Сердце продолжает увеличиваться в весе,

а также в длину, ширину и толщину,

вплоть до позднего периода жизни:

это увеличение более заметно у мужчин, чем у женщин.

Генри Грей. «Анатомия Грея»

Глава 107

О, глупейшая глупость сердца!

Разделенное, ни здесь, ни там не находящее покоя!

Что жаждет Небес, но цепляется за землю.

Что ни здесь, ни там не знает истинного веселья,

Выбирая наполовину, полностью упуская хорошую часть: —

О глупец среди глупцов, в поисках твоих.

Кристина Россетти

Поздняя жизнь: Двойной сонет сонетов

— Никотиновые пластыри, — сказала Робин, — виноград… бананы… орехи… овсяные батончики….

— Серьезно?

— Ты же говорил, что тебе нужно то, что полезно для здоровья, — сказала Робин над открытой сумкой из супермаркета.

— Да, я знаю, — вздохнул Страйк.

Прошло пять дней с тех пор, как Аноми в наручниках вытащили из дома его родителей, но это был всего лишь второй визит Робин к больничной койке ее партнера. Сестра Страйка Люси и его дядя Тед доминировали в часы посещений, и Робин предполагала, что Мэдлин тоже должна была регулярно посещать больницу. Робин отчаянно хотела поговорить со Страйком, но ее единственный предыдущий визит был неудовлетворительным, потому что он был полон морфия, оцепеневший и сонный. Ее вину и тревогу по поводу его травмы не успокоила холодность в голосе Люси, когда она позвонила и сказала Робин, что Страйк хотел бы увидеться с ней сегодня. Очевидно, Робин была не единственной, кто винил себя в том, что случилось с ее партнером. Робин задавалась вопросом, почему Мэдлин или Люси не могли принести Страйку продукты, о которых он писал ей, но, благодарная за то, что ей разрешили сделать что-то для него, она не стала спрашивать об этом.

— ... и еще темный шоколад, потому что я не бесчеловечная.

— Теперь ты говоришь… Темный?

— Лучше для тебя. Антиоксиданты. Меньше сахара. И Пэт настояла на том, чтобы сделать тебе фруктовый пирог.

— Всегда нравилась эта женщина, — сказал Страйк, глядя, как Робин кладет завернутую в фольгу упаковку в форме кирпича в прикроватную тумбочку.

Сегодня днем у каждого из четырех мужчин в маленькой палате были посетители. Двое пожилых пациентов, выздоравливающих после неопределенных операций, тихо беседовали со своими семьями, а мужчина, восстанавливающийся после сердечного приступа в возрасте тридцати трех лет, только что уговорил свою девушку прогуляться, где, как знал Страйк, он надеялся спокойно покурить. Запах дыма, который его товарищ по палате пускал по следу каждый раз, когда возвращался с одной из таких прогулок, был постоянным напоминанием о привычке, от которой Страйк поклялся навсегда отказаться. Он даже цензурно посоветовал молодому человеку не курить после сердечного приступа. Страйк прекрасно осознавал собственное вопиющее лицемерие, но ханжество было единственным удовольствием, которому он мог сейчас предаваться.

— ... а эти две фляжки — крепкий чай, но прежде чем ты скажешь мне, что он не вкусный, в нем стевия вместо сахара.

— Что за хрень — стевия?

— Подсластитель без калорий. А это, — сказала Робин, доставая из пакета последний предмет, — от Флавии и Кати.

— Почему они дарят мне открытку? — сказал Страйк, взяв ее и рассматривая фотографию щенка, держащего воздушные шарики. — Ты сделала всю работу.

— Если бы тебе не удалось открыть входную дверь и впустить соседей, — сказала Робин, понизив голос, когда жена одного из стариков проходила мимо изножья кровати, чтобы наполнить его кувшин водой, — мы бы все погибли.

— Как они?

— Катя опустошена, что неудивительно. Она все еще в палате наверху. Я навещала ее вчера, и тогда Флавия дала мне эту открытку. Я не думаю, что Катя имела представление о том, что… что такое Гас. Райан Мерфи сказал мне, что когда полиция обыскала комнату Гаса, они нашли повсюду ужасные рисунки. Женщин резали ножом, вешали, пытали… Он также проткнул ногой свою виолончель.

— Они нашли телефон Блэя? Досье? — спросил Страйк, который, очевидно, соображал сегодня гораздо лучше, чем в прошлый визит Робин.

— Да. Все это было спрятано под половицей, которую он взломал, вместе с подлинным письмом Джоша к Эди и латексными масками — все.

— Значит, те звонки со сменой голоса, — сказал Страйк, у которого было достаточно времени подумать, лежа в постели. — Они были от Флавии, верно?

— Боже, ты молодец, — сказала Робин, впечатленная. — Да, это так. Она видела, как Гас заменил письмо Джоша своим собственным на кухне, где Катя оставила свою сумку. Он стоял спиной к Флавии, и она прокралась наверх, и Гас ее не заметил. Она сказала мне, что идея изменить голос пришла к ней после того, как Брэм рассказал ей об этих шумовых приложениях. Она действительно умная и наблюдательная девочка.

— Что ж, будем надеяться, что ее мать держит ее подальше от интернета, — сказал Страйк, потянувшись за плиткой шоколада. — Нам не нужен еще один гребаный криминальный гений в семье.

— Она хочет стать детективом, — сказала Робин. — Она сказала мне об этом вчера.

— Мы должны предложить ей стажировку. Почему она не сказала матери, что видела, что Гас делал с письмом? Испугалась?

— Ну, она не может открыто сказать об этом при Кате, но да, я думаю, она была в полном ужасе от Гаса. Если ты спросишь меня, Флавия была единственной в семье, кто чувствовал, какой он на самом деле. Знаешь, она как бы пыталась рассказать нам или намекнуть — помнишь, как она сказала “Может быть, вам придется вернуться еще раз” после того, как мы пришли к ним домой. Она сказала мне, что видела стрельбу Эллиота Роджера в новостях, когда Гас был в больнице. Я проверила: это было в тот день, когда Эди была госпитализирована из-за попытки самоубийства, а Аноми исчез из Твиттера и игры в те же пару дней. Это было одно из так называемых доказательств того, что Эди была Аноми, которое братья Пич поместили в досье.

— Хм, — сказал Страйк, слегка поморщившись, когда устраивался поудобнее на подушках, — ну, мы могли бы обойтись и менее косвенными намеками. Но в следующий раз, когда я скажу: “Как тебе нравится Х в качестве нашего преступника?”, давай просто остановим расследование, пока не исключим Х.

— Принято к сведению, — сказала Робин, улыбаясь.

— Вот что. Вчера заходила Анжела Дарвиш, — сказал Страйк, и Робин почувствовала прилив негодования из-за того, что Дарвиш разрешили увидеться со Страйком до ее собственного второго визита, — и она сказала мне, что этот ублюдок прослушивает верхние этажи. Он был очень занят в даркнете, покупая все свое оборудование. Он мог слышать все, что Джош и Катя говорили друг другу, и Эди тоже, пока она не перестала ходить к ним домой. Но он сам себе вырыл яму, потому что жучки засекли то, что произошло до того, как мы появились на улице.

Очевидно, после обеда позвонили из Королевского музыкального колледжа и сообщили, что Гас не явился на беседу с репетитором, не сдал ни одной из оговоренных работ и, по сути, почти весь год врал родителям, что посещает частные занятия, и его вот-вот выгонят. После того как Иниго целый час рассказывал ему, какой он бесполезный маленький засранец, Гас спустился в свою комнату, взял мачете, вернулся наверх и нанес Иниго несколько ударов ножом в грудь и шею.

Робин уже знала все это, потому что Мерфи рассказал ей, но издала соответствующие звуки интереса. Ей казалось, что Страйку нужно почувствовать, что он знает то, чего она еще не знала.

— Она сказала, что они допросили и Барреттов, но не сказала мне, как все прошло.

— Мерфи рассказал мне немного, — сказала Робин. — Дарси на три года опережала Гаса в Королевском музыкальном колледже, и ей стало жаль его, потому что он был таким одиночкой, поэтому она пригласила его на вечеринку в один из выходных.

— Женская предрасположенность к жалости чертовски опасна, — сказал Страйк сквозь полный рот темного шоколада. Он бы предпочел “Твикс”, но это было все же лучше, чем больничная еда.