С высоких диких гор, чьи серые уступы Задергивает туч клубящаяся мгла, Чьи синие верхи вонзились в небо тупо, Она впервые в город снизошла. Ее вела река, родившаяся рядом С деревней Шумбери, где девушка живет. Остались позади луга и водопады, Внизу цветут сады и зной душист, как мед. Внизу ей странно все: дома, автомобили И то, что рядом нет отар и облаков, Все звуки и цвета ее обворожили, А ярмарочный день шумлив и бестолков. На пальце у нее железный грубый перстень, Обувка не модна, и выгорел платок, Но белые чулки домашней толстой шерсти Не портят стройности девичьих легких ног. Идет девчонка с гор, такая молодая, Своей не осознав, быть может, красоты, А парни на пути встают, обалдевая, И долго вслед глядят и открывают рты. Все взгляды на нее остались без ответа, Не дрогнула ничуть тяжелая коса. Идет девчонка с гор… С нее б создать Джульетту, Венеру вырубить, мадонну написать! Идет девчонка с гор, в которых, не ревнуя, Мужчина тот живет, с обветренным лицом, Кто смело подойдет и жестко поцелует, Кто ей надел свое железное кольцо. ТЕПЕРЬ-ТО УЖ ПЛАКАТЬ НЕЧЕГО… Теперь-то уж плакать нечего, С усмешкой гляжу назад, Как шел я однажды к вечеру В притихший вечерний сад. Деревья стояли сонные, Закатные, все в огне. Неважно зачем, не помню я, Но нужен был прутик мне. Ребенок я был, а нуте-ка Возьмите с ребенка спрос! И вот подошел я к прутику, Который так прямо рос. Стоял он один, беспомощен, Под взглядом моим застыл. Я был для него чудовищем. Убийцей зловещим был. А сад то вечерней сыростью, То легким теплом дышал. Не знал я, что может вырасти Из этого малыша. Взял я отцовы ножницы, К земле я его пригнул И по зеленой кожице Лезвием саданул. Стали листочки дряблыми, Умерли, не помочь… А мне, Мне приснилась яблоня В ту же, пожалуй, ночь. Ветви печально свесила, Снега и то белей! Пчелы летают весело, Только не к ней, не к ней! Что я с тех пор ни делаю, Каждый год по весне Яблоня белая-белая Ходит ко мне во сне! Я к ночи из лесу не вышел, Проколобродив целый день. Уж, как вода, все выше, выше Деревья затопляла тень. Янтарь стволов и зелень хвои — Все черным сделалось теперь. В лесу притихло все живое. И стал я чуток, словно зверь. А наверху, над мглою этой, Перерастя весь лес, одна, В луче заката, в бликах света Горела яркая сосна. И было ей доступно, древней, Все, что не видел я с земли: И сам закат, и дым деревни, И сталь озерная вдали. В лесу, посреди поляны, Развесист, коряжист, груб, Слывший за великана Тихо старился дуб. Небо собой закрыл он Над молодой березкой. Словно в темнице, сыро Было под кроной жесткой. Душной грозовой ночью Ударил в притихший лес, Как сталь топора отточен, Молнии синий блеск. Короткий, сухой и меткий, Был он как точный выстрел. И почернели ветки, И полетели листья. Дуб встрепенулся поздно, Охнул, упал и замер. Утром плакали сосны Солнечными слезами. Только березка тонкая Стряхнула росинки с веток, Расхохоталась звонко И потянулась к свету. Роса горит. Цветы, деревья, звери И все живое солнца жадно ждет. В часы восхода в смерть почти не верю: Какая смерть, коль солнышко встает! Не верю в то, что вот она таится И грянет вдруг в преддверье самом дня То для оленя прыгнувшей тигрицей, То лопнувшей аортой для меня. В глухую полночь пусть пирует грубо, Но пусть земле не портит тех минут, Когда за лесом солнечные трубы Уж вскинуты к зениту и – поют! НА ПАШНИ, СОЛНЦЕМ ЗАЛИТЫЕ… На пашни, солнцем залитые, На луговой цветочный мед Слетают песни золотые, Как будто небо их поет. Куда-куда те песни за день Не уведут тропой земной! Еще одна не смолкла сзади, А уж другая надо мной. Иди на край земли и лета — Над головой всегда зенит, Всегда в зените песня эта, Над всей землей она звенит! В лесу еловом все неброско, Приглушены его тона. И вдруг белым-бела березка В угрюмом ельнике одна. Известно, смерть на людях проще. Видал и сам я час назад, Как начинался в дальней роще Веселый, дружный листопад. А здесь она роняет листья Вдали от близких и подруг. Как от огня, в чащобе мглистой Светло на сто шагов вокруг. И непонятно темным елям, Собравшимся еще тесней: Что с ней? Ведь вместе зеленели Совсем недавно. Что же с ней? И вот задумчивы, серьезны, Как бы потупив в землю взгляд, Над угасающей березой Они в молчании стоят. |
