслышала какой-то шум и стук. Вскоре до неё донёсся голос Александра:

– «Аурус»… Гладерика! «Эдельвейс» на связи. Доложи о самочувствии.

– Самочувствие в норме.

– Давление?

– В норме.

– Принято, – отрезал он. – Следуй инструкциям Романа Ивановича. Помпаж исправляется повторным запуском мотора. Попробуй дёрнуть ручку стартера.

Гладерика потянулась к рычагу под сиденьем. Однако даже после десятка вращений мотор не завёлся.

– Не работает, – доложила она.

– Не переживай, в крайнем случае аэроплан рассчитан на приземление без мотора. В таком случае след… – на этом моменте помехи полностью заглушили голос Александра.

– «Эдельвейс», Саша, приём, – сказала Гладерика в шипящую рацию.

Бесполезно. Связь оказалась прерванной. Запросив ответ ещё пару раз, девушка поняла, что дело безнадёжно.

– Чёрт!.. – выругалась девушка. – Надо садиться. Без мотора…

Внезапно «Идиллия» резко накренилась под напором бокового ветра. Гладерика машинально дёрнула рычаг в противоположную от крена сторону. Послышался треск и хруст разрывающегося полотна. Теперь девушка почувствовала первородный, поистине животный страх. Оглянувшись на крылья, она оторопела: лоскутки тканевой обшивки неистово болтались на ветру, а сквозь оголённый деревянный каркас виднелся обрывок троса. Аэроплан потерял управляемость и стал неистовыми толчками лететь в бездонную пропасть, ловя малейшие колебания воздуха, кои теперь стали для него словно барьерами и плотными заслонами…

– Что за ерунда? Пойдём уже, хватит здесь торчать!