— Да, скорее всего его ожидает разбирательство, — добавил Судья, а старик Степан продолжил.
— Что же касается ваших слов, Ада, то мы видим, что ваша память действительно подвергалась воздействию неэкзистенциального вида. И те отрывки воспоминаний, которые удалось найти, говорят в вашу пользу. Мы будем искать дополнительную информацию, чтобы использовать её как доказательства сверх того, что имеем. И мы можем гарантировать вам неприкосновенность на время разбирательств, а также временное отстранение от работы, — он чуть помолчал, задумчиво смотря на широкую реку, покрытую рябью от ветра. — Теперь перейдем к неприятному. Ваша метка. Денеб — отступник и не имел права так поступать с вами. Но вы странным образом не имеете претензий. И дело можно было бы замять, если бы не ваши “интересные” отношения.
— Вообще, это возмутительно, — вступила в разговор Арма. Её водянисто-серые глаза смотрели на меня с неприкрытой ненавистью и даже отвращением, словно я стояла перед ней грязная или вонючая, а может и то и другое сразу. — Феникс и сущность! Этот союз по своей природе невозможен! Он против природы!
— Не шумите вы так. Я же сказал, что немного помог Аде синхронизироваться. Но вы и сами видите, что дело не в моём искажении. Оно вообще никак не повлияло. Просто Ада и Денеб — пара. Идеальное совпадение природы сущности и природы Феникса. Одна стихия, разные проявления — баланс, — Льё разговаривал с ними на равных, будто бы не имел статуса преступника и нарушителя правил.
— С этим нам придётся разбираться отдельно. Но позже. Мы приняли во внимание тот факт, что метка сущности служила и служит защитой одного из сильнейших из Фениксов Сёртуна, да и всего сообщества, — кивнул Истиль.
— Так что же вы решили? — робко спросила я, ухватившись за локоть Дена, совершенно автоматически, будто бы всегда так делала в минуты крайней тревоги. Он прикрыл мою руку своей ладонью и легонько сжал. И даже после удивленных взглядов собравшихся, я не изменила своему порыву. С Денебом мне спокойно. И точка.
— Руки лишать вас точно не будем. Такого рода феномен стоит изучить. Но чуть позже. Сначала нам нужно разобраться с Сёртуном. А вы, Ада, не представляете опасности, в отличие от него, так что можете быть свободны. Льётольв и Денеб должны оставаться в буфере на время расследования.
— Так просто? — удивилась я.
— А чего вы хотели? — усмехнулся Судья. — Чтобы мы вас исказили прямо здесь? Казнили, отрубили руку? Наши сообщества не настолько огромны, чтобы разбрасываться ценными кадрами. Да и стоит признать, что Денеб и Льётольв не доставляют нам неприятностей уже очень давно. Но это не значит, что вы все можете вытворять что угодно безнаказанно. Всё. Нам пора. Будем держать вас в курсе, ждите.
Перешептываясь, все пятеро покинули нас. Льё ухмыльнулся, спрятав руки в карманы своего неизменного клетчатого пальто, и отошёл к перилам. Я всё ещё стояла, уцепившись за Денеба, и никак не могла уложить в голове мысль о том, что теперь свободна.
— Лапушка, — шепнул Ден. — Ты не рада?
— Не знаю. Что мне делать, Ден? — я заглянула ему в глаза, надеясь увидеть в них если не ответ, то хотя бы подсказку.
— Что захочешь. Можешь остаться здесь, в буфере. Можешь уехать куда-нибудь ещё. Но я бы не рекомендовал отправляться в обычные города. Ты ещё слаба, тебе нужно восстановиться…
— Он намекает на то, чтобы ты осталась с ним, — нарочито громко и чётко вставил Льё.
— Да, намекаю! — театрально ответил Ден. — И не обязательно это озвучивать!
— Если честно, я хотела бы сменить обстановку. Здесь я чувствую себя странно. Не могу объяснить…
— Тебе решать, птичка. И только тебе.
Денеб отпустил меня и встал рядом с Льё. Они оба смотрели на реку, иногда поднимая взгляды к серому весеннему небу. А я никак не могла понять, что чувствую по отношению к ним. Каждый день с момента знакомства с Деном я задавалась вопросом о существовании чувств у него. Теперь могу адресовать этот вопрос себе.
— Tabula rasa(чистая доска (лат.)), — шепнула я.
— Именно так, милая наша Ада, — откликнулся Льё. — Ты можешь начать всё с чистого листа. Мы поймем.
— Я вовсе не хочу вас бросать, — подойдя к ним со спины, я обняла их. — Кажется, у меня после всех злоключений нашлись друзья.
— Друзья? — эхом отозвался Ден.
— Ага, после всего Адочка считает нас друзьями, — улыбнулся Льётольв.
— Ну тебя ей и надо считать другом! — защищался Денеб.
— Давай не будем, а? — экзистенциалист погрозил ему кулаком.
— Я не пойму, вы из-за меня собрались ругаться? Бросьте это дело. Льё, тебе же нравится Майя? Разве нет? — я заглянула ему в лицо и встретила только меланхоличную улыбку. — Вы убиваете меня. Оба.
Ден вдруг развернулся, схватил меня и прижал к себе крепко-крепко, что я даже испугалась, как бы не раздавил. После всего, что у нас с ним было, после невероятного обмена энергией, после тех минут запредельного наслаждения, спокойствия и безмятежности, я искренне верила, что мы созданы друг для друга кем-то очень важным и мудрым. И, наверное, сможем сделать многое для будущего таких же, как и мы. Но Льё… Его мне так и не удалось разгадать. И я понимала, что хотела этого — узнать, что он скрывает внутри, каково его истинное лицо.
Шумно вдохнув, Денеб нерешительно, совершенно не похожим на него скромным движением, потянулся к моим губам. По телу сразу же пробежала дрожь воспоминаний, сладострастная волна. Почему поцелуи не бывают вечными?
— Я могу снять метку, — добавил он после.
— Не ты один, — вставил Льё, подобравшись к нам ближе. — Адочка не хочет обнять и меня на прощанье?
— Льётольв! — строго глянула я на него, но тут же оттаяла, встретив добрую улыбку. Невероятно. Пришлось крепко обнять и его. Льё пах сигаретами и дорогими духами, я вспомнила редкие и неоднозначные прикосновения, слишком тревожные моменты между нами, и решительно освободилась из объятий.
— Шиповник — мой любимый цветок, между прочим. И это, — я задрала рукав пальто, обнажая руку, — моя любимая татуировка.
С этими словами я оставила улыбающегося Денеба и озадаченного Льётольва стоять на мосту. Меня же ждал прямой рейс в Будапешт. Но я знала, что вернусь. Рано или поздно, но вернусь.
notes
Примечания
1
Не говорите, если не знаете (лат.)
2
Всё побеждает любовь, и мы покоряемся любви (лат.)
