Вот почему закон о картелях ни в коем случае не должен быть изменен таким образом, чтобы затрагивался принцип запрета картелей. Измененный в таком духе закон о картелях стал бы фарсом и сделал бы политику федерального правительства посмешищем в глазах всей общественности. Кроме того, я считаю, что закон о картелях является пригодным, если вообще не самым лучшим, средством прекращения политических выпадов против предпринимательского хозяйства.

Предприниматель неуязвим, если его функция, как свободного предпринимателя, действительно необходима для осуществления свободного соревнования в производительности, если в результате этого соревнования и достигнутого прогресса устанавливаются цены, которые открывают потребителю наиболее благоприятные возможности к существованию. Отношение потребителя к нашему экономическому строю будет становиться все более положительным, если каждый гражданин будет уверен, что благодаря свободному рынку он сам будет определять свою судьбу и не будет зависеть от анонимных экономических сил[14].

Сторонники картелей, которые требуют издания закона о надзоре за картелями или закона о злоупотреблениях, в сущности гораздо более догматичны сторонников закона о запрете картелей, так как они считают излишним опровергать все возражения; они не могут отказаться от своих иллюзий даже тогда, когда им доказывают, что закон о злоупотреблениях полностью проходит мимо народнохозяйственной сути проблемы. Я вовсе не обвиняю картели в злоупотреблениях в уголовном или аморальном смысле. «Злоупотребление» выражается в связывании и замораживании цен, т. е. в упразднении функции свободных цен. Поэтому законодательство о злоупотреблениях мне ровно ничего не дает. На эти возражения я в течение всех лет вообще не получал ответа; могу только добавить, что, исходя из точки зрения сторонников картелей, никакого ответа и последовать не может[36].

Иллюзией является желание посредством картелей установить «правильную» для народного хозяйства цену. Пусть оспорят в конце концов мою основную концепцию: на свободном рынке, где свободный предприниматель выпускает продукцию по собственной инициативе и на собственный риск, не может быть твердо установленных, связанных картельными ограничениями, цен, так как тогда качественное и количественное выравнивание между разнородным предложением производителей и еще более разнообразным спросом миллионов потребителей будет логически невозможным. Хозяйство при этом должно было бы идти вслепую; предприниматель не мог бы давать правильные распоряжения, если бы гибкие цены не показывали ему, должен ли он выпускать больше или меньше продукции, и какую именно, и когда, и где. Выравнивание между спросом и предложением не имело бы места, если бы хозяйство закостенело под влиянием картелей[26].

Кажущееся дилетантам почти таинственным господство свободного народного хозяйства начинается как раз там, где мы ставим вопрос – как, собственно говоря, осуществилось то, что у нас миллионы потребителей самостоятельно определяя свои потребности, находят на рынке как раз то, в чем они нуждаются. Никто не может предположить, что сотни тысяч свободных предпринимателей никогда не ошибаются в своих действиях. Нет, они, конечно, не непогрешимы; это значит, что одних товаров бывает слишком мало, других слишком много, и они по качеству и цене не всегда отвечают спросу. Мы знаем к тому же, насколько меняются запросы и требования потребителя.

Общественное потребление постоянно видоизменяется, и все же предложение всегда должно удовлетворить спрос. Этот «фокус» может совершаться лишь в том случае, если в интересах сохранения своего существования каждый предприниматель всю свою волю и честолюбие направит к тому, чтобы, применяясь к обстоятельствам, занять «правильную позицию» на рынке и всегда предоставлять потребителю все лучшее. Это будет способствовать доброжелательному отношению потребителя к предпринимателю, а в соревновании с конкурентами – сохранению своего положения на рынке. В этой борьбе за положение на рынке исключить функцию свободных цен просто невозможно[28].

Косвенно это, конечно, означает, что предпринимателю нельзя дать гарантию в том, что он покроет свои издержки. Если же картели стали бы опираться на подобные опасные нравственные тезисы, то это поневоле приведет к тому, что предприниматель не сможет больше оправдать свое право на существование; тогда его задачи – чисто технические и административные – может выполнять любой знающий чиновник. В таком случае по справедливости предприниматель потерял бы также право на предпринимательский доход.

Для необходимого выравнивания спроса и предложения, в народном хозяйстве цены иногда могут или даже должны подняться столь высоко, как это для картелей, возможно, и не желательно. С другой стороны, в зависимости от положения на рынке цены могут иногда оказаться и ниже себестоимости.

Я не могу согласиться и с теми, кто защищает необходимость картелей из соображений организации производства, хотя я совершенно не против учета себестоимости; я даже хотел бы, чтобы каждое предприятие располагало способными силами для составления правильных калькуляций. Вычисление себестоимости должно лишь показать отдельному предпринимателю, каково его положение и каким образом он может сохранить свое положение в производственном соревновании. Но совершенно ошибочно полагать, что из калькуляций можно вывести политические требования о необходимости создания картелей[65].

Немецкий предприниматель, который совершенно правильно противится неуместному расширению соучастия трудящихся в управлении предприятиями, имеет все основания пересмотреть свое одобрительное отношение к картелям, так как политика свободных или связанных цен действительно теснейшим образом затрагивает проблему права соучастия в управлении.

Предприниматель может отстаивать свое право на существование только до тех пор, пока он готов выполнять все функции свободного предпринимателя со всеми открывающимися возможностями, а равно и со всем вытекающим из этого риском. Он незаменим и неуязвим только до тех пор, пока он в свободном соревновании на свободном рынке готов проявить свою пригодность для этих функций. Как только предприниматель попытается путем коллективных соглашений уменьшить или даже совершенно устранить риск, то есть как только он попытается перенести с себя ответственность за свои решения на объединение или отрасль, – ему нельзя будет, по моему убеждению, дальше противиться требованию о соучастии в управлении предприятиями – во всяком случае для этого у него не будет ни внутреннего оправдания, ни достаточной силы убеждения[21].

Создавая картели, предприниматель лишает себя своих исконных функций; вследствие этого он в конце концов становится лишь исполнителем, чиновником, а потому и вполне может быть заменим. В тот момент, когда снимается предпринимательская ответственность и судьба предприятия вместе с судьбой его рабочих и служащих будет поставлена в зависимость от решений какого-то коллектива, – отношение общественности к предпринимателю должно в корне измениться. В социальных условиях середины XX века уже не будет поэтому удивительным, если при таких судьбоносных решениях выставляется требование о соучастии в управлении. Если предприниматели согласны добровольно отказаться от своей предпринимательской свободы, то они подрывают политическое, социальное, общественное и моральное значение своего сословия; в тот момент к власти в предприятиях устремляется «чиновничество» и притом даже вполне обоснованно.

Я не могу все же пройти мимо констатации, неприятной для сторонников картелей из среды предпринимателей, что после 1948 года, когда продавец находился в особо выгодном положении, хозяйственники-предприниматели были воодушевлены свободой конкуренции и свободой образования цен, но что потом произошла бросающаяся в глаза перемена со взглядах, когда с достижением уравновешенного положения в хозяйстве стала выявляться внутренняя закономерность количественной конъюнктуры[36].