Женя с мамой были разными. Мама среднего роста. Женя высокая. Мама активная и общительная. Женя закрытая, и больше любила читать книги, чем разговаривать с людьми. Мама сварливая и противящаяся тому, что ей не нравится. Женя податливая и делающая всё (или почти всё), что её попросят.

Последнее она считала своим проклятием. Это она в себе ненавидела больше всего, но никогда не могла противиться. Не могла отказаться и не делать. Чтобы окружить себя удобством. Наконец, хоть что-нибудь совершить, чтобы быть в уюте и радости от того, что она делает что-то по своей воле.

*

– Женька, ты, главное, не волнуйся насчёт выступления, – пыталась успокоить её Маша. Выходило слабо, но даже это дорогого стоило. – Концерт – это не конец света. Ну и да, всё же будет полезно поучаствовать в этой вакханалии.

Маша заулыбалась, отворачиваясь от поднимающегося ветра. К вечеру становилось холоднее.

– Да пока переживать нет смысла. Обычно Снегурочки на таких выступлениях появляются в паре сцен, так что нормально, – сказала Женя спокойно, желая показать свою беззаботность, но лёгкое волнение всё равно уже копошилось внизу живота, норовя перерасти в совершенно нелёгкую панику.

Перед началом учебного года Маша рассталась с парнем, который приезжал на лето из города к бабушке. И сейчас заботливость из неё прямо-таки изливалась, распространяясь на всех дорогих ей людей.

Из-за роста у Жени парня не было. Точнее, он был до девятого класса. В конце восьмого она встречалась с Максом, который был на год младше (и боже, как же ей нравилось его имя). Женя уже тогда была с ним одного роста, но не придала этому значения, не задумалась, даже никакой тревожный звоночек не раздался в голове. Они расстались в мае, буквально перед последним днём: потому что наступало лето и встречались бы они реже, но и потому, что Макс поехал в санаторий в Сочи, где (и Женя догадывалась, что так и случится) он начал встречаться с девочкой из другого города. Но так как Женя с ним рассталась до этого, то никакой обиды не было, никакой злости. Только принятие: ну, случилось так, ну что поделать, не волосы же рвать на себе.

А волосы у Жени были волшебные. Она чувствовала в них силу и красоту. Чувствовала, что это единственно красивая частичка, что досталась ей от отца. Рост туда она не смогла бы включить. Поэтому за волосами Женя ухаживала максимально тщательно: выпрашивала деньги на дорогие шампуни, пытаясь апеллировать тем, что не пользуется же она косметикой и не носит броских, дорогих вещей; расчёсывала долго и деревянным гребнем; спала с заплетённой косой, чтобы волосы не путались.

Женя прекрасно помнила, какие длинные и тяжёлые у неё были раньше волосы. Какая великолепно белая и выделяющаяся была коса. И как мама с удовольствием заплетала корону на голове, отчего Женя чувствовала себя важной особой – королевой, царевной, что в любой момент может распустить свои косы и покорить всякого принца.

Но после того как рост вытянулся, и стало понятно, что Женина особенность теперь не только в красивых белых волосах, но и в том, чтобы беспрепятственно доставать с верха серванта коробки с посудой, она поняла, что не сможет и дальше носить эту красоту, которая часто выделяла. Куда уж больше любопытства?

Мама была против стрижки. Но именно в этот момент Женя «встала в позу», как рассказывала мама подругам. Но Женя не могла поступить иначе: коса – это броскость, броскость – внимание, внимание – обзывание. Именно такая была у неё в голове закономерность. И ещё она с ужасом представляла, как мальчики, которые захотят над ней поиздеваться, – или даже девочки – хватают за эту косу. И тянут. И пару раз такой сон снился Жене. Да ещё был страх, что косу отрежут. И Женя решила, что лучше сама это сделает, чем подвергнется такому насилию. А выглядело бы это именно так.

*

Женя и Маша расстались на перекрёстке возле автостанции, где на улице стояли пару человек в ожидании автобуса. Маша всё заверяла, что концерт пройдёт на ура. Женя соглашалась, пытаясь поверить в это. Но почему-то казалось, что обязательно что-нибудь случится. Ну не может выступление в старших классах пройти без происшествий. Или всё же может?

Вторник обещал быть волнительным и бодрым. От планов и мероприятий, что начинались с этой недели, Дима чувствовал приятное волнение и совсем немного гипервентиляцию лёгких. Он сосредоточился на дороге в школу, на воздухе, что холодил горло, потому как дышал Дима часто и поверхностно, сосредоточившись на лужах, что покрылись лёгкой корочкой льда, которую уже кто-то успел похрустеть.

Вчера к ним в кабинет после уроков заявилась Людмила Анатольевна. Говорила про новогодний концерт, к которому уже пора готовиться, про выступления, про постановку, которую в этом году она решила «сделать оригинальней и заковыристей». И Дима даже не ожидал, что его выберут на одну из ролей, а выступить он как раз хотел: сказывалось желание под конец обучения участвовать в школьном активе всё больше, чтобы потом было что вспомнить.

Раздевалка полнилась голосами и кричащими пятиклассниками, которые, казалось, наводняли её уже часов с восьми, хотя уроки начинались без пятнадцати девять.

– Димочка, привет! – приторно-сладкий, разбавленный лёгкой хрипотцой голос Карины догнал его на выходе из раздевалки. Она легонько провела ему по плечу и улыбнулась, показывая идеально ровные, но желтоватые зубы. – Как прошли выходные?

– Привет, неплохо, – усмехнулся Дима, чувствуя, как потянулись к ним взгляды младшеклассников. – А у тебя как?

– Ой, отлично, – расплылась в улыбке Карина, видимо, довольная тем, что её спросили. – Юльчик приходила в гости, смотрели с ней кино, потом под вино до ночи болтали.

– Устроили девичник? – для приличия спросил Дима.

Они шли по школьному крылу, где по паркету разносилось уверенное цоканье каблуков Карины.

– Ну да, мама опять по делам уехала, – добавила она вроде как беззаботно, но шаг сбился.

– А что, Сергей твой не приезжал? – решил уточнить Дима опять же для приличия. Так-то ему было неважно на суженого-ряженого Карины, который учился на первом курсе энергетического института, и которым она гордилась.

– Не-ет, у него не получилось, – печально проговорила Карина, неловко цепляя Диму под локоть. Но прошла она так недолго: было неудобно – невысокий Дима и Карина на каблуках не совсем подходили для прогулки под ручку.

Из-за угла на них вынырнули две девушки из десятого класса. Дима знал их только благодаря необычности их пары: одна высокая, даже выше Карины, даже выше Степанова из их класса, и бледная, а другая низкая, шумная и чересчур эмоциональная для такого маленького человечка.

Сориентироваться никто из них не успел, и высокая девушка, которую вроде звали Женя, налетела на Карину. А Карина даже в самые светлые дни могла вылить на несчастного зацепившего её человека столько грязи, что неделю пришлось бы отмываться от неё. И потом ещё неделю выскабливать остатки из складочек.

– Слышь, ты, шпалера, смотри, куда ставишь свои костыли! Ты мне все носки отдавила, жираф белобрысый!

Дима заметил, как скукожилась Женя, открывая рот то ли чтобы оправдаться, то ли извиниться. Заметил, как некрасиво раскраснелась Карина, и как выпучила глаза, а та, другая, маленькая девушка заулыбалась и… расхохоталась.

– Боже, Трошина, ну ты и тупая.

– Ч-что? – Карина покраснела ещё больше, но замолкла, перестала голосить и плеваться слюной.

Диме стало неудобно: ему не нравилось, когда девочки ругались, когда пытались в разборки, как заносчивые пацаны. Словно нельзя решить проблему разговорами, но спокойно, достичь согласия и разойтись. А чтобы орать и метать молнии… Диме нравились женственные и тихие девушки, которые могут постоять за себя, но грамотно, чтобы без взаимных оскорблений. А здесь же происходил какой-то балаган.