Тварь зашевелилась, выбираясь из своего угла, захрустела крошкой уничтоженных покрытий. Мне померещилось, или не было в нём раньше столько роста? Ответить себе на этот вопрос я не успел — существо нагнулось, завернулось само в себя, скукожилось и — в дырку в окне вылетела какая-то муха, а я остался в изуродованной столовой один.

Когда я сказал покинуть помещение, я не имел в виду сбежать с объекта!

В панике я кинулся на пост охраны, но на полпути сообразил, что в этом нет смысла: если тварь обратилась мухой и улетела в окно, охрана никак не могла её ни задержать, ни даже увидеть. А вот если я примчусь туда с перекошенной рожей и начну орать, что подопытный сбежал, я получу воз проблем и ноль решений. У охраны единственный протокол на случай неадекватного поведения подопытного — это оповестить меня. Я в свою очередь должен поставить в известность минбез и муданжца. Но я сам ему велел покинуть помещение. Меня же сместят сию секунду!

Я опустился на корточки и обхватил голову руками. Где найти эту сволочь? Как вернуть? Как от неё защититься? Муданжцы же как-то с ней договариваются.

Они ей поклоняются, — подсказал внутренний голос, — подносят дары и бормочут молитвы. Молитв я не знал, но вот если это существо можно было заманить обратно дарами… Он же любит тухлятину…

Спустя секунду я уже обзванивал ближайшие магазины, рассудив, что это будет быстрее, чем доставлять вонючий груз с ферм на производящих планетах. Успокоился, только обеспечив четыре грузовика отходов — в основном гнилых фруктов, с мясом связываться было стрёмно, как бы не поиметь потом проблем с санинспекцией. Первая машина ожидалась через час, и мои нервы не позволили мне тихо просидеть это время в кабинете. Сначала я подумал, не пройтись ли по лесу, сжечь энергию волнения, но потом осенило. Прихватив в раздевалке чью-то припасённую на непогоду кепку, я нацепил тёмные очки и выскользнул из здания, бросив охране, что я “подышать”. До забора, под которым неадекваты основали своё капище, было минут двадцать пешком, но я промчался за десять. Первый же попавшийся хиппи с удовольствием и втридорога продал мне напечатанную на 3D-принтере статуэтку Кокопелли. На подопытного они ни одна не были похожи, но я выбрал что-то хоть отдалённо напоминающее — веник косичек на голове топорщился так же, и глаза эти лупоглазые, расфокусированные…

Конечно, во дворе, у всех на виду я это поставить не мог. Да и в кабинет ко мне мог зайти кто угодно. Посмотрев на план корпуса, я выбрал неиспользуемую каморку в одном лестничном марше от моего кабинета. Там даже обнаружилось окошечко под самым потолком, которое я сразу открыл, чтобы проветрить давно запертое помещение. Уборщица сюда не заходила, и я аккуратно отключил доступ в это помещение всем, кроме себя. В соседнем кабинете нашёлся лишний стол, который я приволок в каморку. На него и водрузил статуэтку — скрюченную, в локоть высотой, с дудкой, похожей на комариный хоботок. Даже смотреть на неё было жутко. Но тут с охраны позвонили — приехал первый грузовик гнили. Я пошёл встречать, захватив по дороге в рекреации декоративную чашу, чтобы нагрести в неё “подношений”.

4 июля

Доктор Поэма, наблюдающий скептик

Как-то раз на Эспаге я зашёл на рынок, но очень быстро вышел оттуда, сбежав от крепкого аромата гниющих фруктов. Каково же было моё удивление, когда этот самый запах встретил меня у ворот исследовательского корпуса.

Первым делом я сунулся в столовую спросить коллег, чем это несёт, но столовая оказалась закрыта на ремонт, дверной проём затянут антипылевой плёнкой, а изнутри доносились стук ручного инструмента и жужжание электрического. Коллег удалось найти только в рекреации.

— Оценил кучу? — весело приветствовал меня главный лингвист проекта.

Я растерянно помотал головой, и меня отвели к окну. Рекреация находилась на третьем этаже, и окна её можно было разглядеть из-за забора, поэтому в них были установлены матовые стёкла, так что, чтобы выглянуть, требовалось открыть створку. Снаружи запах был почти невыносимым, но я застыл, узрев, что творилось во дворе. Прямо начиная от зоны отдыха с лавочками и до внешнего забора возвышалась куча портящихся фруктов. Под палящим июльским солнцем она разжижалась прямо на глазах.

— Что это?..

— Руководитель расщедрился на гостинцы для господина Умукха, — пояснил лингвист, закрывая окно.

— Он издевается, что ли? — шокированно прошептал я. Нет, ну одно дело переспелых бананов гроздь из дома принести, но это же явно оптовая… закупка? Утилизация?..

— Вовсе нет! — заныл над моим плечом голос господина Умукха, и я, честно говоря, малость шарахнулся от неожиданности. Только что там никого не стояло. — Господин Сержо очень заботливый и добрый!

Мы с лингвистом переглянулись. О том, с каким отвращением руководитель проекта относился к подопытному, были осведомлены все на проекте. Это невозможно было не заметить. Однако мы уже выяснили, что господин Умукх с большим трудом распознаёт внешние проявления человеческих эмоций, а язык тела не понимает вообще. Но если сам господин Умукх не заметил враждебности, то, наверное, не стоит его разубеждать. Как знать, что случится с проектом, если он потребует заменить руководителя, а то и вовсе откажется участвовать.

— Я просто неудачно выразился, — пошёл я на попятный. — Конечно, господин Сержо обязан предоставлять вам всё необходимое.

Сегодня, как назло, к нашему коллективу присоединились ксенофизиологи, которых до того не могли допустить, потому что их кафедра не проходила какую-то государственную проверку. Перед новыми коллегами было неловко за вонь, но что поделать.

Они довольно быстро выяснили презанимательнейшую вещь: господин Умукх не управляет в полной мере своим телом. Точнее сказать, он не управляет им с той степенью детализации, с которой это может делать человек. Скажем, он спокойно поднимает одну ногу за другой, когда ходит, но если просто попросить его поднять ногу, он не понимает, как это сделать. То же самое касается и прочих движений: он оказался абсолютно неспособен к танцам и даже элементарной зарядке, как кукла, у которой конечности поворачиваются только в пределах подвижности шарниров.

В разгар нашего жаркого обсуждения этого феномена в рекреацию явился господин Сержо. Выглядел он скверно — синяки под глазами, отёкшее лицо, тремор в кистях рук. Чувствую, этот проект даётся ему дорогой ценой.

Оглядев помещение и не обнаружив подопытного — тот использовал перерыв, чтобы пойти ещё порыться в куче плесневелых фруктов, — господин Сержо закрыл дверь и сложил руки на груди.

— У меня к вам вопрос, господа интеллектуалы, — начал он, и я уже понял, что грядёт что-то нехорошее. К исследователям на проекте этот господин относился немногим лучше, чем к подопытному. — В соглашении о проекте всеобщим по белому написано, что вы обязаны предоставить ему всю известную вам информацию из публичного домена, в особенности по биологии, медицине и смежным темам. Можно узнать, какого дьявола он узнаёт о микробах от уборщицы?

Мы обомлели. Господин Умукх никогда не спрашивал о микробах…

— Речь шла о том, чтобы отвечать на все его вопросы, — первым собрался с мыслями доктор Зеленски. — Что мы и делаем. О микробах он не спрашивал.

— Мне глубоко наплевать, что он спрашивал, что нет, и даже к чему имеет доступ, — нетерпеливо вздохнул господин Сержо. — Вы понимаете, что будет, если Байч-Харах услышит, что вместо лучших умов планеты его подопечным занимается уборщица?

— Ну, может, её к нему не пускать? — предложил один из физиологов, доктор Грём.

— Я её уже отправил в отпуск, — отмахнулся Сержо. — Дело не в этом. Муданжцы отдали его нам, чтобы он удовлетворил свою тягу к знаниям. Если он поймёт, что мы свою часть сделки не выполняем, можете с проектом распрощаться. А если мы до тех пор не поймём, как устроена эта тварь и как с ней справиться в случае чего, минбез нас тоже по головке не погладит. От вас же ни в том, ни в другом направлении толку нет!