— Уилл, — сказала Робин, — в этом нет необходимости, я просто хотела поговорить с тобой.

Он поднял на нее глаза.

— Это запрещено. Мы духовно связываемся или уходим.

Он встал и стянул с себя спортивный костюм, открыв бледный безволосый торс, каждое ребро которого было видно в резком верхнем свете. Когда он повернулся, чтобы бросить одежду в угол, Робин увидела на его спине те же странные следы, которые она заметила на чернокожей девочке, позволившей Бо сбежать из детского общежития, — как будто ему натерли позвоночник.

— Что с тобой случилось? — спросила она. — Что это за следы на спине?

— Я был в коробке, — пробормотал Уилл.

— Почему?

Уилл проигнорировал вопрос, вместо этого стянув с себя выцветшие трусы и спортивные штаны. Теперь он стоял перед ней совершенно голый, с вялым членом.

— Уилл, я просто хотела…

— Раздевайся, — сказал Уилл и прошел в угол кабины, где к крану был подсоединен короткий шланг. Подобрав с пола склизкое мыло, он стал намыливать свои гениталии.

— То, что ты сказал Ноли на кухне, — сказала Робин, повышая голос над брызгами воды на деревянном полу, — это заставило меня…

— Забудь об этом! — сказал Уилл, глядя на нее через плечо. — Вот почему я должен был зайти в ящик. Я не должен был этого говорить. Если ты собираешься говорить об этом, я ухожу.

Он вытерся заплесневелым полотенцем, снова сел на грязную кровать и начал мастурбировать, пытаясь достичь эрекции.

— Уилл, остановись, — сказала Робин, отворачиваясь от него. — Пожалуйста, остановись.

Он так и сделал, но не из-за Робин. Неподалеку от хижины взревело что-то похожее на газонокосилку. Робин подошла к щели в занавесках и увидела, что Амандип косит там с выражением мрачной решимости на лице.

— Кто это? — спросил Уилл, стоявший позади нее.

— Амандип, — сказала Робин. — Косит траву.

— Это потому, что ты на третьем уровне, — сказал Уилл. — Он следит за тем, чтобы ты оставалась здесь. Раздевайся. — Он снова занялся мастурбацией. — Раздевайся, мы должны закончить через двадцать минут.

— Пожалуйста, прекрати это делать, — умоляла его Робин. — Пожалуйста. Я просто хотела поговорить с тобой.

— Раздевайся, — повторил он, — его рука продолжала яростно работать.

— Уилл, то, что ты сказал…

— Забудь, что я сказал, — сердито ответил он, все еще пытаясь достичь эрекции. — Это было ложное самовнушение, я не хотел этого!

— Зачем ты тогда вообще это сказал?

— Я… Мне не нравится Сеймур, вот и все. Она не должна быть директором. Она — ЧП. Она не понимает доктрины.

— Но то, что ты сказал, имеет смысл, — сказала Робин, — есть противоречие между…

— “Человеческое знание ограничено, — сказал Уилл, — а божественная истина бесконечна”. — Ответ, глава одиннадцатая.

— Ты веришь всему, что говорит церковь? Всему? — спросила Робин, заставляя себя повернуться лицом к нему, к его полуэрегированному члену в его руке.

— Упорный отказ от слияния себя с коллективом свидетельствует о продолжающейся эгомотивности. — Ответ, глава 5.

Мотор газонокосилки продолжал реветь прямо у стеклянных дверей.

— Ради Бога, — сказала Робин, оказавшись между Амандипом и мастурбирующим Уиллом, — ты же действительно умный, почему ты боишься думать, почему ты все время цитируешь?

— Материалистические модели мышления закладываются в раннем возрасте. Для разрушения этих шаблонов необходимо, прежде всего, сосредоточить ум на основных истинах с помощью повторения и медитации. — Ответ, глава…

— Значит, ты добровольно промыл себе мозги?

— Раздевайся!

Уилл встал, возвышаясь над ней, его рука все еще работала над поддержанием эрекции. — Грех приходить сюда для чего-то другого, кроме как для духовной связи!

— Если ты заставишь меня заняться с тобой сексом, — негромко сказала Робин, — это будет изнасилование, и как ВГЦ понравится, если на нее подадут в суд?

Газонокосилка снаружи стукнулась о дальнюю стену домика. Рука Уилла перестала двигаться. Он стоял перед ней, болезненно худой, все еще держа в руках свой пенис.

— Куда они увезли Лин? — спросила Робин, решив прорваться к нему.

— В безопасное место, — сказал он, а затем сердито добавил: — Но это не имеет к тебе никакого отношения.

— То есть я должна слиться с коллективом, не думать, заниматься сексом со всеми, кто этого хочет, но мне нельзя беспокоиться о члене церкви, ты это хочешь сказать?

— Тебе нужно заткнуться, — яростно сказал Уилл, — потому что я кое-что о тебе знаю. Ты была в лесу ночью, с фонариком.

— Нет, — автоматически ответила Робин.

— Да, так и было. Я ничего не сказал, чтобы защитить Лин, но теперь ей это не повредит.

— Почему ты хотел защитить Лину? Это материалистическая одержимость — заботиться об одном человеке больше, чем обо всех остальных. Это потому, что она мать твоего ребенка? Ведь Цин принадлежит всем в церкви, а не только…

— Заткнись, — сказал Уилл и угрожающе поднял руку. — Заткнись на хрен.

— И никаких цитат по этому поводу? — спросила Робин, все еще злясь больше, чем пугаясь. — Ты никому не сказал, что у меня был фонарик за все дни, что Лин не было. Почему ты не сообщил обо мне?

— Потому что они скажут, что я должен был сделать это раньше!

— Или тебе втайне нравилось думать, что кто-то бродит ночью с фонариком?

— С чего бы это?

— Ты мог бы отказаться идти со мной комнату у…

— Нет, я не могу, ты должен идти, когда тебя просят…

— Мне кажется, у тебя есть сомнения по поводу церкви.

Глаза Уилла сузились. Он отпустил свой член и отступил на несколько шагов.

— Это мой отец послал тебя сюда?

— Почему ты так думаешь?

— Он уже делал это раньше. Он послал человека шпионить за мной.

— Я не шпион.

Уилл поднял с пола брюки и спортивный костюм и стал их натягивать. Уверенная в том, что он собирается выйти и сразу же рассказать о разговоре, Робин, которая теперь собиралась сбежать в лес, как только выйдет из хижины, сказала:

— А что, если я скажу, что меня прислала твоя семья?

Теперь Уилл прыгал на месте, натягивая спортивные штаны.

— Я пойду к папе Джею, прямо сейчас, — сказал он яростно. Я скажу ему…

— Уилл, твоя семья любит тебя…

— Они ненавидят меня, — сказал он ей. — Особенно мой отец.

— Это неправда!

Уилл нагнулся, чтобы взять свою толстовку, его лицо сердито покраснело.

— Моя мать Салли любит меня. А он не любит. Он пишет мне ложь, пытаясь заставить меня отказаться от церкви.

— Какую ложь он тебе пишет?

— Он притворился, что Ма-Салли больна. Меня это особо не волновало, — яростно добавил Уилл, натягивая верх костюма. — Теперь она для меня не больше, чем ты. Я не объект ее плоти. В любом случае, она всегда заступается за меня и за Колина. Но Ма-Салли не была больна. Она в порядке.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Робин.

— Я просто знаю.

— Уилл, — сказала Робин, — твоя мать умерла. Она умерла в январе.

Уилл замер. Снаружи послышался вой газонокосилки, когда Амандип отключил электричество. Очевидно, он отсчитывал их двадцать минут. После, как ему показалось, очень долгой паузы, Уилл тихо сказал:

— Ты лжешь.

— Я бы очень хотела, — прошептала Робин, — но я не…

Стремительное движение, стук босых ног по дереву: Робин слишком поздно вскинула руки, и удар Уилла пришелся ей точно в лицо, и с криком боли и шока она упала набок, ударившись о стену, а затем тяжело упала на пол.

Сквозь дымку боли она услышала, как открылась стеклянная дверь и отдернулись шторы.

— Что случилось? — спросил Амандип.

Уилл сказал что-то, что Робин не уловила из-за звона в ушах. Паника была пустяком по сравнению с резкой, пульсирующей болью в челюсти, которая была такой, что она подумала, не сломана ли она.

Руки грубо подняли ее на кровать.

— … споткнулась?

— Да, и ударилась лицом о стену. Не так ли? — Уилл рявкнул на Робин.

— Да, — сказала она, не понимая, говорит ли она слишком громко. Перед глазами замелькали черные точки.