— Ты в порядке? — спросил Страйк, когда они с Робин вернулись в машину.

— В порядке, — ответила она, что было не совсем правдой. — Что теперь?

Мы могли бы остановиться у Ника и Илсы? — предложил Страйк без особой уверенности.

— Мы не можем. Она беременна. Им не нужны гости, за которыми следит Халвенинг.

— Ну, если ты готова ехать обратно в Лондон, мы могли бы найти другую гостиницу — может быть, где-нибудь рядом с офисом, чтобы мы могли получить доступ к нашим вещам, когда нам разрешат вернуться? Но если ты предпочитаешь остаться здесь…

— Нет, — сказала Робин, которой хватило Кембриджа на очень долгое время, — я лучше вернусь назад.

Глава 86

О нетерпеливое терпение моего жребия! —

Так с самим собой: а как, друзья, с вами?

Кристина Россетти

Поздняя жизнь: Двойной сонет сонетов

Жестокое убийство Викаса Бхардваджа, который поступил в Кембриджский университет в шестнадцать лет, чей гений стал доктором астрофизики в двадцать три года и который уже получил международную премию за исследования, вызвало оправданный шум в средствах массовой информации. Робин, которая читала все новости, почувствовала, что ее переполняет едва ли оправданная скорбь по молодому человеку, которого она никогда не видела. Разве это неправильно, задавалась она вопросом, чувствовать, что его убийство было особенно ужасным, потому что он был таким гениальным?

— Нет, — ответил Страйк, когда она задала ему этот вопрос в кафе отеля на Поланд-стрит, где они остановились два дня спустя. Они ждали прибытия остальных членов команды, чтобы встретиться лицом к лицу. Страйк решил, что, поскольку офис недавно подвергся бомбардировке, моральный дух команды должен быть приоритетнее, чем несколько часов отсутствия наблюдения. — Я бы с радостью согласился, чтобы Оливера Пича переехал поезд, если бы мы могли вернуть Бхардваджа. Какой толк от этого чертова Пича?

— Ты не думаешь, что это немного… евгенично? — сказала Робин.

— Только если я лично начну пихать тупиц под поезда, — сказал Страйк. — Но поскольку я не собираюсь убивать людей, которые мне не нравятся, я не думаю, что есть что-то плохое в признании того, что некоторые люди вносят больший вклад в мир, чем другие.

— Значит, ты не придерживаешься мнения “смерть любого человека уменьшает меня”? — спросила Робин.

— Я бы не почувствовал никакого уменьшения от смерти некоторых ублюдков, которых я встречал, — сказал Страйк. — Ты видела, что семья Бхардваджа написала сегодня утром в “Таймс”?

— Да, — ответила Робин, не упомянув, что это заявление довело ее до слез. Помимо просьбы о помощи в поисках убийцы, семья Викаса говорила о своей огромной и неизменной гордости за гения, который никогда не позволял своей инвалидности встать на его пути, и для которого астрофизика была всей его жизнью.

— Это заполнило для меня многие пробелы, — сказал Страйк.

— Каким образом?

— Доктор астрофизики казался очень маловероятным кандидатом для того, чтобы проводить так много времени в онлайн-игре. Но потом мы узнали, что в шестнадцать лет он учился в Кембридже, был тяжелым инвалидом — держу пари, он был чертовски одинок. Эта игра была его социальной жизнью. Внутри игры ему не приходилось сталкиваться с проблемами речи и передвижения. Должно быть, это было облегчением — перестать быть ребенком-вундеркиндом и стать просто еще одним фанатом, встречающим других фанатов.

— И иметь лучшего друга в Аноми.

— Да, — сказал Страйк, — и это интересный момент, не так ли? С кем бы Викас Бхардвадж, скорее всего, подружился из наших оставшихся подозреваемых?

— Я и сама задавалась этим вопросом, — сказала Робин.

— Кеа симпатичная, — сказал Страйк. — Я могу представить, как одинокий молодой парень будет очень рад стать ее лучшим другом.

— Верно, — сказала Робин. — Но тогда, если бы вы не знали о педофильских наклонностях Эшкрофта, вы могли бы подумать, что он хороший парень.

— И судя по тому, что я слышал на твоей записи, Пирс может быть очаровательным, когда хочет. К тому же он знал Ледвелл и Блэя. Жил с ними. Это было бы захватывающе для фаната.

Несколько секунд они сидели в тишине, оба думали, прежде чем Страйк сказал,

— Ну, пресса все еще не пронюхала о том, что мы там были, слава Богу… У тебя вчера все прошло нормально?

— Да, все хорошо, — ответила Робин.

Убедившись, что это безопасно, она ненадолго вернулась домой, чтобы взять чистую одежду и отвезти ее в отель. За час, проведенный в квартире, она полила слегка завядший филодендрон и на один безумный момент подумала о том, чтобы забрать его с собой в отель.

Робин подозревала, что состояние, в котором она впервые вошла в отель “Z”, уставшая после сотен миль дороги и только что обнаружившая труп Викаса Бхардваджа, могло предубедить ее против этого места, но ее номер, оформленный в оттенках серого, показался ей тесным и неприятно бездушным. В отличие от Страйка, она почти постоянно сидела там, потому что ей нужно было готовиться к модераторскому тесту, который Аноми собирался устроить ей меньше чем через неделю.

Ее напарник, напротив, был совершенно счастлив. Годы службы в армии приучили его к регулярной смене места жительства; он предпочитал чистые, незахламленные и утилитарные помещения, а тесные условия были полезны в те моменты, когда он не носил протез ноги. Кроме того, отель был идеально расположен, чтобы следить за ремонтом офиса и иметь доступ ко всем удобствам района, который он знал лучше всего.

Мидж и Барклай были первыми из субподрядчиков, прибывшими на собрание команды. Мидж была одета в черные джинсы и жилетку, которая заставила Робин остро осознать отсутствие тонуса в ее собственных руках.

— Сегодня утром все прошло по плану, — таковы были первые слова Мидж, обращенные к Страйку.

— Что произошло сегодня утром? — спросила Робин, которая с семи утра все время смотрела эпизоды сериала “Чернильно-черное сердце” и пытался запомнить сюжеты и важные реплики.

— Навестила первую жену Джейго Росса, — сказала Мидж. — Показала ей видеозаписи, которые мы сняли, где он избивает их детей и заставляет маленькую девочку перепрыгивать через забор на своем пони.

— И что? — сказал Страйк.

— Она собирается подать заявление на единоличную опеку, — сказала Мидж. — Она обещала не звонить Россу или своему адвокату до вечера.

— Хорошо, — сказал Страйк.

— Ты собираешься…? — начала Робин, но Барклай в это время сказал,

— Уже нашли кого-нибудь на замену Натсаку?

— Я работаю над этим, — сказал Страйк Барклаю, хотя на самом деле после возвращения из Кембриджа у него не было времени на решение кадровой проблемы. Большая часть того утра была посвящена встрече с арендодателем офиса, который после бомбардировки по понятным причинам забеспокоился о продлении аренды, и его пришлось долго успокаивать.

— Ну, мы с Мидж узнали новости о Фингерсе, — сказал Барклай.

— Отлично, — сказал Страйк. — Раскажете нам, когда придут Дев и Пэт: они всего в минуте ходьбы.

Робин была рад видеть, что Пэт выглядела как обычно, когда пришла с Дэвом, ее бодрая походка свидетельствовала о том, что дверь, от взрыва влетевшая в нее, не нанесла ей никаких серьезных повреждений. Не изменились и манеры Пэт: когда она бросила неприязненный взгляд на треугольный табурет, на котором должна была сидеть, Страйк встал, чтобы предложить Пэт диван, на что та прорычала,

— Я могу справиться с табуреткой, я еще не дряхлая, — и села, яростно затягиваясь электронной сигаретой.

Когда все заказали еду и напитки, Страйк сказал,

— Я подумал, что мы должны встретиться лицом к лицу. Я знаю, что вам всем пришлось нелегко, Робин и я уехали на несколько дней. Просто хочу, чтобы вы знали, что мы ценим то, как много работы вы выполняли в наше отсутствие, и то, что вы остаетесь с агентством, после того, что произошло.

— Полиция приблизилась к поимке террориста? — спросил Дев.