И офицеры, и матросы верили своему командиру, и экипаж корабля не просто выживал в сложной обстановке, а жил, можно сказать, неплохо.
В краткие встречи на корабле Саша и Лёша обсуждали, почему бы систему выживания корабля не внедрить по всему флоту, но приходили к мыслям, что слишком много на флоте и эскадре прохиндеев, живущих только ради собственного кармана и личного обогащения. А так море и тайга могли бы всех прокормить в эти сложные времена.
– Ты знаешь, Саша, что меня мучает? – спросил штурман друга.
– И что же? Тебе же приобрели великолепное подводное оборудование для твоих работ в любое время года. Что тебе надо для полного счастья?
– Я думаю, – потянулся штурман немного потянулся и протянул ответ, задумавшись, – в с е ж е к а к н и погляди мы занимаемся браконьерством, как ни смотри на это дело. Мы не платим налоги.
– Нет, ты не прав, Лёша. Государст в о н а м н и ч е г о т о л к о м н е п л а т и т. Е с л и с ч и т а т ь т о, ч т о о н и п л а т я т деньгами за ратный труд, то это вообще мелочь по сравнению с той радостью, которую мы имеем, работая и зная, что работаем на свой корабль и на себя. Государство довело корабли Тихоокеанского флота до полного коллапса. Половину кораблей просто надо списывать. Вспомогательного флота нет. Он распродан или работает на адмиральские кошельки некоторых адмиралов. Тех, кто были против, они посадили или выгнали с фота. Квартиры офицеров открыто продают прохиндеям. Обогащаются за наш счёт люди, сумевшие вовремя примазаться к государственному кошельку. На нас сейчас, на это плевать. А мы на своём корабле уже сегодня имеем самую лучшую и исправную технику. Мы заправляемся всем необходимым за свой счёт. Мы готовы хоть завтра выйти в море и решать боевые задачи, если понадобится. Мы сохранили корабль для флота. А у государства нет для этого денег. У них ни на что и никогда нет денег, кроме патриотических речёвок и уговоров всех, что у нас нет врагов, есть только друзья. Но я не вижу, чтобы наступил всеобщий мир. Я не вижу, что наши враги разоружаются, так как это делаем мы. Тогда зачем? Объясни мне простому русскому корейцу, на хрена нам такое государство, такие руководители, которые, как говорил знаменитый ходжа Насреддин, давать не умеют, а умеют только брать?
– Ты прав во всем этом, – вяло сказал Лёша. – Наверное, я слишком законопослушный, чтобы понимать все это.
– Ты просто, Леха, ещё не вышел из СССР и живёшь при социализме. А у нас, корейцев, свой менталитет, своё понимание жизни. Мы люди, всегда зарабатывающие своими руками при любой обстановке. А сегодня страна живёт давно при самом злобном и человеконенавистническом капитализме. Мы нашли некоторые пути решения своих проблем. Но это лишь часть решения. В море от этого мы ходить не стали, выполнять боевые задачи тоже, не совершенствуем боевые навыки. А надо бы, если все же мы патриоты своей страны. Поэтому не хандри и не думай о плохом, а думай только о хорошем. Лучше пойдём в кают-компанию. Сегодня там дадут жареную медвежатину.
– Откуда медведь? Убили? Ведь это браконьерство?
– Не мы убили. Китайские браконьеры убили медведицу, отрезали лапы, вырезали печень, как мы их спугнули. Они сбежали, а что делать с тушей? Бросить для лесной братвы? Вот мы и привезли кое-чего на пробу на корабль. Половину отдали дедушке Ану на реализацию в элитных ресторанах города. Медведица была большая. Все же деликатес отборный. И ещё там же нашли двух медвежат, – Саша усмехнулся. – Забавные такие. Как по-корейски будет медведь? Помнишь?
– Э-э-э-э-э, – задумался штурман. – Волк, по-моему – ныкти, тигр – хорани, медведь? – он задумался и потом, ударив себя по лбу рукой, сказал, – ком. Снежный ком.
– Все правильно, Кузя, только волк – ныкте, а не ныкти. Но рад, что ты запомнил. Мне приятно.
– Мне тоже приятно. Я выучил, ты говорил – хана, туль, сет, нет, тасот, ёсот, ильгоп, ёдоль, ахоп, ёль – ваш счет до десяти. И вообще, мне очень понравилась твоя сестра Марина.
– Забудь, я тебя как друга прошу! Не для тебя она. Она девушка домашняя, работящая, а ты привык с проститутками.
– Нет, Саня, здесь что-то другое. Я понять не могу себя, утонул в ее синих глазах. Она мне по ночам снится. А может, это любовь?
– Ты же сам говорил, что любви нет. Есть только секс с пупырышками.
– Саня, ну не надо издеваться. Познакомь, сам я к ней не смогу подойти.
– Настырный ты, однако, Леха. Подумаю.
– А откуда у неё такие синие глаза?
– Так я тебе же говорил, что у нас дед по матери был русский. Я взял от него свой рост, а она глаза, темно-синие глаза, как вода у острова Путятина.
– Нравится она мне, Ким. Ничего с собой поделать не могу. Поверь!
Ким засмеялся.
– Ладно, о Марине потом поговорим. Посоветуюсь с родителями. Теперь лучше расскажу тебе о медвежатах. Они погибли бы в тайге без матери. Мы их привезли на корабль. Мишка и Машка назвали их матросы. Прокормим их и матросам какая ни есть, все же радость. Смешные они. Матросы довольны. Сейчас коки их молоком отпаивают. На камбузе пристроились жить. Два месяца им только.
– Это флотский закон – подальше от командования поближе к камбузу. А откуда узнали, что Машка и Мишка? Проверяли?
– Архипенко сказал, он у тебя знатный таёжник. Следы читает не хуже корейцев.
– Ого, а я ничего не знаю. Пойдём, посмотрим на медвежат! – заинтересовался штурман.
Они пошли к камбузу. Там их встретила огромная толпа матросов, обступивших двух очень маленьких и потешных медвежат, которые, стоя на задних лапах в коридоре, сосали молоко из бутылок под одобрительные крики матросов.
Протиснувшись сквозь толпу, Саша и Лёша увидели двух очаровательных малышей, сосущих молоко, изредка издающих довольные звуки и поглядывающих своими слегка красноватыми глазками на матросов.
– Будет теперь забава на корабле, – усмехнулся штурман. – А вырастут, что делать будем?
– Отдадим в зоопарк. В тайге они жить уже не смогут. Им мать нужна, чтобы всему обучила. А ее нет и взять негде. Пойдём в кают-компанию. Обед уже скоро.
Внезапно медвежата, отбросив бутылки, бросились сражаться друг с другом и покатились по палубе.
– Который из них Мишка и кто Машка? – кричали довольные матросы.
– А ты возьми и проверь!
– Проверишь тут. Смотри, какие у них клыки!
Офицеры улыбнулись очередной забаве матросов и потом, весело перепрыгивая через комингсы, побежали наперегонки в кают-компанию. Жизнь им больше не казалась такой ненужной и законченной.
– Давай завтра сходим к нам на обед, – предложил Ким. – Может, и Марина придёт. Она иногда заходит маме помогать.
Довольный штурман ударил Кима по плечу.
Марина действительно пришла к Кимам на обед и впервые Кузьмин сидел за одним столом с девушкой, которая ему по-настоящему нравилась, которой хотел понравиться он.
Он делал все невпопад. Невпопад что-то говорил, ронял вилки и ложки, пытался подать ей ее куртку и уронил.
Она весело смеялась, а Алексей чувствовал себя идиотом. Она была совершенством. Ее звонкий, как ручеёк, голосок долго потом звучал в его памяти.
Потом, анализируя своё поведение, свои действия, свои слова – он не мог понять себя самого. Синеглазая кореянка покорила его сердце. Ему хотелось с ней встретиться поговорить, но он не знал, что ей скажет. Весь его опыт общения с доступными женщинами пошёл насмарку.
– Саня, я погиб, я растаял, я полюбил! – говорил он потом Киму. – Мне теперь не нужен никто, кроме твоей Марины. Я готов часами стоять под ее окнами, чтобы ненадолго увидеть ее. Я готов ей подарить все цветы Владивостока. Потому, что только она их достойна. Она не женщина – она королева.
Ким смеялся над ним.
– Леха, не может быть, чтобы ты, главный повеса на корабле, пьяница, полюбил. И все бы ничего, если бы она не была моей сестрой, и я как старший брат обязан ее оберегать от таких как ты.