Лоб Рини начал блестеть в резком верхнем свете.

— Это не я.

— Ты уверен? — спросил Страйк. — Потому что я подумал, что это лучше объясняет кошмары про свиней, чем запах свиного дерьма.

Потный и бледный Рини с такой силой оттолкнул от себя фотографии, что одна из них упала на пол. Страйк поднял ее и положил обе в карман.

— Этот дух, которого ты видел, — спросил он, — как он выглядел?

Рини не ответил.

— Ты знал, что Дайю регулярно рематериализуется на ферме Чепмена? — спросил Страйк. — Они называют ее Утонувшим…

Без предупреждения Рини поднялся на ноги. Если бы его пластиковый стул и стол не были прикреплены к полу, Страйк готов был поспорить, что заключенный опрокинул бы их.

— Эй! — сказал стоявший рядом надзиратель, но Рини уже быстро шел к двери в главную тюрьму. Еще несколько надзирателей догнали его и вывели через дверь в коридор. Заключенные и посетители оборачивались, чтобы посмотреть, как Рини уходит, но быстро возвращались к своим разговорам, боясь потерять драгоценные минуты.

Страйк встретился взглядом с глазами крупного заключенного, сидящего за соседним столиком, который задавал немой вопрос. Страйк сделал небольшой отрицательный жест. Дальнейшие избиения не сделают Джордана Рини более сговорчивым, в этом Страйк был уверен. Он уже встречал напуганных людей, которые боялись чего-то худшего, чем физическая боль. Вопрос заключался в том, что именно привело Джордана Рини в такое состояние тревоги, что он был готов скорее подвергнуться самому страшному виду тюремного правосудия, чем разгласить это?

Глава 57

Девять в начале…

Когда вы видите злых людей,

Защитите себя от ошибок.

И-Цзин или Книга Перемен

К облегчению Робин, в следующем письме Страйк предложил решение проблемы передачи денег в ВГЦ.

Я разговаривал с Колином Эденсором, и он готов выделить 1000 фунтов стерлингов в качестве пожертвования. Если ты получишь реквизиты счета, мы организуем банковский перевод.

В связи с этим Робин попросила разрешения навестить Мазу в доме на ферме на следующее утро.

— Я хочу сделать пожертвование в пользу церкви, — объяснила она женщине с суровым лицом, которая курировала ее работу на кухне.

— Хорошо. Иди сейчас, до обеда, — сказала женщина, впервые улыбнувшись Робин. С радостью избавившись от запаха кипящей лапши и куркумы, Робин сняла фартук и ушла.

Июньский день был пасмурным, но когда Робин пересекала пустынный двор, солнце выскочило из-за туч и превратило бассейн Дайю, украшенный фонтанами, в бассейн с бриллиантами. К счастью, Эмили уже не стояла на своем ящике. Она простояла там целых сорок восемь часов, игнорируемая и не упоминаемая всеми прохожими, как будто всегда стояла и будет стоять. Робин стало вдвойне жаль Эмили к тому времени, когда на внутренней стороне ее спортивного костюма появились пятна мочи, а следы слез полоснули ее грязное лицо, но она, подражая всем остальным членам церкви, вела себя так, словно женщина была невидимой.

Другой причиной улучшения жизни на ферме Чепмена стало отсутствия Тайо Уэйса, уехавшего в центр в Глазго. Избавление от постоянного страха, что он снова попытается забрать ее в комнату уединения, принесло такое облегчение, что Робин даже чувствовала себя менее уставшей, чем обычно, хотя режим ручного труда продолжался.

Она преклонила колени у бассейна Дайю, совершила обычное подношение, затем подошла к резным двустворчатым дверям фермерского дома. Когда она подошла к нему, Сита, пожилая женщина с коричневой кожей и длинной копной серо-стальных волос, открыла их изнутри, неся в руках объемистый пластиковый мешок. Когда они проходили мимо друг друга, Робин почувствовала неприятный запах фекалий.

— Не подскажете, где находится офис Мазу? — спросила она Ситу.

— Прямо через дом, сзади.

Робин прошла мимо лестницы, по коридору с красными коврами, уставленному китайскими масками и расписными панно, в самое сердце фермерского дома. Проходя мимо кухни, она почувствовала запах жареной баранины, что резко контрастировало с унылым миазмом кипящих консервированных овощей, который она только что покинула.

В самом конце коридора, напротив нее, находилась закрытая дверь, покрытая черным лаком. Подойдя к ней, она услышала голос внутри.

— …этичный вопрос, конечно? — сказал человек, который, как она была почти уверена, был Джайлсом Хармоном. Хотя он сказал, что пробудет здесь всего несколько дней, но был уже неделю, и Робин заметила, как он ведет других девочек-подростков к комнатам для уединения. Хармон, который никогда не носил алый спортивный костюм, как обычные члены клуба, обычно был одет в джинсы и дорогие рубашки. Его спальня в фермерском доме выходила во двор, и его часто можно было видеть печатающим на машинке за столом перед окном.

Голос Хармона не был столь тщательно модулирован, как обычно. Более того, Робин показалось, что она услышала в нем нотки паники.

— Все, что мы здесь делаем, этично, — сказал второй мужской голос, в котором она сразу же узнала Энди Чжоу. — Это и есть этический курс. Помните, он не чувствует себя так, как мы. В нем нет души.

— Ты одобряешь? — Хармон спросил кого-то.

— Абсолютно, — сказал голос, который Робин без труда опознала как голос Бекки Пирбрайт.

— Ну, если ты так считаешь. В конце концов, он же твой…

— Нет никакой связи, Джайлс, — почти сердито сказала Бекка. — Никакой связи вообще. Я удивлена, что ты…

— Извини, извини, — успокаивающе сказал Хармон. — Материалистические ценности — я сейчас помедитирую. Я уверен, что все, что вы думаете, будет лучше. Вы, конечно, разбираетесь в ситуации гораздо дольше, чем я.

Робин показалось, что он сказал это, словно репетируя защиту. Она услышала шаги, и ей хватило нескольких секунд, чтобы броситься назад по коридору, производя как можно меньше шума на своих натренированных ногах, так что, когда Хармон открыл дверь кабинета, казалось, что она идет к нему с расстояния в десять ярдов.

— Мазу свободна? — спросила Робин. — Мне разрешили с ней встретиться.

— Она будет через несколько минут, — сказал Хармон. — Тебе лучше подождать здесь.

Он прошел мимо нее и направился наверх. Через несколько секунд дверь кабинета открылась во второй раз, и из нее вышли доктор Чжоу и Бекка.

— Что ты здесь делаешь, Ровена? — спросила Бекка, и Робин показалось, что ее яркая улыбка была чуть более принужденной, чем обычно.

— Я хочу сделать пожертвование на церковь, — сказала Робин. — Мне сказали, что я должна встретиться с Мазу по этому поводу.

— О, понятно. Да, иди, она там, — сказала Бекка, указывая в сторону офиса. Они с Чжоу ушли, их голоса звучали слишком тихо, чтобы Робин могла разобрать их слова.

Слегка напрягшись, Робин подошла к двери кабинета и постучала.

— Входите, — сказала Мазу, и Робин вошла.

Офис, пристроенный к задней части здания, был настолько захламлен, пестрел красками и так сильно пах благовониями, что Робин показалось, будто она попала через портал на базар. На полках стояло множество статуэток, божеств и идолов.

Увеличенная фотография Дайю в золотой рамке стояла на китайском шкафу, где на блюде горел джонс. Перед ней были разложены цветы и небольшие подношения. На долю секунды Робин почувствовала совершенно неожиданный приступ сострадания к Мазу, которая сидела напротив нее за столом из черного дерева, похожим на стол Чжоу, в длинном кроваво-красном платье, черные волосы до пояса спадали на белое лицо, на груди мерцала перламутровая подвеска в виде рыбки.

— Ровена, — сказала она, не улыбаясь, и момент доброты Робин исчез, как будто его и не было, так как она, казалось, снова почувствовала запах грязной ноги Мазу, раскрытой для поцелуя.

— Я хотел бы сделать пожертвование на церковь.

Мазу некоторое время неулыбчиво смотрела на нее, затем сказала:

— Садись.

Робин сделала все, как ей было сказано. При этом она заметила на полке за головой Мазу странный предмет: маленький белый пластиковый освежитель воздуха, который казался совершенно бессмысленным в этой комнате, полной благовоний.