— Нет, послушай…

— Я бы не пригласил тебя в «Ритц», если бы не был готов платить, — перебил Страйк, махнув рукой. — Я хотел заказать торт, но…

— Илса уже сделала это для завтрашней встречи? — догадалась Робин.

Следующим вечером друзья Робин, включая Страйка, собирались на праздник, организованный для нее их общей подругой.

— Ага. Я не должен был тебе говорить, так что притворись пораженной. А кто вообще придет на ужин? — спросил Страйк. Ему было интересно, будут ли люди, которых он не знает: особенно мужчины.

Робин перечислила имена пар.

— …и мы с тобой, — закончила она.

— Кто такой Ричард?

— Новый бойфренд Макса, — сказала Робин. Макс был ее соседом по квартире, актером и домовладельцем, который сдавал спальню, чтобы выплачивать ипотеку. — Я начинаю задумываться, не пора ли съезжать от него, — добавила она.

Появилась официантка, и Страйк заказал им обоим сэндвичи, после чего снова повернулся к Робин.

— Почему ты подумываешь переехать?

— Ну, телешоу, в котором играет Макс, очень успешно, его недавно продлили на второй сезон. И они с Ричардом, кажется, очень увлечены друг другом. Я не хочу дождаться момента, пока они попросят меня съехать. В любом случае, — Робин сделала глоток своего нового коктейля, — мне тридцать. Пришло время начать жить одной, тебе не кажется?

Страйк пожал плечами.

— Я не особо хорошо разбираюсь в вещах, которые нужно делать к определенным датам. Это больше по части Люси.

Люси — сестра, с которой Страйк провел большую часть своего детства, потому что у них была общая мать. Он и Люси обычно придерживались противоположных взглядов на то, что составляет жизненные удовольствия и приоритеты. Люси огорчало, что Страйк, которому было почти сорок, продолжал жить один в двух съемных комнатах над своим кабинетом, без каких-либо стабилизирующих обязательств — супруга, дети, ипотека, ассоциация учителей и родителей, дежурные рождественские вечеринки с соседями — все, от чего их мать безжалостно уклонялась, как и он.

— В общем, думаю, мне пора обзавестись собственным домом, — подытожила Робин. — Я буду скучать по Вольфгангу, но…

— Что за Вольфганг?

— Такса Макса, — сказала Робин, удивленная резким тоном Страйка.

— О… я подумал, это какой-то немец, который тебе приглянулся.

— Ха… нет, — усмехнулась Робин. Сейчас она уже чувствовала себя довольно пьяной. Однако надеялась, что сэндвичи помогут.

— Нет, — повторила она, — Макс не из тех, кто пытается свести меня с немцами. И должна признаться, это даже хорошо для разнообразия.

— Многие пытаются свести тебя с немцами?

— Не с немцами, но… О, ты знаешь, каково это. Ванесса постоянно советует мне зарегистрироваться на Тиндере, а моя кузина Кэти хочет, чтобы я познакомился с ее другом, который только что переехала в Лондон. Они называют его Лесоруб1.

— Лесоруб? — повторил Страйк

— Да, потому что его имя… звучит как-то схоже. Не помню, — сказала Робин, неопределенно махнув рукой. — Он недавно развелся, поэтому Кэти считает, что мы идеально подходим друг другу. Я правда не понимаю, почему двух людей делает совместимыми то, что каждый из них облажался в браке. На самом деле, если что…

— Ты не облажалась в браке, — перебил Страйк.

— Это так, — возразила Робин. — Я вообще не должна была выходить за Мэтью. Это был сущий хаос, и чем дальше, тем хуже становилось.

— Это у него была интрижка на стороне.

— Но я была тем, кто не хотел быть в этих отношениях. Это я пыталась порвать с ним во время медового месяца, а потом струсила…

— Ты пыталась? — спросил Страйк, для которого это было новой информацией.

— Да, — сказала Робин. — Я знала, в глубине души, знала, что все это было неправильно…

На мгновение она перенеслась обратно на Мальдивы в те жаркие ночи, когда Мэтью спал, а она в одиночестве бродила по белому песку возле их виллы, спрашивая себя, влюблена ли она в Корморана Страйка.

Принесли сэндвичи, и Робин попросила стакан воды. Минуту или около того они ели молча, пока Страйк наконец не произнес:

— Я бы не стал регистрироваться на Тиндере.

— Ты бы не стал или мне не следовало бы?

— И то, и другое, — сказал Страйк. Он успел доесть один бутерброд и приступить ко второму, в то время как Робин откусила всего пару кусочков. — При нашей работе неразумно слишком много демонстрировать себя в интернете.

— Именно так я и сказала Ванессе, — ответила Робин. — Но она настаивает, что я могла бы использовать псевдоним, пока мне кто-то не понравится по-настоящему.

— Нет ничего лучше, чем солгать о собственном имени, чтобы создать прочный фундамент доверия, — сказал Страйк, и Робин снова рассмеялась.

Он заказал еще коктейлей, и Робин не возражала. В баре прибавилось людей по сравнению с тем, когда они только пришли, гул разговоров стал громче, а каждый кристалл, свисающий с люстры, был окружен туманным ореолом. В этот момент Робин чувствовала непонятную нежность ко всем в этой комнате: от пожилой пары, тихо разговаривающей за шампанским, и суетливых барменов в белых пиджаках до седовласого мужчины, который улыбнулся ей, пока она смотрела по сторонам. Но больше всего ей нравился Корморан Страйк, который устроил ей чудесный, запоминающийся и весьма дорогостоящий вечер дня рождения.

Страйк же, который действительно не любовался грудью Шахерезады Кэмпбелл в тот день много лет назад, изо всех сил старался проявить такую же деликатность к своему деловому партнеру, но в его глазах она еще никогда прежде не была столь хороша: раскрасневшаяся от коктейлей и смеха, с рыжевато— светлыми волосами, которые сияли в рассеянном свете золотого купола над ними. Когда она внезапно наклонилась вперед, чтобы поднять что-то с пола, глубокий разрез декольте открылся за висящим опалом.

— Духи, — сказала она, выпрямляясь и доставая принесенный из «Либерти» маленький пурпурный мешочек с подарком Страйка. — Хочу нанести немного.

Она развязала ленту, развернула сверток и извлекла квадратную белую бутылочку. Страйк наблюдал, как она распылила немного духов на каждое запястье, а затем — он заставил себя отвести взгляд — вниз, в ложбинку на груди.

— Мне очень нравится, — сказала она, прижав запястье к носу, — Спасибо.

С того места, где он сидел, до него донесся легкий запах духов: хотя его обоняние было слегка притупленно долгими годами курения, тем не менее он различил розу и мускусный оттенок, который навел его на мысли о согретой солнцем коже. Принесли свежие коктейли.

— Наверное, она забыла про мою воду, — сказала Робин, потягивая свой «Манхэттен». — Это будет мой последний на сегодня. Я теперь не часто хожу на каблуках. Не хочу полететь головой вниз посреди «Ритца».

— Я вызову тебе такси.

— Ты достаточно потратился.

— С деньгами у нас все в порядке, — сказал Страйк. — Неплохо в качестве разнообразия.

— Я знаю — и разве это не здорово? — вздохнула Робин. — На самом деле у нас солидный счет в банке и куча предстоящей работы… Страйк, мы добились успеха, — просияла она, и он почувствовал, что сияет в ответ.

— Кто бы мог подумать?

— Я, — ответила Робин.

— Когда ты меня встретила, я был почти банкротом, спал на раскладушке в своем кабинете, и у меня был один клиент.

— И что? Мне понравилось, что ты не сдался, — сказала Робин, — и я была уверена, что ты действительно хорош в своем деле.

— С чего, черт возьми, ты была уверена?

— Ну, я ведь видела, как ты работаешь, не так ли?

— Помнишь, как ты принесла поднос с кофе и печеньем? — спросил Страйк. — Мне и Джону Бристоу, в то первое утро? Для меня было непостижимо, где ты все это взяла. Это было похоже на ловкий фокус.

Робин рассмеялась.

— Я просто спросила у парня на нижнем этаже.

— И тогда ты сказала «мы»: «Я подумала, что мы, предложив клиенту кофе, не можем пойти на попятную».

— У тебя такая память, — воскликнула Робин, удивленная тем, что он так легко вспомнил точные слова.