После окончания учебы отец несколько лет работал в разных странах, а потом вернулся в Малайзию, чтобы остепениться. С мамой он познакомился в банке – она была операционисткой. Мама была молода, красива, обаятельна, а отцу было уже двадцать шесть лет – настоящий старикан. Мать постоянно твердила, что ему пора кого‑то найти. Мои родители встречались два месяца, а потом поженились.
А вскоре родилась я. В том году король Малайзии до смерти забил парня-кэдди клюшкой для гольфа за то, что тот посмеялся над его неудачным ударом, и это событие не имело никаких последствий. Насилие и коррупция пугали моего отца. Мы – этнические китайцы, то есть представители этнического и религиозного меньшинства, которое в Малайзии подвергалось дискриминации. Когда отец был еще ребенком, его дядя, мать и старшая сестра жили в Куала-Лумпуре, когда там начались этнические чистки. Сотни китайцев были убиты. Сестра моего отца чудом сумела покинуть свой офис и найти безопасное жилье в китайском квартале, где вся семья пряталась несколько дней, – друг, у которого были связи в полиции, приносил им еду, чтобы они не голодали. А на улицах убивали всех – даже детей, которые в школьных автобусах ехали на учебу.
Отцу были хорошо знакомы свободы и привилегии США. Он знал, что в Малайзии его возможности ограниченны. Если бы мы остались, я бы никогда не получила хорошего образования и не нашла бы работу – мне наверняка пришлось бы ехать за границу, чтобы последовать его примеру. Так чего же мы ждем?
И мы переехали в красивый дом в Сан-Хосе с большой верандой и бассейном. Рядом находились хорошие школы (хотя, чтобы поступить в лучшую, пришлось соврать о своем адресе). Отец купил Ford, мама – всем нам подходящую одежду. Родители обставили дом нашей старой малайзийской мебелью, но мне купили американскую кованую кровать. Специально для девочки по имени Стефани. Родители выбрали мне лучшее имя – оно означало «та, что носит корону».
По субботам родители пользовались всем, что давала им жизнь в комфортном загородном районе. Они водили меня в Технический музей инноваций, Детский музей открытий или в парк аттракционов. Мама много времени проводила вместе с другими матерями, интересуясь лучшими образовательными возможностями нашего района. Когда культурная программа надоедала, мы устраивали барбекю у бассейна для других малайзийских экспатов с семьями. Мама жарила на гриле цыплят в медовой глазури и всегда оставляла мне ножки.
Субботы у нас были для развлечения. Воскресенья – для покаяния.
По воскресеньям мы ходили в церковь. Отец надевал галстук, а мы с мамой – платья в цветочек с огромными рукавами-фонариками. Вместе с белыми прихожанами мы пели гимны, а потом отправлялись в местный китайско-вьетнамский ресторан, и я всегда заказывала первое блюдо из меню: рисовый суп с лапшой. Когда возвращались домой, мама усаживала меня за стол, где лежал желтый блокнот на пружинке. На первой странице я давно написала «ДНЕВНИК». Однажды в воскресенье мама написала мне такое задание:
«Пожалуйста, напиши о том, как ты провела время в парке аттракционов Санта-Крус. Чем ты занималась? Что видела? Постарайся как можно интереснее описать свой день с утра и до вечера. Пиши аккуратно!»
Я корпела над дневником больше часа, хотя написать мне нужно было всего страницу. Мне было шесть лет, и я постоянно на что‑то отвлекалась – играла с бисерными ковриками, прикрепляла маленьких фетровых лам и помидорки на перуанскую ткань, висевшую на стене, рисовала какие‑то картинки на другой странице. Но все же я сумела собраться и переключиться на задание.
«Привет, ребята!» – написала я. Это было необычно: как правило, я начинала каждую запись со слов «Дорогой Дневник!», но в тот день мне захотелось разнообразия.
«В субботу мы ездили в парк аттракционов Санта-Крус. Сначала нам пришлось постоять в очереди, чтобы купить билеты. Сначала мы отправились на «Пещерный поезд». Там было не очень страшно. Мы прошли через машину времени и увидели, как пещерные люди танцуют, ловят рыбу, стирают и сражаются с медведями. А потом я прокатилась на Колесе обозрения. Оно было таким огромным, что маме пришлось прокатиться вместе со мной».
«Как‑то не очень увлекательно», – подумала я. Нужно добавить что‑то поинтереснее. Нужно показать маме, как мне все понравилось, ведь ей пришлось сильно постараться, чтобы отвезти меня туда.
«А потом я играла в «лягушек». После первой игры я получила приз! Потом я отправилась на такую штуковину, которую называют «батут». И я сделала сальто! А потом еще раз! Тетенька сказала, что у меня отлично получилось. Я отлично провела время и чудесно повеселилась!»
Чтобы подвести итог, я решила привлечь внимание к своему необычному обращению. И написала: «Эй! Ты заметила, что у меня другое начало? Я так сделала, чтобы было веселее. Люблю тебя, Стефани».
Я перечитала все написанное и осталась довольна. Вроде бы все хорошо. Я позвала маму. Мама села в кресло, положила на колени блокнот и взяла красный карандаш. Я заняла обычное место – встала слева от нее, сложив руки перед собой, – и стала смотреть, как мама исправляет. Она испещрила мой текст красными Х, кружочками и подчеркиваниями. Каждая красная отметка была словно удар под дых. В конце концов, я почти не могла дышать. О, нет! Я такая глупая! О, нет!
Закончив читать, мама тяжело вздохнула и написала внизу оценку моей работы:
«В тексте может быть лишь одно «сначала». Ты слишком часто пользуешься словом «потом». Потом я прокатилась на колесе обозрения. Потом я играла в «лягушек». Старайся пользоваться другими словами. И «отлично» ты тоже повторила два раза. Нехорошо!»
Внизу страницы мама поставила большую оценку С-минус (тройка с минусом), а потом повернулась ко мне:
– Я уже дважды говорила, чтобы ты реже пользовалась словом «потом». Я велела тебе написать поинтереснее. Ты меня не поняла? А что это ты написала в конце? Что значит «чтобы было веселее»? Я не понимаю.
– Прости меня, – сказала я, но мама уже полезла в свой ящик, и я протянула руку. Мама занесла над головой пластиковую линейку и опустила ее на мою ладонь: хлоп. Я не заплакала. Если она увидит, что я плачу, то назовет меня жалкой и повторит наказание. Мама закрыла блокнот и сурово сказала:
– Завтра все перепишешь еще раз.
Она заставляла меня вести дневник, чтобы научить лучше выражать свои мысли – а еще чтобы сохранить мое драгоценное детство. Мама надеялась, что, став взрослой, я буду с любовью перелистывать этот блокнот, который станет будить во мне светлые воспоминания. Но, листая его сегодня, я понимаю, что мама не справилась. Я не вспоминаю поездку в Санта-Крус, танец львов или отдых на пляже в Мендосино. У меня проигрывается лишь одно яркое воспоминание – удар прозрачной пластиковой линейкой по ладошке.
Темой похода было «Взросление», что, как мы вскоре узнали, означало «Половая зрелость».
Наш клуб девочек-скаутов никогда не делал этого прежде – матери раньше не ходили с нами в походы. Но на сей раз все было иначе – настало время первого опыта. Нам было по одиннадцать лет, и в нашей жизни многое менялось.
В лагерь мы приехали в субботу ближе к вечеру. После ужина настало время игр. Мы рисовали и громко хохотали над дурацкими картинками родителей. А потом девочки отправились играть в подвижные игры, а наши матери остались сидеть на диванах и болтать о женских делах. Моя мама по сравнению с остальными выглядела прекрасно. Многие женщины располнели и одевались в мешковатую одежду. Две азиатки неважно говорили по-английски, поэтому забились в уголок, словно не желая, чтобы их кто‑нибудь видел. Моя же мама сидела с абсолютно прямой спиной и была в зале главной. В футболке и джинсах с высокой посадкой она выглядела прекрасно. Каждое утро мама часами играла в теннис – и благодаря этому у нее были очень красивые плечи и руки. Идеально уложенные волосы украшали ее голову, как нимб. А вот голос у нее был странный – высокий, подрагивающий, с сильным малайзийско-британским акцентом. Я слышала, как он разносится по всему дому. Но никто, казалось, этого не замечал, потому что после ее слов то и дело раздавались взрывы хохота. Мужчины считали ее остроумной и невероятно привлекательной, женщины – щедрой и обаятельной, той, что всегда берет под свое крыло новых иммигрантов, знакомит их с местными обычаями, угощает «Маргаритой» и приглашает на обед в честь Дня благодарения (хотя мама всегда покупала индейку и утку по-пекински, чтобы как‑то дополнить сухое мясо).